Иван Панькин - Начало одной жизни
- Тебе даже и каюту дали? - спросила она.
- А как же, - важно ответил я.
Подходя к боцманской каюте, Лена воскликнула:
- Так это же папина каюта!
- Какого папы? - спросил я. - Здесь со мной живет боцман.
- Боцман и есть мой папа, - сказала Лена.
- Ну, значит, тогда каюта общая, - поправился я.
Почти вслед за нами вошел боцман. Он невысокий, плотный, кряжистый, как дуб.
- А-а, стрекоза появилась! - увидев свою дочь, воскликнул он. - И уже успела познакомиться с нашим юнгой? Что ж, это хорошо, неплохой он парень. А тебя предупреждаю заранее: если будешь шалить, то говори сразу "до свидания". Тут же выпровожу с корабля, минуты одной держать не буду. Договорились?
- Договорились, папа, - сказала Лена.
- Ну так вот. А ты как себя чувствуешь, молодой человек? Привык уж к кораблю?
- Привык-то привык, - сказал я, - только матросской работы мне не дают делать, к кому ни пойду, все меня гонят, говорят, иди с коком работай. А разве я коком пришел на этот корабль? Меня обида берет, вот что.
- Ишь, какой прыткий парень! - сказал боцман. - Сразу и воробья в руки хочешь поймать. Молодец, учтем это дело. Ну, не горюй, что хочешь, то сбудется. Как выйдем в море, обязательно займусь с тобой, а сейчас пока бегай, отдыхай, развлекайся чем-нибудь. Вот Лена найдет тебе развлечение.
Лена, видно, на всякие развлечения была горазда.
Мы забрели в рулевую рубку. Около тумбы, на которой был компас, стояло небольшое ведерко с краской, рядом с ним - на бумаге несколько кисточек.
- Тумбу красили, - сказала Лена.
- Красили, да недокрасили, - заметил я. - Смотри, колпак-то, которым накрыт компас, некрашеный остался.
- И правда! - воскликнула Лена. - Давай покрасим?
- Давай.
Колпак был медный, и до того он был начищен, просто на солнце горел огнем, жалко его было даже красить.
Мы взяли кисти и через несколько минут он был размалеван. Немножко полюбовались своей работой и пошли на палубу искать чего-нибудь другого, что еще матросы не доделали. Только мы успели сойти с мостика, как нас обоих схватил за шивороты боцман.
- Ну-ка, голубчики, вернитесь назад, - сказал он. - Это вы тут натворили? - спросил он, показывая на колпак. - Да где же вы видели... - он даже поперхнулся от досады, а потом заорал: - Стереть сейчас же краску! Довести колпак до прежнего блеска, даже до солнечного сияния, чтобы на нем, как на солнышке, ни одного пятнышка не было!
- Папа, - сказала Лена, - а нам учительница говорила, что на солнце тоже есть пятна.
- "Пятна, пятна"! - передразнил ее боцман. - Если есть, значит потому, что за ним присмотра нет. Если бы стояло оно на нашем корабле, так ни одного бы пятнышка не было. Ну, меньше разговоров, давайте драйте, иначе вас обоих в трюм запакую.
Этот колпак мы терли почти полдня.
Частенько мы заходили в гости к капитану.
Однажды мы застали у него старшего помощника, или, как говорят моряки, старпома. Старпом, вертя в руках шахматную фигуру, говорил капитану:
- Вот ведь досада какая, придется прекратить погрузку погодка свежеет. Норд-ост дает знать о себе.
Капитан ему отвечал:
- Да, с норд-остом шутки плохие. В прошлом году английский "Фредерик", как щепку, на берег выбросил. Пока не утихомирится, придется поболтаться в открытом море.
- Жаль, жаль, - проговорил старпом.
- Ну ничего, - сказал капитан, - часика полтора еще можно грузиться.
Я радовался - наконец-то выйдем в открытое море - и уже представлял, как там, в море, громадные волны будут швырять наше судно и вдруг на судне что-то случится страшное, оно будет тонуть, все люди будут метаться, кричать... И вот тогда из боцманской каюты выйдет самый маленький человек - юнга, которого раньше не допускали до настоящей матросской работы, и спасет судно.
Я так размечтался, что даже не заметил, как старпом покинул каюту, а Лена, сидевшая рядом со мной оказалась за капитанским круглым столом. Очнулся я от голоса капитана, который кричал мне:
- Эй, дружище, ты что, как филин, уставился в одну точку? Чаю с медком хочешь?
Вскоре опять явился старпом и сказал капитану:
- Кажется, начинается, мелкие суденышки уже прячутся за пристани, а большие выходят в море.
Капитан встал из-за стола, надел фуражку и сказал:
- Выходим и мы. Ну, пострелята, - обратился он к нам, до свидания. Ты, Ванятка, марш в каюту, а ты, мордовочка, давай-ка, пока не поздно, беги домой. Как вернемся с болтанки, снова придешь. Ну, жму твою руку, пока.
Я хотел проводить Лену, но она недовольно посмотрела на меня и сказала:
- Сама знаю на берег дорогу.
И мы разошлись в разные стороны.
Посидев немного в боцманской каюте, я выбежал на палубу.
"Тайфун" уже вышел из бухты и теперь шел по заливу в открытое море - его прилично покачивало. От этого меня начинало тошнить. Наш кок Федосеевич, увидев меня, сказал:
- Эй, шкетик, ты что рожицу-то сморщил? Пойди-ка покушай огурчиков, легче будет.
Я слышал, что соленые огурцы - самое верное средство от тошноты, поэтому сразу же откликнулся на его совет.
- А где огурцы? - спросил я.
- Вон там, около камбуза, занайтованы два бочонка, один-то из них пустой, а другой - с огурцами.
Я подошел к камбузу и открыл бочонок...
Ба! Вот так огурец - там сидела Лена.
- Огурцы рядом, - весело глядя на меня, сказала Лена и тут же спросила: - Папа меня не ищет?
- Нет, я ему сказал, что ты попрощалась и ушла домой.
- А в море уже вышли?
- Вышли.
- Ну ладно, набирай огурцов, и пойдем посидим пока в камбузе, а потом уж я покажусь папе. Ой! Наверное, он будет ругаться! Бр-р, страшно!
Зайдя в камбуз и съев несколько огурцов, Лена спросила меня:
- Ты боишься качки?
- Я? Нет!
- Я тоже нет. А мутит тебя?
- Нисколько.
- Ох уж, "нисколько", а сам побледнел.
- Я? Это ты побледнела.
Мы спорили, спорили, а потом договорились до того, что ни я, ни она не боимся качки и нас обоих совсем не мутит, хотя чувствовали себя так, будто наглотались мух.
Через некоторое время у меня стала тяжелеть голова, шея уже не держала ее, голова валилась вперед, а у Лены лицо стало мертвенно бледным.
- Тебе очень плохо? - спросил я.
- Мне? Нет, только я хочу на воздух. Пойду пройдусь по палубе.
И она, словно после долгой тяжелой болезни, придерживаясь за стенки, поплелась к выходу.
"Тайфун" уже шел в открытом море, и здесь были такие большие волны, что они даже перемахивали через борт "Тайфуна" и гуляли по палубе.
Я, конечно, последовал за Леной. Лавина, катившаяся по палубе, схватила ее и, как мячик, подбросила вперед.
Я хотел задержать ее, схватился за руку девочки, и меня понесло вместе с ней. Почти у самого борта я зацепился за что-то, и мы оба ушли под волну, покрывшую нас. Когда волна отхлынула, мы оказались в чьих-то крепких руках. Хотя эти руки довольно грубо нас отбросили от борта, но я был рад, что они вырвали нас из воды, и еще больше обрадовался, когда увидел, что эти руки принадлежали нашему капитану, дяде Грише. Капитан привел нас в свою каюту и начал на наши головы метать огонь и молнии. Когда у него, видимо, запал кончился, он устроил допрос. На его строгие вопросы мне пришлось отвечать одному, потому что Лена как села на стул, повесила голову, так больше не поднимала ее, как говорят моряки - отдала концы в воду. Но, когда капитан спросил, где мы опять встретились, Лена набралась мужества, приподнялась и ответила:
- В бочке из-под огурцов.
Капитан улыбнулся и покачал головой.
- Ох, - произнес он, - что только с тобой будем делать, горе ты луковое!
А если уж капитан улыбнулся, значит, он больше не мог быть сердитым, такой уж у него был характер.
ВЫХОДИМ В МОРЕ
Настал для меня долгожданный час - выходим в море. Лену уже сняли с борта, она одиноко стоит на берегу и с завистью смотрит на меня. Жалко мне ее. И почему капитан не берет ее в море? Это все из-за ее отца - боцмана. Он говорит: детей привечать на корабле - это значит беспорядок допускать. Вот и он, легок на помине.
- Ну, друг ты мой разлюбезный, - говорит он мне, - теперь уж готовься к делу.
- На вахту? - спрашиваю я.
Боцман молчит.
"И зачем я его об этом спрашиваю? Само собой разумеется, что на вахту", - думаю я.
- Боцман, а что мне делать? - следуя за ним, спрашиваю я.
Боцман, видимо, не рад, что заговорил со мной, сердито отвечает:
- Иди в каюту, отдыхай.
"И правильно, - думаю я, - матросы всегда перед вахтой отдыхают".
Точно так же поступаю и я. Но разве заснешь, если у меня даже жилки на виске выстукивают: "На вахту, на вахту, на вахту!"
Лежу в постели и думаю:
"Наверное, Лена еще стоит на пристани и ищет глазами меня. Ах, бедная Лена! Если когда-нибудь буду капитаном, то в каждый рейс буду ее брать".
Но, однако, когда же наступит вахта?
Время мне кажется вечностью.
Сиплым басом заревел "Тайфун", заработала машина.
Пошли. А я сижу все еще в каюте.
Может быть, боцман позабыл про меня? А что ж, впопыхах все может случиться. Быстро одеваюсь, выхожу на палубу.
