Анатолий Байбородин - Озёрное чудо
— Чего ты ломаешься?! — зло прошипел Игорь, рванул ворот платья, с треском лопнувший на груди, не тронутой загаром, молочно-белой, похожей на переспелые лупы посреди вечернего, смуглого неба. — Я же люблю тебя!
— Тьфу! — плюнула в лицо. — Какая любовь?! Отпусти! Сейчас же отпусти!
— Но я же люблю, люблю!.. — вмялся лицом в белое плечо, затих. — Почему ты не веришь?!
И вдруг послышался далёкий, невнятный говор, и Лена с Игорем затихли, насторожились; потом девушка зло оттолкнула постылого, и, запахнув лохмотья на груди, покорно и безучастно укрыв глаза, ткнулась лицом в поджатые колени и заплакала.
— Ну прости, Лена, прости!.. — лихорадочно бормотал Игорь. — Затменье нашло, бес попутал, себя не помнил… — суетливо каялся он, боясь даже глядеть на девушку, от ненависти к себе поскрипывая зубами, и тут же сквозь гнилые, щелястые венцы коровьей стайки явственно услышал близкие голоса, постреливающий треск сучков под грузными шагами.
— Беги, беги, беги! — замахала руками Лена.
Игорь, хотя отроду не слыл боязливым, ныне от стыда и страха оцепенел, но… спохватился, выскочил из стайки, перелетел через прясла загона и, путаясь в чушачьем багульнике, падая лицом в мох, пахнущий грибной плесенью, вздымаясь, бежал от скотного двора, яко бес от ладана. Перед глазами, ошалевшими от страха, ходили ходуном, заступали путь корявые листвяки, кривые березы, а густые ели и пихты ловили отпахнутыми ветвями-руками, и лишь дивом дивным Игорь увёртывался от лешачьих объятий, чудом не захлестнулся о лесину.
XXVI
Влетел в учительскую светёлку, чтобы, скидав манатки[57] в суму, сгинуть, обойдя Яравну задами, у изножья хребта, но тут на крыльце забухали шаги. Игорь накинул кованый крючок на дверь, кою уже сотрясали тяжкие удары, отчего разноголосо и жалобно звенела в буфете посуда, а потом с потолка сорвалась лепёха штукатурки, ухнула на пол, подняв в кухне сероватую пыль. Бранились в сенях от души, потом сквозь брань пробился Михин голос:
— Открой, с-сукин сын! Открой подобру-поздорову!
Игорь, вжимаясь в печку, такой же белый, как и печь, стоял, намертво стиснув сковородник, неведомо как и когда прихваченный с печного шестка. Ох, потянут Варвару на расправу… Можно было выбить стеклину и сигануть в окно, но голова не соображала от страха, хотя смалу и поныне в драках не робел и мог дать сдачи, коль попросят. Припадочно билась дверь, ходила ходуном, а пробой с крючком, кургузо кованные, похоже, в яравнинской кузне, держали дверь из остатних сил; пробой на глазах полз из дверной плахи, труся на порог опилки. И вот крючок брякнул напоследок, опал вдоль колоды, и дверной проём заслонила широкая Михина грудь. Далее Игорь мало что помнил: крик его, хлынувший было горлом, загнал обратно темно мелькнувший Михин кулак, и парень сполз в нудно звенящий сумрак, и уже как сквозь вату слышал грозные голоса.
— Но чо, сучий потрах, подымайся! — Миха навис над падшим и павшим, а приятель вознамерился было пнуть наотмашь по уличной приваде, но Миха оттолкнул:
— Не лезь вперед батьки в пекло. Мы его по-флотски выучим, век будет помнить, кобелина.
На Михины глаза попался раскрытый магнитофон, и рыбак, не долго думая, вырвал круглые кассеты вместе с плёнкой, бросил в печь, лишь звякнула чугунная дверка.
— Не сгодятся плёнки, — брезгливо отряхнул руки. — А вот, кстати, и нож… рыбаки подарили… — Миха пихнул в карман дарёный рыбацкий нож с отполированной берестяной ручкой и ножнами из сыромяти. — А теперь растелешим блудню на кровати. Поучим свободу любить… — он мимолетно глянул на Игоря, который поднялся с пола и, дёрнувшись к двери, тут же угодил в расставленные силками Михины лапы. — С ним, как с добрым… всей душой, а он… Отогрели змею за пазухой. О, пакость, а!..
Бился Игорь в могучих руках, вился ужом, слёзно умоляя пощадить, но, мольбам не внемля, Миха с дружком растелешили гостя на кровати, и, содрав американские джинсы, вжали в постель вниз лицом. После первых же, с протягом, смачных ударов ремнём закатился парень в диком вопле, что и спасло его: на крик прилетела соседка и, смекнув дело, кинулась на рыбаков.
— Вы чо, сбесились?! Вы чо творите, идолы?!
— Ладно, живи, — рыбак махнул рукой. — Собирай манатки, ноги в горсть и… чтоб духом твоим не пахло!.. Лови попутку. Скоро от магазина рабкооповская машина пойдёт…
XXVII
…С гнилого северо-восточного угла угрюмо волочились рваные тучи и, слившись, прижали Яравну к таёжному хребту; заимка сиротливо помельчала, приглохла, лишь долетал шум волн и посвист ветра-верховика, пригнувшего долу озноблено дрожащие вершины берёз.
Игорь, изнывая от лютой ненависти и мучительной жажды мщения, стремительно шёл вдоль хребта, таясь от заимки за сеновалами, стайками и скотными дворами. Под ногами надоедливо хрустел сухой голубоватый мох, стреляли сучья.
У крутого магазинского крыльца темнел крытый брезентом грузовик, и рабкооповский товаровед — приземистая тётка, с жёлтым, хворо отёкшим лицом и крашеными губами, из которых топорщилась папироса, — следила, как молоденький шофер, разгрузив кули с мукой и сахаром, коробки с чаем и печеньем, мостил в кузов ящики с пустыми бутылками. Ткнулся Игорь к шоферу, но тот кивнул на товароведа: к начальству обращайся.
Начальство, смоля крепкий табак, глянуло на парня…вздутая, посиневшая верхняя губа, фонарь под глазом… словило юлящий, по-собачьи пришибленный взгляд, и поначалу упёрлось, не хотело брать варнака в кузов машины. Но Игорь, не тратя слов, ткнул тётке в нос красные служебные корочки, и та, всё же сомнительно покачав головой, переговорив с шофером, кое-как согласилась добросить до Сосновки.
— Кто ж тебя, сына, так изукрасил? — вдруг сердобольно поцокала языком. — Девку, поди, не поделили? Барахла… Мало вам вертихвосток?!
Игорь виновато улыбнулся разбитым ртом и, ничего не ответив, влез в кузов, умостился подле ящиков со стеклотарой, от коих доносился сивушный дух. Сморенно закрыл глаза. Отступили помыслы, злые и запальчивые, и уже не хотелось ни вешаться, ни стрелять обидчиков, — ничего не хотелось… даже жить.
Когда машина вырулила на дорогу, Игорь увидел сквозь пыльный хвост: на просёлок выбежала девушка и, размахивая руками, закричала, но крик не долетел до машины, отмахнулся ветром в бушующее озеро, погас среди лихого гула и посвиста. Словно не узнавая девушки или видя её впервой, безразлично отметил: синяя косынка, синий болоньевый плащ, а с плеча свисает дорожная сумка. Девушка ещё пробежала вслед за машиной, потом берёзовая гривка заслонила её, но долго-долго мерцали перед укрытыми глазами Игоря синяя косынка, синий плащ.
За полверсты от заимки машина притормозила; в кузов к Игорю опустился рогожный куль, следом через борт перевалился Баклан и, увидев изукрашенного городского хлыща, выпучил зеленоватые наглые глаза. Игорь покосился на куль, где, похоже, таилось нечто жесткое, угловатое, и вспомнил: да в этом же куле Степан привёз из города бензопилу «Дружбу», очертания которой словно проступили сквозь рогожу.
— Когти рвёшь, братан? — по-свойски, сочувственно спросил Баклан, ехидно сверкнув золочёной фиксой. — Колобродил?.. спалился?.. настучали в бубен?..
Обычно Игорь за версту обходил эдаких типов, у коих чешутся кулаки, и не от страха, а покоя ради, но сейчас обида, ненависть, жажда мщения вновь захлестнули душу, и Баклан подвернулся под горячую руку, на вороватом фраере и можно было выместить зло. И не страшно, если даже тот выдернет перо из-за кирзовой голяшки.
— Ты зачем, сука, пилу украл?! — злобно и немигаюче глядя Баклану в лукаво мельтешащие глаза, прошипел Игорь.
— Следи за базаром, фраер! — огрызнулся Баклан. — И зенками-то не сверкай, не сверкай! Не пуганая ворона, куста не боюсь. В натуре, давай без кипиши. Я тебя не трогаю, и ты не быкуй.
— Я тебя, сука, счас задушу! — Игорь вскинул руки с растопыренными пальцами, похожими на выпущенные когти, и потянулся к горлу Баклана.
Тот испуганно отполз и, верно, полез за голяшку:
— Тише, хряк, на бритву лягишь!..
Но не успел варнак добраться до бритвы — финки, утаенной за голяшкой сапога, — схлопотал в лоб, опрокинулся навзничь и не успел подняться, как захрипел, осёдланный, прижатый к щербатому полу. Грузовик остановился, и шофер с товароведом, встав на подножки, заглянули в кузов: парни, скрутившись в клубок, рыча и матюгаясь, катались возле ящиков со стеклотарой.
— Вы чо, бандюги, вытворяете! — взревела тётка. — Я вас счас обоих зашибу.
Услышав грозный голос, вывернувшись из-под соперника, Баклан ухватил добычу и хотел было прыгнуть с машины, но Игорь мертвой хваткой вцепился в рогожный куль с бензопилой. А когда шофер погрозил монтировкой: «зашибу!..», Баклан выметнулся из кузова и с дороги грозно посулил:
