Иван Панькин - Начало одной жизни
Может быть, боцман позабыл про меня? А что ж, впопыхах все может случиться. Быстро одеваюсь, выхожу на палубу.
"Тайфун" уже отчалил от пристани, сейчас медленно разворачивается посреди бухты. Лена все еще машет рукой, я отвечаю ей.
Почти одновременно со мной из своей каюты выходит и капитан. Он оглядывает небо и довольно улыбается.
Я понимаю, зачем он это делает, и тоже начинаю оглядывать небесный свод. Голубой купол до того чист, будто кто его протер^ мокрой тряпкой. Правда, середина его кое-где запятнана тучками, но, видимо, они для капитана ничего не значили, разумеется, и для меня тоже.
Капитан после осмотра неба сразу уходит, а я еще остаюсь на месте и смотрю на эти тучки. Когда прищуриваю глаза, они превращаются то в сказочные дворцы, то в необыкновенные снежные горы, то становятся похожими на головы бородатых стариков.
- Ты что опять толчешься под ногами? - услышал я голос боцмана.
- А я уже отдохнул, теперь бы мне работу... - запинаясь, отвечаю ему.
- Ах да-а, - пробасил боцман. - Теперь, пожалуй, можно с тобой подзаняться, коли обещался. Значит, дам настоящую работу.
Он подает мне швабру, ветошь, приводит в гальюн, показывает стены, говорит:
- Чтоб через пять минут эти стены ну, и все остальное прочее блестело, как лысина у нашего старшего помощника, понятно? Действуй.
Я смотрел на "все остальное прочее" и никак не мог представить, как сделать, чтобы все это блестело.
В общем, напросился. И боцман мне услужил. Однако делать нечего, отказываться нельзя. Беру ветошь и одними пальцами начинаю протирать что-то, а что, и сам не вижу.
- Ты что, как мадемуазель фу-фу, держишь ветошь одними пальчиками? - говорит мне боцман.
- Боцман, - обиженно говорю я, - да разве это настоящая работа?
- Вот видишь, ты уже испугался трудной работы, а еще хочешь стать моряком. Если ты хочешь знать, все великие моряки начинали свою жизнь с трудностей.
- С гальюна?
- А что ж тут такого позорного?
Он берет у меня ветошь и без всякой брезгливости начинает протирать нижнюю часть гальюна.
- Вот как надо работать, - говорит он.
А за ним и я уже смело беру ветошь.
Пока я занимался работой, "Тайфун" вышел из бухты и сейчас медленно шел по зеркальному заливу. Выйдя на палубу, я с гордым видом оперся на швабру, заложил ногу за ногу и с суровым видом стал смотреть вперед.
Если бы у меня во рту торчала трубка, то я непременно был бы похож на "морского волка", но трубку не разрешает приобретать боцман. Он сказал мне:
- Если хоть раз из твоих ноздрей увижу дым, потом не пеняй на меня - рот законопачу смолой.
Суровый все-таки он человек.
Впрочем, в позу "морского волка" я стал не случайно. Навстречу "Тайфуну" медленно плыли перегруженные рыбацкие шаланды. Они возвращались с моря.
Пусть себе, думаю, смотрят рыбаки, какой серьезный моряк плывет на "Тайфуне".
Боцман поглядел на них:
- Навстречу баба с полными ведрами - к удаче, рыбацкие шаланды - к счастливому рейсу.
Когда шаланды скрылись за молом, боцман сказал мне:
- Ну что ж, юнга Остужев, теперь на пахту?
- На вахту.
Капитан поднимается на мостик,
Я следую за ним.
- Ты не штурманскую ли вахту решил принимать? - догоняя меня, засмеялся высокий матрос, рулевой. - Это, брат, пока еще рановато. А вот рулевую вахту мы сейчас, пожалуй, с тобой примем.
Он завел меня в рулевую рубку, взял мою руку и вместе со своей положил на штурвал. Сменяющийся рулевой четко отчеканил нам курс корабля. Мы повторили за ним и повели корабль в четыре руки.
"Тайфун" проходит последнюю веху, указывающую фарватер залива. За ней открытое море.
Капитан подходит к телеграфу, берется за его ручку...
- Полный вперед!
Я посмотрел на него и сказал себе:
"Ничего, когда-нибудь и я, Ванятка Остужев, поверну ручку телеграфа на "полный вперед".
