Данте Алигьери - Божественная комедия. Ад

1. Гордись, Флоренция, своей державой!
Весь мир дрожит под сенью крыл твоих[554]
И целый ад гремит твоею славой!

4. В числе татей я встретил пять таких
Твоих граждан, что должен их стыдиться;
Честь и тебе не велика от них.

7. Но если нам пред утром правда снится,[555]
Почувствуешь ты скоро то, чему[556]
Не только мир, сам Прат возвеселится.[557]

10. Теперь настал приличный час тому:
Коль быт бедам, пускай приходят скоро!
Поздней, мне их не вынесть самому![558] —

13. Тут мы пошли: по лестнице, с которой,
Как по зубцам, спускались мы сперва,
Взбирался вождь и мне служил опорой.[559]

16. И ноги наши, по обломкам рва
Путем пустынным восходя к вершине,
Без силы рук вверх двигались едва.

19. Смутился я, смущаюсь и доныне,
Лишь только вспомню, что я там узрел;
Но дух сильней смирил я в сей пустыне,

22. Чтоб мудрости не выйти за предел
И не утратить, что благой звездою,[560]
Иль высшим благом мне дано в удел.[561]

25. Как селянин, покоясь под горою, —
В том месяце, в котором свет и жар
Светило дня льет дольше над землею,

28. В тот час, когда сменяет мух комар, —
Зрит червячков светящих рой в долине,
Где сад его, иль нивы рыхлый пар:[562]

31. Столь много светов двигалось в пучине
Восьмого рва, как я увидел сам,
Когда стоял на каменной стремнине.

34. …………………………………………………..
………………………………………………………..
………………………………………………………..

37. …………………………………………………..
………………………………………………………..
………………………………………………………..

40. Так здесь огни носились между скал,
Добыч своих для глаз не обнажая;
Но понял я, что каждый тень скрывал.[563]

43. Я на мосту стоял, на дно взирая,
И, не держась за ближний камень, в ров
Я б мог упасть, не бывши столкнут с края.

46. И вождь, узрев, что я упасть готов,
Сказал: «Сей огнь проклятый род скрывает;
Он облечен в пылающий покров.»

49. А я: «Твое мне слово подтверждает
Вполне все то, в чем был я убежден;
Но я желал бы ведать: кто блуждает

52. В том пламени, что к верху раздвоен,
Как столб огня, поднявшийся высоко
С костра, где с братом Этеокл сожжен?»

55. И вождь в ответ: «В нем мучатся жестоко
Улисс и Диомед: как на Троян
Шли вместе в злобе, так ты в ад глубокий

53. Низвергнуты за гнусный свой обман,
Отверзший вход коню в врата градские,[564]
Откуда вышед славный род Римлян; —

61. За хитрый ков, который Дейдамие[565]
Судил и мертвой горьки слезы лить;
Здесь за Паллалий терпят муки злые![566]» —

64. «Коль из огня им можно говорить,
Молю тебя» сказал я с состраданьем:
«И, вновь моля, готов сто раз молить!

67. Дозволь дождаться мне, пока с сияньем
Двурогий пламень вступит в устье скал:
Смотри, как я склонен к нему желаньем!» —

70. «Твоя мольба достойна всех похвал,
И я согласен с мыслями твоими;
Но не тебе,» учитель отвечал:

73. «Мне надлежит вести беседу с ними:
Быть может, их, как Греков, дать ответ
Ты не преклонишь просьбами своими.[567]»

76. Когда блеснул пред нами яркий свет, —
В приличный час и в надлежащем месте
В таких словах к ним начал мой поэт:

79. «О вы, вдвоем пылающие вместе!
Коль в жизни той я заслужил не раз
Хоть слабую от вас награду чести,

82. Когда писал высокий свой рассказ, —
Не двигайтесь и, если непротивно,
Скажите, где погиб один из вас?»

85. И древний огнь, пророкотав унывно,
Восколебал свой больший рог тогда,[568]
Как светоч, если дунет ветр порывно.

88. И как язык лепечет от стыда,
Так, острием трепещущим взволнован,
Изверг он голос и сказал: «Когда[569]

91. Расстался я с Цирцеей, быв прикован
К ней слишком год в Гаэте, прежде чем
Энеем град был так наименован,[570] —

94. Я остановлен не был уж ни кем:
Ни милым сыном, ни отцом почтенным,
Ни доброю супругой, чей ярем[571]

97. Мой краткий век соделать мог блаженным:
Дабы узнать добро и горе стран,
Неведомых народам современным,

100. Пустился я в открытый океан,[572]
В одной ладье, с дружиной небольшою,
Которую совет мой ввел в обман.

103. Испанский берег был уж предо мною;
Сардинию, Марокко я узрел
И острова, омытые волною.[573]

106. Уж я с своей дружиной постарел,
Когда достиг до узкого пролива,
Где Геркулес поставил свой предел,

109. Чтоб вдаль никто не простирал порыва;[574]
Исчез направо уж Севильи след,
Налево Септа скрылась вглубь залива.[575]

112. «Друзья!» я рек: «изведав столько бед
«В пути своем на запад отдаленный,
«Уже ли мы остаток ветхих лет

115. «Не посвятим на подвиг дерзновенный?
«Вослед за солнцем, по равнинам вод,[576]
«Проникнем смело в мир ненаселенный!

118. «О вспомните свой знаменитый род!
«Должны ль мы жить как звери? Нет! познанья
«И добродетель – цель земных забот![577]»

121. И силою столь краткого воззванья
Я так возжег на подвиг их умы,
Что сам едва в них обуздал желанья.

124. И, обратя к востоку руль кормы,
В безумный путь на веслах, как крылами,
Держась все влево, понеслися мы.[578]

127. Уж ночь являлась с чуждыми звездами
Других небес, а наши каждый раз[579]
Все ниже, ниже зрелись над волнами.

130. Пять раз пылал и столько ж снова гас[580]
Испод луны, с тих пор, как в океан[581]
Путь роковой манил все дали нас.

133. Тогда гора явилась нам в тумане:[582]
Во век не зрел я столь высоких гор!
Мы восклицаем в радости заране;

136. Но вмиг померк от страха светлый взор:[583]
Внезапно вихрь от новых стран родился
И прямо в борт ударил вам в отпор.

139. Три краты чёлн с волнами закружился;
Вверх поднялась корма в четвертый раз,
И, как хотел Всесильный, киль сломился

142. И море с шумом поглотило нас.[584]»

1. Уж пламень смолк и, выпрямясь, ответа
Не издавал и отлетел от нас
С соизволенья сладкого поэта.

4. Тогда другой, вослед за ним явясь,
Меня заставил устремиться взором
К его вершине, издававшей глас.

7. Как сицилийский медный бык, в котором
Его творец впервые поднял вой
(Был он казнен правдивым приговором!), —

10. Ревел так сильно стоном муки злой;
Что истукан, хоть вылит из металла,
Казалось, весь проникнут был тоской:[585]

13. Так скорбь души, пока не обретала
Речам своим пути из тайника,
В треск пламени свой говор превращала.

16. Когда же с воплем прорвалась тоска
Сквозь острие, вдруг огнь заколыхался,
Волнуемый движеньем языка,[586]

19. И начал: «Ты, к кому мой глас раздался,
Ты, по Ломбардски молвивший царю
Улиссу: «Сгинь! с тобой уж я расстался![587]

22. Хоть, может быть, я тщетно говорю, —
Не откажись помедлить здесь со мною;
Смотри: я медлю, а меж тем горю!

25. И если ты сейчас сведен судьбою
В сей мрачный мир из сладостной страны
Римлян, где я в грехах погряз душою,

28. Скажи: в Романье мир, иль гром войны?
Я сам из гор, идущих от Урбино
До скал, где Тибр бежит из глубины.[588]»

31. Еще мой взор влекла к себе пучина,
Когда, толкнув меня, сказал поэт:
«Сам говори: ты слышишь речь Латина,»

34. И я, имев готовый уж ответ,
Не медля начал так свои воззванья:
«О дух, одетый в вечно-жгущий свет!

37. Без войн когда ж была твоя Романья?
В сердцах тиранов там всегда раздор,
Хоть явного и нет теперь восстанья.[589]

40. Как и была, Равенна до сих пор:
Орел Поленты в граде воцарился
И к Червии сень крыл своих простер.[590]

43. Но город твой, что так упорно бился
И кровь французов проливал рекой,[591]
Теперь когтям зеленым покорился.[592]

46. А Псы Верруккьо, старый и младой,
Казнившие Монтанью беспримерно,
Буравят там, где зуб вонзили свой.[593]

49. Не города Ламона и Сантерно,
Что год, то к новой партии ведет
На белом поле львенок лицемерный.[594]

52. И тот, под коим Савио течет,
Как прилежит к горе он и долинам,
Так меж тиранств и вольности живет.[595]

55. Теперь, кто ты, прошу тебя, скажи нам;
Не откажись открыться, чтоб ты мог
Со славою предстать твоим Латинам.» —

58. И, пророптав опять, свой острый рог
Взад и вперед тут пламя покачало
И издало в ответ тяжелый вздох:

61. «Когда б я знал, что дать мне надлежало
Ответ тому, кто возвратится в свет,
Поверь, ничто б огня не взволновало.

64. Но если верить, что из царства бед
Живой никто в мир не являлся прежде,
То, не страшась бесславья, дам ответ.

67. Я воин был; потом в святой одежде[596]
Отшельника мечтал вознесться в рай,
И обмануться я б не мог в надежде,

70. Когда б не жрец верховный – покарай[597]
Его Господь! – вовлек меня в грех новый;
А как вовлек и почему, внимай.

73. Пока носил я бренные оковы
Костей и плоти, все мои дела
Не львиные, но лисьи были ковы.

76. Все хитрости, все козни без числа
Я знал и так поработил им страсти,
Что обо мне повсюду весть прошла.[598]

79. Когда же я достиг уже той части
Стези своей, где время нам спускать
Уж паруса и убирать все снасти, —

82. Что я любил, о том я стал рыдать
И каяться, надежду возлелеяв,
Что тем снищу, увы мне! благодать.

85. Но гордый князь новейших фарисеев,[599]
Воздвигнувший войну на Латеран,[600]
Не на войска Срацин, иль Иудеев, —

88. (Он был врагом для тех из христиан,[601]
Кто не брал Акры с скопищем презренных,[602]
Иль торг не вел среди султанских стран) —

91. Высокий долг о подвигах священных
Забыл в себе, во мне ж унизил чин,
Смиряющий молитвой посвященных.

94. И как призвал Сильвестра Константин,
Чтоб излечить проказу, из пустыни;[603]
Так думал он: как врач, лишь я один

97. В нем излечу горячку злой гордыни:
Безмолствуя, я слушал речь его,
Речь пьяного, не слово благостыни.

100. Но он: «В душе не бойся ничего:
Я отпущу твой грех; но вместе жду я,
Как взять Пренест, совета твоего.

103. Рай запирать и отпирать могу я:
Ты знаешь: два ключа в моих руках,
Что Целестин отвергнул, слепотствуя.[604]»

106. И столько истин изложил в речах,
Что я, сочтя за худшее молчанье,
Ответил: «Отче! если смоешь прах

109. Грехов моих, творимых без желанья,
То ведай: чтоб престол возвысить свой,
Все обещай, не помня обещанья.»

112. Франциск пришел, как умер я, за мной;
Тогда один из херувимов черных
Вскричал: «Оставь! по всем правам он мой.

115. Принадлежит он к сонму мне покорных:
В моих когтях с тех пор его глава,
Как подал он совет для дел позорных.

118. Кто хочет в рай, покайся тот сперва;
Но, каясь, зла желать – то несогласно
Одно с другим!» – сказав сии слова,

121. Увы! схватил, потряс меня ужасно
И возопил: «Ты думал ли, чтоб я
Мог рассуждать логически так ясно?»

124. Тогда отнес к Миносу он меня,
И, восемь раз вкруг жестких чресл свивая,
Свой хвост от злости укусил судья,[605]

127. Сказав: «Иди в корысть огня, тень злая!»
С тих пор, как видишь, я объят огнем
И сетую, в одежде сей блуждая.» —

130. Тут глас замолк, и бедственным путем
Помчался пламень с ропотом и стоном,
Крутясь, волнуясь зыбким острием.

133. Мы прочь пошли, мой вождь и я, по склонам
Громад туда, где свод кремнистых груд
Лежит над ямой, в ней же дань законом

136. Возложена на сеятелей смут.