Алексей Апухтин - Архив графини Д **
Твой до последнего дыхания А. М.
18. ОТ В. И. МЕДЯШКИНОЙ.(Получ. 15 июня.)
Ваше Сиятельство матушка Графиня Екатерина Александровна. Сейчас Ваша тетушка и моя благодетельница получили Ваше письмецо, в котором Вы Их благодарите за оказанное Вам гостеприимство. Анна Ивановна приказали Вам ответить, что не Вам Их, а Им Вас благодарить следует за то, что Вы почти целый месяц Им пожертвовали и, можно сказать, усладили Их последние дни. А еще Тетушка приказали Вам написать, что Вы в этом добром деле не раскаетесь.
А какое уныние началось у нас после Вашего отъезда,— Вы себе и представить не можете! Если я как-нибудь нечаянно загляну в ту комнату, которую Вы занимали, слезы так и текут сами собою. Взгляну на платье, которое Вы мне подарили,— и опять плачу и не знаю, когда я эту прелесть надену. Разве в Светлый праздник. А Вы еще по своему великодушию обещали мне прислать шаль к Новому году. Не надо мне этого, ей-богу, не надо! Я до Нового года, может быть, и не доживу, а вот если бы Вы теперь прислали мне что-нибудь, что Сами носили, это был бы мне настоящий подарок.
И весь дом по Вас тоскует. Уж на что наши княжны девицы язвительные и тугие, даже и те от Вас в восхищении. Недавно я подслушала, как старшая княжна хвалила Вас сестре: «Это, говорит, такой бонтон, какого и за границей не во всякое время встретить можно. Она, говорит, вся состоит только из одного бонтона». И это правда, матушка Графиня, сущая правда!
Припадая к стопам Вашего Сиятельства, целую ручки Ваши и остаюсь по гроб жизни преданная
Василиса Медяшкина.
(Получ. 20 июня.)
Милая Китти. Ради бога, пригласи Ипполита Николаевича к себе пить чай после музыки и устрой ему партию в винт.
Твоя Мери
(Получ. 29 июня.)
От души благодарю Вас, милая графиня, за Ваше милое письмо. Вы пишете, что Оптин кажется Вам человеком сомнительным. Меня это нисколько не удивляет, а только доказывает Ваше большое познание людей и вещей. Я должна Вам сознаться, что прогнала его из управляющих за воровство, но у него семь человек детей, и я через жалость назначила его секретарем Общества, пока он не найдет себе места. Но мы его долго держать не будем, и я хочу его рекомендовать графине Анне Михайловне, которая, говорят, ищет управляющего.
У нас в Знаменском большое оживление: съехались все дочери, кроме Оли, с детьми и мужьями. Дочерям, а особенно внучатам, я очень рада, но мужей, конечно, лучше бы им оставить дома. Даже Петр Иванович, который два года меня будировал[31] и не клал ко мне ногу[32], пожаловал сюда, но продолжает будировать и почти не говорит со мною. Я не обращаю на это никакого внимания, и только два раза в день, когда он очень продолжительно целует мою руку, я отворачиваюсь и стараюсь целовать воздух вместо его лба, потому что от него так и разит смазными сапогами. Представьте, что теперь выдумали новые духи cuir de Russie[33] и Петр Иванович нарочно обливается ими, чтобы сделать мне неприятность. Я очень большая патриотка, иначе не говорю и не пишу, как по-русски, согласна даже любить дым отечества, но вонь переносить не могу.
Объясните мне, милая графиня, отчего теща считается таким отверженным существом, которое все должны ненавидеть? Но в других семьях тещу, по крайней мере, признают человеком, а для моих зятьев я даже не человек, а просто индейка с трюфелями. И, право, мне иногда кажется, что они стоят вокруг меня с вилками и ковыряют меня со всех сторон, чтобы достать трюфель покрупнее. А ведь все они порядочные люди, и, если б они мне были чужие, все шло бы прекрасно и я с удовольствием принимала бы их в Знаменском, а Петр Иванович не носил бы в кармане[34] кожевенного завода. Только бы дал бог поскорее выдать замуж Наденьку,— отдам им все, а себе оставлю какие-нибудь тридцать тысяч дохода, чтобы только не умереть с голода, и поселюсь во Флоренции или в Риме. А кстати: что Вы скажете о римских делах? Бедный папа![35] Хочу вышить туфли и послать от «неизвестной из России». Прощайте, милая графиня, пишите мне почаще.
Искренно Вам преданная Е. Кривобокая
P. S. Сегодня за обедом Петр Иванович назло мне назвал папу идиотом за его непрактичность. Я на это сказала: «Не всем же быть такими практическими людьми, как статский советник Бубновский». А надо Вам сказать, что Бубновский — ростовщик, которому Петр Иванович много должен. За это он наказал меня тем, что ушел спать, не простившись, а я этим воспользовалась и написала Вам письмо, потому что мои руки не пахнут сапогами.
21. ОТ М. И. БОЯРОВОЙ.(Получ. 10 июля.)
Милая Китти, мне необходимо ехать в город; я оставила Ипполиту Николаичу записку, что ты просила меня съездить по делам нашего Общества. Si tu le vois, invente quelque chose[36].
Mery
(Получ. 16 июля.)
Милая Китти. Я, может быть, очень виноват перед тобою. Вероятно, у меня в деревне лежит твое письмо, а я все не могу выбраться из Одессы. Ликвидация моих дел подходит к концу, я на все согласился, поступить иначе было невозможно. Недели через три надеюсь появиться на твоей петергофской даче, а пока меня перевезли на великолепную дачу Сапунопуло на берегу моря и всякими способами дают мне понять, что мне следует жениться на греческой девице. Ее тетка — отвратительнейшее существо, которую я прозвал «девой Евменидой», раз даже прямо посоветовала мне попытаться, обнадеживая, что, может быть, отказа не будет. Еще бы был отказ! Я пока не высказываюсь, не говорю ни да, ни нет, но когда все будет закреплено нотариальным порядком, немедленно улепетну с таким увлечением, что напомню им знаменитого их земляка «быстроногого Ахиллеса».
До скорого свидания, моя дорогая Китти. Пиши мне в Одессу.
Твой А. М.
(Получ. 19 июля.)
Милая Китти, ради бога, удержи у себя Ипполита Николаича до последнего поезда. Если он не играет в карты, предложи ему прокатиться в Монплезир. Часов в двенадцать я приеду туда и готова сидеть до восхода солнца.
Твоя Мери
(Получ. 15 августа.)
Милая графиня. Я только что ввалилась в Петербург и не чувствую своих ног от усталости. Я нашла Олю в хорошем положении, но она страшно боится родов, а потому я никак не могу уехать на несколько часов и навестить Вас в Петергофе. Будьте любезны, как всегда, и приезжайте ко мне завтра обедать. Вы сдадите мне дела, и мы наговоримся вдоволь.
Не можете ли Вы, милая графиня, взять от меня Наденьку на неделю или на две, чтобы она погостила у вас в Петергофе до Олиных родов? Вы меня очень этим обяжете, а характера ее не бойтесь: она несносна только со мной, а у Вас будет прекроткая. Это сущий ангел, когда захочет.
Искренно Вам преданная Е. Кривобокая
P. S. Если вы услышите, что кто-нибудь из Ваших петергофских знакомых собирается похитить Наденьку, чтобы с ней обвенчаться, прошу Вас делать глухое ухо[37]. Пускай себе венчается, я заранее прощаю и благословляю.
25. ОТ М. И. БОЯРОВОЙ.(Получ. 29 августа.)
Милая Китти. Мы так быстро собрались переехать в город, что я не успела заехать к тебе проститься. Костя неожиданно объявил мне, что через неделю отправляется на два месяца в деревню. Его брат Миша вышел в тот же полк, и старуха Неверова потребовала, чтобы они приехали к ней для раздела имения. Ты понимаешь, что, расставаясь надолго с Костей, мне в эти последние дни хотелось видеть его почаще. А Ипполиту Николаичу так надоело ездить каждое утро из Петергофа в министерство, что он очень обрадовался моему предложению переехать. Да и тебе пора перебираться: в такую погоду, как теперь, Петергоф нестерпим.
Неужели эта несносная Наденька все еще гостит у тебя? Когда мы в последний раз обедали у тебя, она так кокетничала с Костей, что совестно было смотреть. Костя с тех пор уверяет, что она ему очень нравится. Конечно, он говорит это, чтобы дразнить меня... Что же в ней хорошего?
Твоя Мери
(Получ. 2 сентября.)
Милая Китти. Сейчас княгиня Кривобокая сказала мне, что завтра ты привозишь к ней Наденьку, а потому прошу тебя непременно обедать у меня. Кстати, ты увидишь Мишу Неверова. По-моему, он премиленький офицерик, но мне интересно знать твое мнение. Угадай, кто у меня был вчера? Нина Карская! Я думала, что после ее парижских скандалов она не посмеет появиться в обществе. Я, конечно, ее не приняла; надеюсь, что и ты не примешь. Она приехала в Петербург так рано для того, чтобы отделывать совсем заново свой дом. Она собирается много принимать зимой, но кто же к ней поедет? Надо же, наконец, делать различие между развратными женщинами и... другими.
