Артюр Рембо - Пьяный корабль. Cтихотворения
Обзор книги Артюр Рембо - Пьяный корабль. Cтихотворения
Артюр Рембо
Пьяный корабль. Cтихотворения
В оформлении переплета использованы репродукции плакатов художника Анри де Тулуз-Лотрека (1864–1901) и фрагмента картины «Угол стола» (1872 г.) художника Анри Фантен-Латура (1836–1904)
© Е. Витковский, составление, перевод, 2015
© А. Триандафилиди, перевод, 2015
© Ю. Лукач, перевод, 2015
© М. Яснов, перевод, 2015
© Б. Булаев, перевод, 2015
© А. Кротков, перевод, 2015
© Г. Кружков, перевод, 2015
© Я. Старцев, перевод, 2015
© Ю. Стефанов, перевод. Наследники, 2015
© В. Козовой, перевод. Наследники, 2015
© А. Ревич, перевод. Наследники, 2015
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Стихотворения
Сиротские подарки
I
Нет света в комнате, и на подушках спальных
Чуть слышный шепоток двух малышей
печальных,
Склонивших головы, отяжелев от грез;
Под белым пологом им горестно до слез…
Снаружи воробьи озябли, стужа крепла,
Сковало крылья им под небом цвета пепла.
С туманом Новый Год пожаловал на двор,
Волочет по земле свой снеговой убор,
Поет и мерзнет он и, улыбаясь, плачет…
II
Двух маленьких детей волнистый полог
прячет.
Так тихо говорят, как будто ночь вокруг,
И их, задумчивых, бросает в трепет вдруг
От звука дальнего; а утро уж настало,
И как в стеклянный шар припевом из металла
Звук чистый, золотой снаружи бьет и бьет…
В их комнату сквозняк пробился, и вразмет
Одежды траура легли вокруг кровати.
К ним ветер северный пришел, как гость,
некстати,
Уныние одно вдохнул он в этот дом.
Кого-то, кажется, недоставало в нем…
Неужто не придет родная мать к малюткам,
Не улыбнется им тепло, со взглядом чутким?
Забыла ли она вечор камин разжечь,
Золу разворошить, от холода сберечь,
Накрыв своих детей пушистым одеялом?
Неужто бросила в бездушьи небывалом
На произвол ветров, совсем не защитив
Их в спальне, чтоб туда не задувал порыв?
О, греза матери, как пух, она согреет,
В уютном гнездышке птенцов своих лелеет,
На ласковых руках качая малышей,
Что безмятежно спят, а сны – снегов белей!..
И вот – у них в гнезде нет ни тепла, ни пуха,
Лишь ветер января там завывает глухо.
Им холодно, не спят, и страх царит в душе…
III
Сироты малые – вы поняли уже.
Нет матери у них, отец в краях не этих,
Служанка старая заботится о детях.
Четырехлетние, в дому они одни,
И грезы пробудить стараются они
Воспоминаньями, что радужны и четки,
Как бы молитвенно перебирают четки.
Какое утро, ах! сулит подарки им!
А ночью были сны, и с трепетом каким
В них каждый увидал желанную игрушку,
Конфету в золоте, цветную побрякушку,
И шумным танцем всё кружилось в пестроте,
То появлялось вдруг, то гасло в темноте!
Проснувшись, радостно встают они с постели,
Глаза руками трут, во рту вкус карамели,
И волосы у них растрепаны со сна.
День праздничный настал; им комната тесна,
Как были босиком, к родительским покоям
Бегут они, а там как будто суждено им
Улыбки повстречать, там расцелуют их
И шалости простят в честь праздника сей миг.
IV
О, сколько прелести в словах их прежних
было!
Но изменилось всё, в дому теперь уныло,
А раньше в очаге большой огонь трещал,
Он комнату сполна и щедро освещал;
Алели отблески, пускаясь в танец ловкий
По старой мебели в блестящей лакировке…
И шкаф был без ключей!.. представьте,
без ключей!..
Смотрели в скважину глазенки малышей…
Как странно, без ключей! Они мечтали, веря
В таинственность того, что там за черной дверью.
Казалось им, что там, за скважиной замка,
Неясный смутный шум летит издалека…
Но у родителей теперь в покоях пусто,
Нет алых отблесков, там тьма нависла густо.
И нет родителей, тепла нет в очаге,
Ни поцелуев нет, ни сладостей в фольге!
Печален первый день родившегося года,
В их голубых глазах посеяла невзгода
Задумчивость, печаль и слезы; хмурят бровь
И шепчут: «Ну, когда увидим маму вновь?»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
V
В дремоте у детей смежаются глаза,
Вам показалось бы, что там блестит слеза.
Распухли веки их, с тяжелым спят дыханьем.
Как детские сердца чувствительны
к страданьям!
Но ангел к ним пришел и вытер капли слез,
Вдохнул в тяжелый сон отраду ярких грез,
Веселые мечты, и кажется: улыбкой
Раскрылись их уста и задрожали зыбко.
Им снится, что они, на руку опершись
И голову подняв, глядят вперед и ввысь,
Вокруг себя глядят, и чудо зрят Господне:
Как будто в розовом раю они сегодня,
И сладко им поет сверкающий очаг,
И за окном – лазурь такая ж, как в очах;
Природа, опьянев от солнца, пробудилась,
Счастливая земля, нагая, возродилась,
Пригретая лучом, от неги вся дрожит.
А в доме их уют, тепло, очаг горит,
И траурных одежд не видно как дотоле,
И ветер не ревет у их порога боле.
Не фея ль добрая влетела к ним сюда?
И вот они кричат от радости… О да,
Свет розовый блеснул над материнским
ложем,
И здесь под простыней сверкнуло…
предположим,
Что медальона два; они из серебра,
Гагат и перламутр, на них лучей игра,
И оба под стеклом сияют, каждый в раме,
И выбито на них два слова: «НАШЕЙ
МАМЕ!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Перевод А. ТриандафилидиОщущение
В сапфире сумерек пойду я вдоль межи,
Ступая по траве подошвою босою.
Лицо исколют мне колосья спелой ржи,
И придорожный куст обдаст меня росою.
Не буду говорить и думать ни о чем —
Пусть бесконечная любовь владеет мною —
И побреду, куда глаза глядят, путем
Природы – счастлив с ней, как с женщиной
земною.
Перевод Б. ЛившицаСолнце и плоть
I
Светило с вышины, очаг тепла и света,
На землю нежность льет; лучами разогрета,
Невестою она созрела для любви,
И сладострастный жар горит в ее крови —
И, лежа на траве задумчивого лога,
Мы чувствуем: она взыскует ласки Бога;
В ней женская душа, в ней страсть заключена,
И глубина земли зародышей полна!
Все зреет, все растет!
– Венера, о Богиня!
О древних временах я сожалею ныне,
Когда мохнатый фавн, от страсти ошалев,
В безумии скакал и грыз кору дерев,
И нифму целовал сатир среди кувшинок!
Копытами топча сплетения тропинок,
Вмещая целый мир, весельем обуян,
Со свитою своей ступал великий Пан!
И травы под стопой его козлиной млели,
Когда в сени лесной играл он на свирели
Великий гимн любви, и пело всё вокруг,
И откликался мир на этот чудный звук,
И отзывалась жизнь, и с ним стремилась
слиться:
И вековечный лес, в ветвях качая птицу,
И нежная Земля, и Океан седой,
И вечная любовь звучала в песне той!
О, как жалею я о временах Кибелы:
В квадриге золотой, красавицею зрелой
Богиня с высоты спускалась в мир людей,
Струился водопад из близнецов-грудей,
Всему даруя жизнь, божественным потоком,
И каждый Человек был счастлив этим соком;
Припав к сосцам ее, он, как младенец, пил.
– Он был силен и добр, и целомудрен был.
Увы! Прошла пора богов, и скисли души,
И человек твердит, закрыв глаза и уши:
«Теперь я знаю всё». Безбожник и бахвал,
Он стал Король и Бог, но Веру утерял.
О, если б он сосал твои сосцы, Кибела,
Астарты не забыл пленительное тело,
Что розовый пупок являла из волны,
Сияя красотой в мерцании луны,
И в аромате роз над гладью белопенной
Вставала, как цветок, владычицей Вселенной;
Под взором черных глаз из-под густых бровей
В сердцах любовь цвела, пел в роще соловей!
II
Я верую в тебя, морская Афродита!
Увы! Твоя краса давно от нас сокрыта
С тех пор, как Бог иной нас приковал к кресту;
Венера, мрамор твой боготворю и чту!
– Уродлив Человек и грустен без предела;
Невинность утеряв, в одежды прячет тело;
Божественную грудь его покрыла грязь;
Как идол на костре, страдает, тяготясь
Оковами раба и узами обета!
И после смерти он в обличии скелета
