Элизабет Гаскелл - Жены и дочери
– Лучше я войду первой и подготовлю ее. Ты сама увидишь, что ей стало намного лучше. Ах! Вот и мистер Гибсон!
Услышав голоса, он вошел в столовую. Синтии показалось, что он сильно постарел.
– Ты уже здесь! – сказал он, подходя к ней, чтобы пожать ей руку. – Кстати, на чем ты приехала?
– На «Ампайре». Просто я не знала о том, что Молли больна, иначе приехала бы раньше. – Глаза девушки наполнились слезами.
Мистер Гибсон был тронут. Он вновь пожал ей руку и пробормотал:
– Ты славная девочка, Синтия.
– Она прочла письмо дорогой леди Гарриет, которая все преувеличила, – пояснила миссис Гибсон, – и потому поспешила приехать. Я сказала ей, что это очень глупо с ее стороны, потому что Молли на самом деле стало намного лучше.
– Очень глупо, – согласился мистер Гибсон, подтверждая правоту супруги, но при этом с улыбкой глядя на Синтию. – Но иногда глупые люди вызывают бо́льшую симпатию своей глупостью, нежели умные – своей мудростью.
– Боюсь, что глупость всегда вызывает у меня раздражение, – заявила его супруга. – Однако же Синтия уже здесь, и что сделано, то сделано.
– Совершенно верно, моя дорогая. А сейчас я сбегаю наверх, взгляну на свою маленькую девочку и передам ей хорошие новости. А ты поднимайся вслед за мной через пару минут. – Последние слова были адресованы Синтии.
Восторг Молли при виде подруги проявился поначалу в виде нескольких слезинок радости, сбежавших по щекам, а потом и в ласковых пожатиях рук и бессвязных уверениях любви и дружбы. Раз или два она начинала: «Какое счастье», – но тут же обрывала себя на полуслове. Но эти два коротких слова были настолько красноречивы, что у Синтии защемило сердце. Она вернулась в самый нужный момент, когда Молли потребовалось общество нового, но знакомого человека. Внутренний такт Синтии позволял ей быть разговорчивой или молчаливой, веселой или серьезной в зависимости от расположения духа Молли. Она с неустанным интересом, пусть даже и не очень искренним, выслушивала причитания Молли о бедах и горестях, обрушившихся на Хэмли-холл, равно как и о сценах, которые произвели неизгладимое впечатление на ее чувствительную натуру. Каким-то шестым чувством Синтия угадала, что повторение этих болезненных воспоминаний облегчит подруге душу и сердце, которая отказывалась думать о чем-либо еще, кроме того, что произошло во время ее продолжительной болезни. Поэтому она и не думала перебивать Молли, как это частенько делала миссис Гибсон, заявляя: «Ты уже говорила мне об этом, дорогая. Давай поговорим о чем-нибудь еще»; или: «Право, я не могу позволить тебе все время предаваться этим болезненным воспоминаниям. Постарайся хоть немного взбодриться и ощутить радость жизнь. Удел юности – веселье и жизнелюбие. Ты молода и потому должна быть веселой. Это известная фигура речи, я забыла, как она называется».
Итак, после возвращения Синтии Молли быстро пошла на поправку, и хотя на протяжении всего лета она наверняка должна была сохранить многие из привычек, которыми обзавелась за время болезни, девушка с удовольствием выезжала на прогулку и радовалась погожим денькам. И лишь ее неустойчивое расположение духа по-прежнему требовало бережного с ней обращения. Весь Холлингфорд уже забыл, что когда-либо думал о ней, кроме как о любимице всего городка, и каждый по-своему выказывал дружелюбный интерес к дочери мистера Гибсона. Мисс Браунинг и мисс Феба сочли себя польщенными тем, что им было позволено повидать ее за две или три недели до того, как подобной чести удостоился кто-либо еще; миссис Гуденоу, нацепив на кончик носа очки, помешивала вкусное угощение в серебряной кастрюльке для Молли; из Тауэрз ей регулярно присылали книги, тепличные фрукты, новые карикатуры, необычно нежное мясо домашней птицы; смиренные и скромные пациенты «доктора», как привыкли тут называть мистера Гибсона, передавали ей раннюю цветную капусту, выращенную ими в своих крошечных садиках, с «пожеланиями всяческого благополучия юной мисс».
Последним, и самым заботливым, проявлявшим буквально ошеломляющее внимание, стал сквайр Хэмли собственной персоной. Когда ей было особенно плохо, он приезжал в город почти каждый день, дабы узнать мельчайшие подробности о ее здоровье. Несмотря на то что чаще всего он вынужден был встречаться с миссис Гибсон (которую терпеть не мог), потому что ее супруга не оказывалось дома, сквайр настойчиво спрашивал и слушал, спрашивал и слушал до тех пор, пока слезы невольно не начинали течь по его щекам. Он готов был пожертвовать всеми сокровищами своей души, до́ма и земель, только чтобы доставить ей хотя бы мимолетное удовольствие. И, что бы она от него ни получала, даже в самые худшие времена болезни эти подарки неизменно вызывали слабую улыбку на ее губах.
Глава 55. Возвращение странствующего возлюбленного
Июнь близился к концу. Повинуясь настойчивым уговорам Молли и ее отца, с одной стороны, и не менее настойчивым призывам мистера и миссис Киркпатрик, с другой, Синтия в конце концов уступила и вернулась в Лондон, дабы продолжить свой прерванный визит.
Однако это произошло не раньше, чем молва о ее неожиданном и преждевременном возвращении из Лондона, дабы ухаживать за Молли, заставила непостоянный в своих привязанностях городок изменить свое мнение о ней в лучшую сторону. Ее роман с мистером Престоном был забыт; все только и говорили, что о добром сердце Синтии. На фоне выздоровления Молли все события обретали розовые тона, как и само время, когда зацвели настоящие розы.
Как-то утром миссис Гибсон принесла Молли огромную корзину цветов, присланных из Холла. Молли все еще завтракала в постели, но уже сошла вниз, чувствуя себя достаточно хорошо, чтобы расставить цветы по всей гостиной, негромко обсуждая сама с собой каждый из них.
– А! Бело-розовые! Они были любимыми цветами миссис Хэмли, они так похожи на нее! А вот и роза эглантерия, она наполнит чудесным ароматом всю комнату. Я уколола палец, но это пустяки. Ох, мама, только взгляните на эту розу! Я забыла, как она называется, но она очень редкая и растет в самом укромном и тенистом уголке под стеной, рядом с шелковичным деревом. Роджер купил это дерево для своей матери, когда был совсем еще мальчишкой, он показывал его мне и заставил обратить на него внимание.
– Полагаю, теперь его плоды достанутся самому Роджеру. Ты, наверное, слышала, как папа говорил, что вчера видел его.
– Нет! Роджер! Роджер вернулся! – воскликнула Молли и жарко покраснела, но потом лицо ее залилось смертельной бледностью.
– Да. А… припоминаю, что ты отправилась в постель еще до того, как пришел папа, а рано утром его вызвали к этой надоедливой миссис Биль. Да, Роджер вернулся в Холл еще позавчера.
Но Молли обессиленно опустилась на стул и откинулась на спинку. Ее охватила такая слабость, что расставлять цветы она уже не могла. Неожиданные известия поразили ее до глубины души. Роджер вернулся домой!
Так получилось, что в тот день мистер Гибсон был занят сверх обыкновенного и домой вернулся уже после полудня. Но Молли упорно оставалась в гостиной, пренебрегая даже своим обычным отдыхом, чтобы в мельчайших подробностях выслушать все, что ему было известно о приезде Роджера. Его возвращение в Холл до сих пор представлялось ей чем-то невероятным, хотя на самом деле выглядело вполне естественным. Возможно, это объяснялось тем, что долгое и монотонное течение болезни заставило ее потерять счет времени. Покидая Англию, Роджер сообщил, что собирается обогнуть Африку с востока и достичь Кейпа и уже потом направиться туда, куда повлекут его научные интересы. В последнее время все письма для него были адресованы в Кейптаун; именно там, двумя месяцами ранее, он и получил известие о смерти Осборна, равно как и торопливое письмо от Синтии, уведомлявшее его о том, что она разрывает помолвку с ним. Он не счел, что поступает дурно, когда немедленно вернулся в Англию и предстал перед джентльменами, снарядившими его в эту экспедицию, объяснив им обстоятельства, имеющие отношение к тайной женитьбе Осборна и его внезапной кончине. Он предложил, и они приняли его предложение вновь отправиться в путешествие, длительность коего сочтут эквивалентным тем пяти месяцам, что еще оставались от его первоначального контракта. Большинство из них были состоятельными землевладельцами, осознававшими всю важность официального подтверждения женитьбы старшего сына и вступления его отпрыска в права естественного наследника старинного поместья. Все эти сведения, хотя и в куда более сжатой форме, мистер Гибсон изложил Молли в течение нескольких минут. Она сидела на софе и выглядела очень красивой с жарким румянцем на щеках и блеском в глазах.
– Однако! – произнесла она, когда отец закончил свой рассказ.
– Что однако? – шутливо спросил он.
– Ох! Так много всего. Я весь день ждала, чтобы подробно расспросить тебя. Как он выглядит?
