Анн Бренон - Нераскаявшаяся
Обзор книги Анн Бренон - Нераскаявшаяся
Анн Бренон
НЕРАСКАЯВШАЯСЯ
Зима катаризма
Том 1
ПРАВДИВЫЙ РОМАН О ГИЛЬЕЛЬМЕ МАУРИ ИЗ МОНТАЙЮ
Посвящается Кристин, Гвендолин и Алинор
«Всякий прогресс рождается из мысли.»
Жан Жорес«О братья, пускай ещё раз соберёт нас вместе эта отверженная ночь, ибо вот–вот умолкнут образы, которые мы до сих пор не распознали».
Рене Нели, 1963 г.Предисловие. Правила игры
Поскольку цель этой книги — как можно глубже и полнее погрузить читателя в самое сердце мира последних окситанских катаров, заставить его оказаться в начале 14‑го века, я позволю себе несколько простых замечаний относительно того, как надо читать эту книгу.
1. Все персонажи, названные в книге полным именем, существовали реально, и не только главные герои. Второстепенные герои, персонажи дальнего плана или те, о которых только упоминается. Все.
2. Их идентичность, их роль и судьба, а также их характеры максимально совпадают с тем, что было на самом деле, по крайней мере, с тем, что мы можем найти в средневековых текстах. Очень многое взято из того, что говорили они сами, оказываясь перед трибуналом Инквизиции, или что говорили о них.
3. Отдельные персонажи, не названные точно (старуха Бернарда, ребёнок, стражник), являются выдуманными для связности повествования в рамках его правдивости.
4. Имена героев даны в их окситанской форме. Например, вместо имени Пьер употребляется Пейре, вместо Бернар — Бернат, вместо Андре — Андрю, вместо Варфоломей — Бертомью. В некоторых женских именах изменены окончания — Гильельма, Раймонда, Бланша.
5. Фамилии героев даны в соответствии с той традицией их написания и произношения, которую заложил Жан Дювернуа, и максимально приближены к современной форме, в какой они сейчас употребляются в Арьеже или Верхней Гаронне. Теперь они произносятся как Клерг, Марти, Сикре, Салль…
6. Привередливый читатель может заметить, что почти все мужчины в начале 14‑го века на Юге Франции носили имена Пейре, Гийом, Бернат или Арнот, и может отнести это на счёт недостатка воображения автора. Но это было бы неправильно. Таков был обычай тех времён. Хотя имена Фелип (Филипп), Жаум (Жак) и даже Жоан (Жан) тоже встречаются. Так же часто встречаются прозвища.
7. Подвергающиеся преследованиям христианские монахи–диссиденты, о которых повествуется в данной книге, это именно те, кого Инквизиция называла «катарами», «еретиками» и «совершенными». Сами они не называли себя иначе, как «христиане», а их верующие называли их «добрыми христианами», «добрыми мужчинами» и «добрыми женщинами»…
8. Читатель не должен также упустить из виду, что эти добрые люди, по примеру своих католических коллег, принимали «монашеское» имя после посвящения. Поэтому Пейре Отье и Пейре из Акса, Пейре Санс и Пейре де ла Гарде, а также Фелип де Талайрак и Фелип де Кустаусса — это одни и те же лица, как Ода Буррель и Жаметта.
9. Литургия и проповеди добрых людей, как правило, точно перенесены из оригинальных текстов. Автор редко позволяла себе вмешиваться в диалоги между добрыми людьми и верующими. Приговоры инквизиторов также являются аутентичными.
10. В конце книги находится алфавитный список персонажей, позволяющий читателю в любое время выяснить их дальнейшую судьбу — если она нам известна.
11. В конце книги также есть небольшой глоссарий с окситанскими терминами, уже вышедшими из употребления, и по этой причине трудными для понимания.
12. В заключение приводится хронология событий из жизни главной героини и её близких, для того, чтобы лучше вписать роман в контекст правдивой истории жизни Гильельмы, а историю её жизни — в контекст Истории как такой.
Автору остается только пожелать читателю углубиться в этот мир зверств и страданий и удачно переправиться через него. И достичь другого берега.
ПРОЛОГ
Мартовское бегство
Lanquan li jorn son lonc en may
M’es belhs dous chans d’auzelhs de lonh…
Мне в пору долгих майских дней,
Мил сладкий щебет птиц издалека,
Зато и мучает сильней
Моя далекая любовь…
Жоффре Рудель. Канцо. Далекая любовь.Перед глазами Гильельмы возвышалась пеш, скала Монсегюр, окутанная туманом. Было 16 марта 1306 года. Гильельма недавно вышла замуж, совсем недавно. Всего несколько недель тому она спустилась из горной деревни Монтайю, чтобы войти в дом Бертрана Пикьера, бондаря из Ларок д’Ольме.
«Уже отдана злому мужу; уже отдана злому мужу весёлая девица…» — монотонно напевает Гильельма без всякой радости в голосе, тихо, чтобы никто не услышал.
Она неподвижно застыла, выпрямившись, наверху улочки, возле церкви дю Меркадаль. Перед ней высятся городские укрепления, а за ними встают Пиренеи, голубые в туманной дымке. Гильельма зябко кутается в шаль из чёрной шерсти, спряденной ею, неутомимой прядильщицей, из шерсти высокогорных овец, и сотканной дома ее отцом, Раймондом Маури, ткачом из Монтайю. В этот мартовский вечер чувствуется сырость талых снегов. Гильельма устремляет взгляд на горы. Земля д’Айю почти неразличима из–за высоких домов города, а прямоугольное плато Плантаурель заслоняет остальные вершины. Плато возносится ввысь, как орёл, но ещё выше встают, прорезая облака, пик святого Варфоломея, Сулайрак и гора Лафру, а на фоне Плантаурель чернеет силуэт Монсегюра.
Черты Гильельмы острые, упрямые. Её сестрица Раймонда не устаёт ей повторять, что она слишком худая, слишком резкая, слишком несдержанная. Но когда она смеется от радости, ее лицо свежеет и покрывается румянцем. Так описали ее Бертрану Пикьеру, и он принял решение, практически ее не видя. Небо свидетель, что он не изменит своего мнения, увидевшись с ней; как говорится, надо следовать воле неба, и принять все как есть, даже самое худшее. Инициатором этого брака был дядя Бернат из Ларок д’Ольме. Отец Маури немедленно дал своё согласие. Ведь имея восемь выживших детей, четверо или пятеро из которых еще надо выкормить, что нелегко во времена голода и Инквизиции, не отказываются от такого брака, даже с жителем равнины. Но мать не сказала ничего. Когда Гильельма спустилась из Монтайю, согласно брачному обычаю, одетая во все новое, она увидела своего молодого мужа лишь за два дня до свадьбы.
«Уже отдана злому мужу; уже отдана злому мужу весёлая девица…»
Гильельма вдыхает холод и сырость далёких снегов. Ей семнадцать лет, скоро будет восемнадцать, а жить больше не хочется, совсем не хочется. Особенно не хочется видеть этого Бертрана. Она всё глядит на крепость, недвижный и холодный Монсегюр.
Когда я была еще девочкой, еще до того, как стали приходить добрые люди, однажды вечером в Монтайю, мой отец Раймонд Маури рассказал нам, как во времена юности его отца, где–то полвека назад, люди Римской Церкви и короля сожгли две сотни добрых мужчин и добрых женщин у подножия скалы Монсегюр. Это случилось после того, как они захватили укрепленное поселение, построенное высоко на вершине, где были дома добрых людей. Это произошло в конце зимы, в такой же день, как сегодня. И дым от этого страшного костра стлался по долине еще несколько дней. Сырые дрова плохо горели. Эта жуткая мгла, непроницаемая завеса дьявола, дыхание, отравленное ненавистью… И моя мать Азалаис тогда начала свои вечные причитания: добрые христиане, малая отара овец Христовых, их всегда преследуют и осуждают на смерть злые люди. Князь мира сего хочет помешать всем нам достичь Спасения!
Этим мартовским вечером Гильельма пытается представить себе князя мира сего. Он одет в просторную красную рясу, усеянную сияющими бриллиантами, а поверх рогов нахлобучена огромная тиара. Он смеется без радости. И он захватил в свои когти и запутал в свои сети всякую власть на этой земле — баронов, графов, принцев, епископов. А сенешаль короля? А маршал де Леви? А инквизитор Каркассона? А папа Римский? Только добрые люди ему неподвластны, их слова несут прощение, из их рук исходит благословение и спасение душ, а ноги уносят их от преследований.
Сейчас их, добрых людей, во всей стране осталось так мало. Пять, семь — их можно сосчитать на пальцах обеих рук. В Монтайю они иногда приходили по ночам в дом отца. В Монтайю… Но здесь нельзя говорить о добрых людях, ни с Бертраном, ни с его злобной матерью Мерсендой… Один лишь раз Гильельма попробовала задать вопрос на эту тему. Бертран мертвенно побледнел от страха и бешенства. Его обычно красное лицо потеряло свой цвет, кулаки сжались.
Гильельма Маури, из Монтайю, семнадцати лет, хрупкая, но упрямая, решила оставить своего мужа, толстого Бертрана Пикьера, бондаря из Ларок д’Ольме, не слушать больше его злых речей, не терпеть прикосновений его жадных и грубых рук. Уже завтра утром. Она скажет, что хочет навестить тётю, а сама пойдёт в горы, дорогой, которую она знает, как свои пять пальцев. Гильельма вернется к себе, в дом отца и матери, в Монтайю.
