Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 1
Но, такъ или инако, отвѣта отъ него ждутъ, — и надо дать его!..
Что-же онъ напишетъ?
Онъ снова сѣлъ за свой письменный столъ, передъ портретомъ племянницы, и, опершись головой объ руку, снова задумался крѣпкою и не веселою думою.
XXI
Общество послѣ обѣда перешло пить кофе на балконъ, обращенный въ садъ. Въ Шипмоунткаслѣ лэди Динморъ всегда готовила кофе сама послѣ обѣда, и готовила по арабски — съ гущею, какъ научилъ ее это дѣлать мужъ, долго странствовавшій по востоку. По этому и у княгини Аглаи Константиновны кофе не подавался готовый, а готовился при всѣхъ и разливался въ великолѣпныя севрскія чашки съ гербомъ Шастуновыхъ на неизбѣжномъ голубомъ фонѣ, но только безъ гущи, въ уваженіе все тѣхъ-же «estomacs russes,» не разумѣющихъ такихъ гастрономическихъ квинтэссенцій; готовить-же его, вслѣдствіе прирожденной лѣни и неуклюжести своей, княгиня предоставляла «а cette bonne Надежда Ѳедоровна,» которая и вообще завѣдывала всѣмъ маленькимъ хозяйствомъ дома.
Надежда Ѳедоровна принялась за свое дѣло съ особеннымъ оживленіемъ. Розы цвѣли у нея на душѣ: подлѣ нея за обѣдомъ сидѣлъ Ашанинъ, и, послѣ нѣсколькихъ успокоительныхъ увѣреній пролившихъ сладостный елей въ ея взволнованную грудь, все время затѣмъ, къ довершенію ея благополучія, нещадно глумился надъ бойкой барышней и сидѣвшими по бокамъ ея обожателями, сравнивалъ ее съ московскимъ гербомъ «на грудяхъ двуглаваго орла,» съ господиномъ сидящемъ на двухъ стульяхъ, и тому подобнымъ вздоромъ. Смѣялся онъ такъ искренно и просто, что задней мысли бѣдная влюбленная въ него дѣва — а «кто любитъ, хочетъ вѣрить,» сказано давно, — предположить въ немъ была не въ состояніи, и простодушно разсудила что она, дѣйствительно, должно быть, ошибалась, и что такая «пустая дѣвчонка какъ эта исправникова дочь» не можетъ серьезно нравиться такому умному человѣку какъ ея Владиміръ. А между тѣмъ ея Владиміръ руководился при этомъ двумя побужденіями: прежде всего, въ виду дальнѣйшихъ соображеній, надо было ему отдалить подозрѣнія и усыпить ея ревность; во вторыхъ, онъ дѣйствительно злобствовалъ на барышню за то что она такъ возбудительно глядѣла въ глаза своимъ сосѣдямъ, такъ весело сверкала своими блестящими зубами, такъ откровенно шевелила свои пышныя плечи… А злобствовалъ онъ потому, что никогда еще такъ, какъ въ эту минуту ни нравилась она ему, — а нравилась она ему такъ вслѣдствіе того, что у самого его были въ эту минуту крылья связаны, и занималась она другими, а не имъ. Соперники и препятствія, — это давало ей двойную цѣну въ его глазахъ.
Онъ продолжалъ, усѣвшись за столомъ за которымъ готовили кофе, потѣшать на туже тему свою перезрѣлую жертву.
— Мнѣ очень хочется спросить эту дѣвицу, заговорилъ онъ ей, — подъ какимъ вѣнкомъ желаетъ она чтобъ, ей воздвигло статую благодарное потомство: подъ лавровымъ или подъ оливковымъ?
— Она не пойметъ что это значитъ? съ высоты своей начитанности улыбнулась Надежда Ѳедоровна, раскладывая сахаръ въ чашки.
— Я ей объясню: Ранцовъ, воинъ, — это лавръ; Маусъ, судейскій, — олива! И затѣмъ спрошу: что вы сударыня, предпочитаете: оливковое масло, или лавровый листъ?
Та разсмѣялась до того что уронила щипцы на подносъ…
— Подите, подите, спросите! попавшись въ ловушку, послала она его сама къ своей соперницѣ.
Ашанину только того и нужно было.
Онъ медленно привсталъ, отыскалъ глазами Ольгу Елпидифоровну, — она стояла опершись о перила балкона и болтала съ Eulampe, самою рѣшительною изъ пулярокъ, — подошелъ къ ней, и уставившись ей прямо въ глаза:
— Прошу васъ сейчасъ-же громко разсмѣяться! сказалъ онъ.
— Это что такое? чуть не привскочила барышня.
— Смѣйтесь, повторилъ онъ торжественно, отъ смѣха вашего зависитъ счастье мое и самая жизнь!
Она, а за нею Eulampe, расхохотались не въ шутку.
Онъ избока глянулъ на чайный столъ:- Надежда Ѳедоровна довѣрчиво смѣялась тоже этому доносившемуся до нея смѣху.
— Жизнь мою вы спасли, продолжалъ Ашанинъ;- теперь вопросъ о счастіи: который изъ двухъ?
И онъ кивнулъ съ балкона внизъ, гдѣ на ступенькахъ спускавшейся съ него лѣстницы, въ числѣ другихъ молодыхъ людей, дымили папиросками, на благородномъ разстояній другъ отъ друга, Ранцовъ — лавръ и Maусъ — олива.
Она тотчасъ-же поняла:
— Евлаша, душечка, обернулась она къ ней, — мнѣ холодно въ кисейномъ; сбѣгай, ангелъ мой, въ столовую, тамъ бурнусъ мой лежитъ, ты знаешь…
Пулярка слегка поморщилась, — Ашанинъ казался ей очень «интересенъ,» — однако побѣжала за бурнусомъ, неуклюже перебирая ступнями, и съ развальцемъ на ходу.
— Къ чему вашъ вопросъ? спросила тогда Ольга Елпидифоровна.
— Къ тому, молвилъ Донъ-Жуанъ, сопровождая слова свои комическимъ жестомъ, — чтобы убить того который…
— Что за вздоръ! засмѣялась она;- я вамъ въ тотъ разъ еще говорила: вѣдь вы на мнѣ не женитесь?
— Не смѣю… Страшно! засмѣялся онъ.
— И не нужно! промолвила она съ невольной вспышкою досады.
— Вѣрно! подтвердилъ онъ.
— Что-о?
— И я говорю: не нужно! подчеркнулъ Ашанинъ.
Она опять разсмѣялась:
— Вы съ ума сошли!..
— Совершенно такъ изволили сказать!
И онъ принялся вполголоса пѣть изъ какого-то водевиля, подражая обрывистой манерѣ и хриплому голосу, бывшаго тогда на московской сценѣ на роляхъ комическихъ любовниковъ актера Востокова:
Э-ти глаз-ки, какъ хо-ти-те,
Хоть ко-го съ у-ма све-дутъ!..
— Знаете что, сказала она, помолчавъ, — я такого какъ вы еще и не встрѣчала!
— И я такой какъ вы не встрѣчалъ! вздохнулъ Ашанинъ. Шутовство въ сторону — онъ не могъ смотрѣть на нее равнодушно.
— Чего-же вы отъ меня хотите? спросила Ольга, закусывая алую губу.
— Это я вамъ предоставляю угадать!..
Она повела глазами въ сторону Надежды Ѳедоровны:
— А тамъ-же что?…
— Тамъ — неволя; здѣсь — Магометовъ рай! отвѣтилъ онъ, не смущаясь.
— Какая неволя?
— Она все что дѣлается въ домѣ передаетъ княгинѣ, безсовѣстно сочинилъ Ашанинъ, — я ее боюсь и потому задобриваю, и вамъ тоже, совѣтую дѣлать…
— Вы все лжете, я вижу! молвила со смѣхомъ быстроглазая дѣвица.
— Кромѣ того что вы внушаете мнѣ!..
Eulampe запыхавшись бѣжала къ нимъ съ бурнусомъ.
— А теперь довольно! сказала Ашанину Ольга.
— Когда это вы мнѣ скажете: еще? отвѣчалъ онъ ей на это долгимъ, говорящимъ взглядомъ, и отправился назадъ къ Надеждѣ Ѳедоровнѣ.
— Ну что, сказали? спросила та, передавая ему чашку кофе.
— Сказалъ.
— Что-же она?
— А она говоритъ: «это, вѣрно, не вы сочинили, — а эта злющая Травкина?»
— Какъ глупа! И она презрительно повела плечами.
— И я тоже замѣтилъ! подтвердилъ Ашанинъ, преспокойно пошевеливая ложечкой въ своемъ кофе;- съ нею прескучно!..
Только послѣ того какъ онъ отошелъ отъ нея сообразила ясно быстроглазая Ольга прямой смыслъ тѣхъ рѣчей, которыя онъ держалъ ей, и когда вернувшаяся Eulampe съ жаднымъ любопытствомъ въ глазахъ спросила ее:
— Скажи, душка, что онъ говорилъ тебѣ?
— Онъ дерзкій! отвѣчала она, и покраснѣла,
— Всѣ мужчины — дерзкіе! замѣтила на это опытная, какъ видно, пулярка.
Онѣ обѣ громко разсмѣялись…
Посреди гостинной, выходившей на балконъ тремя большими, настежь открытыми дверями, ставили ломберный столъ. Княгиня, со времени пріѣзда своего въ Россію пристрастившаяся въ преферансу, собиралась играть. Софья Ивановна, которой она предложила карту, отказалась было, говоря что она до ночи хочетъ вернуться домой, но потомъ уступила. Княжна ее окончательно очаровывала и, словно сознавая это, не отходила отъ нея. Когда она сѣла за партію съ хозяйкой, московской княжной и неизбѣжнымъ «бригантомъ,» Лина умѣстилась подлѣ нея, и глядя ей въ карты очень смѣшила ее, давая ей совѣты вкривь и вкось.
Чрезъ нѣсколько минутъ она поднялась съ мѣста… Софья Ивановна безсознательно подняла глаза по направленію открытыхъ противъ нея дверей, и отгадала скорѣй чѣмъ различила унылую фигуру проходившаго мимо племянника. Княжна его также увидала, Софья Ивановна не сомнѣвалась…
— Господи, что изо всего этого выйдетъ! съ новымъ взрывомъ тревоги промолвила она мысленно, безпощадно покрывая тузомъ короля вистовавшаго вмѣстѣ съ нею противъ княгини Зяблина… Тотъ только очи къ небу воздѣлъ.
Княжна прошла на балконъ.
Тамъ было людно и шумно. Курившая молодежь вернулась изъ саду. Сидѣли кружками… Слышался звонкій голосъ анекдотиста Чижевскаго и провинціальные взвизги потѣшаемыхъ имъ барышень. Въ углу Факирскій и Духонинъ продолжали горячо препираться объ искусствѣ и о Жоржъ-Сандѣ. Исправникъ тихо совѣщался со Свищовымъ; оба они были записные игроки, и оба въ эту минуту безъ гроша: рѣчь между ними шла о томъ какъ бы имъ отыграться у Волжинскаго, постоянно обиравшаго ихъ въ пухъ, и котораго оба они знали за отъявленнаго шулера… Гундуровъ одинъ сидѣлъ ото всѣхъ поодаль и, обернувшись къ саду, разсѣянно глядѣлъ на виднѣвшуюся съ балкона рѣку, по которой, крадучись изъ-подъ тучи, бѣжалъ золотою полосой сверкавшій лучъ солнца… Онъ былъ угрюмъ до злости, и до сихъ поръ не могъ справиться съ тѣмъ подавляющимъ впечатлѣніемъ какое произвели на него слова Ашанина въ объясненіе рѣчей, князя Ларіона. И чувство его и самолюбіе были задѣты за живо. «Онъ разгорячился, наговорилъ вздору пріятелю открывшему ему глаза. Чѣмъ же тотъ виноватъ, что онъ ребенокъ до сихъ поръ, что самъ онъ не понялъ, далъ поводъ прочесть ему это наставленіе, не понялъ что…» Да развѣ я подавалъ въ самомъ дѣлѣ поводъ? вскипало у него снова на душѣ, требовалъ ли чего нибудь, просилъ, надѣялся? Развѣ и смотрѣть ужъ на нее нельзя?… Вѣдь вотъ это вѣчное солнце, оно свѣтитъ и мнѣ, и вотъ этой чайкѣ, что взвилась сейчасъ тамъ, надъ рѣкою, и послѣднему червяку въ лужѣ… И наконецъ, еслибы я даже… Скорѣе уѣхать изъ этихъ мѣстъ, сказывалось у него внезапными взрывами, и пріѣзжать совсѣмъ не нужно было! Я не хотѣлъ, все Ашанинъ… Привезъ, а теперь самъ… Бину я все это, скажу, что нездоровъ, Богъ съ нимъ и съ Гамлетомъ! Видно не судьба!.. И нужно было тетушкѣ сѣсть за карты, такъ бы сейчасъ и уѣхали въ Сашино!..
