Артюр Рембо - Пьяный корабль. Cтихотворения
Вслед за сверчком, —
Что за волшебное мгновенье,
Душа детишек в восхищенье
Под их тряпьем.
В коленопреклоненной позе
Христосики в ночном морозе
У дырки той,
К решетке рожицы вплотную,
За нею видят жизнь иную,
Полны мечтой.
Так сильно, что трещат штанишки,
С молитвой тянутся глупышки
В открытый рай,
Который светлым счастьем дышит.
А зимний ветер им колышет
Рубашки край.
Перевод М. УсовойРоман
1
Нет рассудительных людей в семнадцать лет!
Июнь. Вечерний час. В стаканах лимонады.
Шумливые кафе. Кричаще-яркий свет.
Вы направляетесь под липы эспланады.
Они теперь в цвету и запахом томят.
Вам хочется дремать блаженно и лениво.
Прохладный ветерок доносит аромат
И виноградных лоз, и мюнхенского пива.
2
Вы замечаете сквозь ветку над собой
Обрывок голубой тряпицы с неумело
Приколотой к нему мизерною звездой,
Дрожащей, маленькой и совершенно белой.
Июнь! Семнадцать лет! Сильнее крепких вин
Пьянит такая ночь… Как будто бы спросонок,
Вы смотрите вокруг, шатаетесь один,
А поцелуй у губ трепещет, как мышонок.
3
В сороковой роман мечта уносит вас…
Вдруг – в свете фонаря, – прервав виденья ваши,
Проходит девушка, закутанная в газ,
Под тенью страшного воротника папаши.
И, находя, что так растерянно, как вы,
Смешно бежать за ней без видимой причины,
Оглядывает вас… И замерли, увы,
На трепетных губах все ваши каватины.
4
Вы влюблены в нее. До августа она
Внимает весело восторженным сонетам.
Друзья ушли от вас: влюбленность им смешна.
Но вдруг… ее письмо с насмешливым ответом.
В тот вечер… вас опять влекут толпа и свет…
Вы входите в кафе, спросивши лимонаду…
Нет рассудительных людей в семнадцать лет
Среди шлифующих усердно эспланаду!
Перевод Б. ЛившицаЗло
Меж тем как красная харкотина картечи
Со свистом бороздит лазурный небосвод
И, слову короля послушны, по-овечьи
Бросаются полки в огонь, за взводом взвод;
Меж тем как жернова чудовищные бойни
Спешат перемолоть тела людей в навоз
(Природа, можно ли взирать еще спокойней,
Чем ты, на мертвецов, гниющих между роз?) —
Есть бог, глумящийся над блеском напрестольных
Пелен и ладаном кадильниц. Он уснул,
Осанн торжественных внимая смутный гул,
Но вспрянет вновь, когда одна из богомольных
Скорбящих матерей, припав к нему в тоске,
Достанет медный грош, завязанный в платке.
Перевод Б. ЛившицаЯрость цезарей
Бредет среди куртин мужчина, бледный видом,
Одетый в черное, сигарный дым струя,
В мечтах о Тюильри он счет ведет обидам,
Порой из тусклых глаз бьют молний острия.
О, император сыт, – все двадцать лет разгула
Свободе, как свече, твердил: «Да будет тьма!» —
И задувал ее. Так нет же, вновь раздуло —
Свобода светит вновь! Он раздражен весьма.
Он взят под стражу. – Что бормочет он угрюмо,
Что за слова с немых вот-вот сорвутся уст?
Узнать не суждено. Взор властелина пуст.
Очкастого, поди, он вспоминает кума…
Он смотрит в синеву сигарного дымка,
Как вечером в Сен-Клу глядел на облака.
Перевод Е. ВитковскогоЗимние мечтания
Наш розовый вагон обит небесным шелком —
Войди и позови;
Нам будет хорошо: совьем уютно, с толком
Мы гнездышко любви.
Ты заслонишь глаза ручонкою проворной —
Тебе глядеть невмочь
Туда, где за окном волчиной стаей черной
Гримасничает ночь.
Потом ты ощутишь: слегка горит щека;
То легкий поцелуй, как лапки паучка,
Бегущего по нежной шее;
И, голову склоня, ты мне велишь: «Найди!»,
И будем не спеша – дорога впереди —
Ловить бродячего злодея…
Перевод А. КротковаУснувший в ложбине
В прогале меж дерев серебряно блистая,
Река поет и бьет о берег травяной;
На солнечном огне горит гора крутая,
В ложбине у реки клубится жар дневной.
Спит молодой солдат, упав затылком в травы,
На ложе земляном – его удобней нет;
Рот приоткрыт слегка, и волосы курчавы,
По бледному лицу стекает теплый свет.
Он спит. Он крепко спит. И видит сны земные —
С улыбкой слабою, как малыши больные;
Согреться бы ему – земля так холодна;
Не слышит он во сне лесного аромата;
К недышащей груди ладонь его прижата —
Там с правой стороны два кровяных пятна.
Перевод А. КротковаВ зеленом кабаре
Шатаясь восемь дней, я изорвал ботинки
О камни и, придя в Шарлеруа, засел
В «Зеленом кабаре», спросив себе тартинки
С горячей ветчиной и с маслом. Я глядел,
Какие скучные кругом расселись люди,
И, ноги протянув далеко за столом
Зеленым, ждал – как вдруг утешен был во всем,
Когда, уставив ввысь громаднейшие груди,
Служанка-девушка (ну! не ее смутит
Развязный поцелуй) мне принесла на блюде,
Смеясь, тартинок строй, дразнящих аппетит,
Тартинок с ветчиной и с луком ароматным,
И кружку пенную, где в янтаре блестит
Светило осени своим лучом закатным.
Перевод В. БрюсоваИспорченная
Трактира темный зал, и запахи его —
Плоды и виноград – мне будоражат чресла.
В тарелку положив – не знаю я, чего;
Блаженствовал теперь в огромном чреве кресла.
Я слышу бой часов и с наслажденьем ем;
Но распахнулась дверь – аж затрещали доски,
Служаночка вошла – не знаю я, зачем:
Косынка набекрень, испорчена прическа.
Мизинцем проведя по розовой щеке,
Подумала она, должно быть, о грешке;
Припухшая губа пылала что есть силы.
Дотронулась мельком до моего плеча,
И, верно поцелуй возжаждала, шепча:
«Смотри-ка, холодок на щечку я словила…»
Перевод Б. БулаеваБлестящая победа под Саарбрюккеном,
одержанная под возгласы «Да здравствует император!» – бельгийская роскошно раскрашенная гравюра, продается в Шарлеруа, цена 35 сантимов
Голубовато-желт владыка в бранной славе,
Лошадку оседлал и вот – сидит на ней;
Мир видеть розовым он нынче в полном праве.
Он кротче папочки, Юпитера грозней.
Служивые стоят и отдыхают сзади,
При барабанчиках и пушечках найдя
Покоя миг. Питу, в мундире, при параде,
От счастья обалдел и смотрит на вождя.
Правее – Дюманэ, зажав приклад винтовки,
Пострижен бобриком, при всей экипировке,
Орет: «Да здравствует!» – вот это удальство!..
Блистая, кивер взмыл светилом черным… Рядом
Лубочный Ле-Соруб стоит к воякам задом
И любопытствует: «Случайно, не того?..»
Перевод Е. ВитковскогоБуфет
Дубовый, сумрачный и весь резьбой увитый,
Похож на старика объемистый буфет;
Он настежь растворен, и сумрак духовитый
Струится из него вином далеких лет.
Он уместить сумел, всего себя натужив,
Такое множество старинных лоскутков,
И желтого белья, и бабушкиных кружев,
И разукрашенных грифонами платков;
Здесь медальоны, здесь волос поблекших прядки,
Портреты и цветы, чьи запахи так сладки
И слиты с запахом засушенных плодов, —
Как много у тебя, буфет, лежит на сердце!
Как хочешь ты, шурша тяжелой черной дверцей,
Поведать повести промчавшихся годов!
Перевод Е. ВитковскогоМоя богемная жизнь
Запрятав кулаки по продранным карманам,
В роскошнейшем пальто – с него весь ворс облез —
Я с Музою бродил под куполом небес,
И мыслями летел к любимым и желанным!
Как Мальчик-с-пальчик – я, волнуясь и спеша,
Бросал зерно стихов – проростки вящей славы;
И, подтянув штаны – потерты и дырявы —
Я отдыхал в горсти Небесного Ковша.
Я слышал шорох звезд в густой пыли обочин;
Был каплями росы мне прямо в лоб вколочен
Густой могучий хмель сентябрьского вина;
Взирая на свои разбитые ботинки,
На лире я бряцал – тянул чулков резинки,
И рифменным огнем душа была пьяна!
Перевод А. КротковаВороны
Господь, когда равнина стыла,
Когда в сожженных хуторах
Мечи устали сеять страх,