Величко Нешков - Наступление
Глава седьмая
Сначала шел мелкий дождь. Потом северный ветер, острый, как лезвие бритвы, усилился. Начался дождь со снегом. Солдаты, промокшие до нитки, измотанные до предела боями и напряжением, вторую ночь не отдыхали. Отрезанные со всех сторон, потерявшие связь с полком, они продолжали отчаянное сопротивление.
Около полуночи наступило временное затишье. Из пустых мешков для сухарей были вытряхнуты последние крошки. Слановский посиневшими от холода руками потрогал рукав шинели. Она стала твердой, как жесть. Рядом с ним дрожал от холода Сава. Не находя слов, он только грустно улыбался:
— До чего же живуч человек, господин подпоручик! В такую погоду хороший хозяин и собаку из дома не выгонит, а мы ничего — выносим все.
— Бывает и похуже, — ответил Слановский и прислушался, потому что справа кто-то позвал его. — Я здесь, — негромко сказал он.
Его разыскивал новый помощник командира роты.
— Садитесь, — предложил ему Слановский, с трудом подбирая под себя отяжелевшую от сырости шинель.
Ганев тут же опустился на землю.
— Женщинам здесь делать нечего, — улыбнулся он лукаво, — да и мужчинам нелегко. Связи с полком еще нет?
— Нет, — вздохнул Слановский.
— Как же это могло случиться, что гитлеровские танки сумели вклиниться? — почти про себя сказал Ганев. — Сейчас делал обход, держатся все молодцом, окапываются — во-первых, таким образом согреваются, а во-вторых, утром будут более удобные укрытия. Только, кажется, патроны на исходе.
— Будем держаться до конца, а если суждено нам здесь погибнуть, то погибнем. Где это громыхнуло с полчаса назад? — Слановский указал на восток в темноту.
— Не понял, но ведь, кажется, как раз в том направлении ушли капитан Тодоров и тот унтер-офицер, с усами, все забываю его имя.
— Антон, — добавил Слановский и вскинул голову, как будто воспоминание о помощнике командира батальона и унтер-офицере вывело его из забытья. — Вы устали, отдохните, теперь я сделаю обход.
Ганев снова улыбнулся и шутливо добавил:
— Разве можно отдыхать в такой грязи и холоде?..
На рассвете дождь со снегом перестал. Утих северный ветер, но лица солдат все еще были серыми от холода и сырости. Хмурое утро действовало на них так же угнетающе, как пули, мины и голод. Светало, но большинство солдат без радости встречали этот день.
Капитан Тодоров и Антон вернулись промокшие и грязные. По выражению их лиц все поняли, что радостных или обнадеживающих вестей они не принесли.
— Ну? — только и спросил Слановский.
Вместо ответа Тодоров спросил:
— Как настроение солдат?
— Как у мыши в капкане, — вымученно улыбнулся Киро.
Позади них грохотала артиллерия. Слановский, Тодоров и Антон прислушались.
— Наши, — показал рукой Антон, — значит, нас не забыли.
В пятидесяти шагах от командного пункта Слановского Луканче прислушивался к артиллерийской перестрелке. Вертел во все стороны головой и, не переставая, тараторил:
— Слышишь, кажется, грузовики идут? Может, уже прорвали оборону, и теперь наши отходят на машинах, а мы, чего доброго, тут останемся?
Свернувшись калачом, грязный, промокший, озябший и злой на весь мир, Кутула сердито прорычал:
— Бегут, а ты почему не бежишь следом? Только об этом и думаешь.
— А Пени и Маджар полеживают себе в тепле, — завистливо вздохнул Луканче.
— Да замолчи ты в конце концов, а не то по морде получишь! — окончательно вышел из себя Кутула.
— И ты скис, — отвернулся от него Луканче. — Можно подумать, что мне это нравится. Говорю просто так, чтобы легче стало. Я, что ли, виноват, что нас окружили? — Луканче повернулся к нему спиной, продолжая смотреть вперед.
Кутула простуженно шмыгал носом, бил до боли рукой о руку и про себя ругался. А тут еще Сава вернулся в окоп и случайно наступил на Кутулу. Тот приподнялся и заревел:
— Ты что, слепой? Смотри, куда ступаешь!
Сава шутя ответил:
— Подбери ноги! Ишь развалился, как барин… Вот вернёшься к себе домой, там и лежи сколько хочешь. Где Лило?
— У меня на голове… — сквозь зубы хрипло процедил Кутула.
Слановский только что вернулся с обхода. Теперь можно было передвигаться только перебежками, так как гитлеровцы не жалели ни патронов, ни мин, стреляли по каждому солдату.
Слановский сполз в окоп, обойдя еще раз окруженную часть батальона, расположение которой теперь можно было определить только по дыму от выстрелов.
— В состоянии ли эти люди сопротивляться? — вполголоса спрашивал он себя. — Неужели все до одного найдем здесь смерть? И будем лежать в грязной земле и служить пищей для ворон и стервятников…
Где-то поблизости застонал раненый. Послышались разгоряченные голоса его товарищей.
Пришел Лило, придерживая грязные края шинели. На его посиневших губах играла едва уловимая улыбка. На левой щеке, оцарапанной пулей, засохла кровь. Они со Слановским переглянулись, взглядом сказав друг другу все, что хотели. Лило достал смятую пачку сигарет и, пытаясь закурить, сломал несколько спичек. Слановский молча подал ему зажигалку.
— Попробуй, если бензин еще не кончился.
— Все уже кончается, только душа и осталась в теле, — попытался улыбнуться Лило. Он помолчал и, привстав, посмотрел на угрюмое поле таким жадным взглядом, как будто жил здесь долгие годы и все вокруг связано с далекими и дорогими его сердцу воспоминаниями детства.
— Знаете, господин подпоручик, — Лило нарочно хотел вспомнить давно забытое, чтобы рассеять грусть и тоску, пока не собрались остальные товарищи из батальона, — вот такие ровные места всегда напоминают мне тот полустанок, где я вырос. Полустанок находился в поле между двумя станциями. Весной, летом и осенью к нам приходили люди, брали воду в колодце, а когда наступала зима и начинались метели, мы оказывались отрезанными от мира, как на далеком острове. Тогда только товарные и пассажирские поезда напоминали, что где-то далеко от нас люди живут, веселятся. А случалось и так, что в зимние ночи к дому на полустанке приходили волки и начинали страшно выть. Иногда я соскребал с окна лед, прижимался лбом к стеклу и смотрел на поле, на мерцающий свет луны и волков, сидящих на тропинке.
— А где сейчас твой отец, его что, перевели в другое место? — спросил Слановский.
— Недавно получил от него письмо. Теперь он в городе, работает на вокзале в отделе эксплуатации, но недоволен: там много дыма и нет места для пасеки…
Прибыли унтер-офицер Димитр, помощник командира 2-й роты Ганев, командир второго взвода 1-й роты подпоручик Симов и еще два унтер-офицера.
— Ну вот, прыгали, прыгали и допрыгались, — проговорил Димитр почти про себя. Он немного привстал, и тут же над ним с воем пронеслись пулеметные пули.
— Пригибайся, Димитр! Чего хочешь? И без того нас засекли… — поругал его Слановский.
Капитан Тодоров, унтер-офицер Антон и командир 3-й роты прибыли последними.
Лицо Тодорова посерело, из-под пилотки выбивались седые волосы. Слановский впервые заметил это. «Седые волосы, — подумал он, — неужто за одну ночь поседел?» У Антона мокрые усы повисли, а тонких морщин около синих глаз стало со вчерашнего дня как будто вдвое больше.
Тодоров оглядел собравшихся, тихо поздоровался, и на его лице появилось что-то наподобие улыбки.
— Ну, друзья, у нас нет времени для долгих разговоров. Вам известно, что вчера погиб командир батальона? Вторая и третья роты и один взвод первой роты окружены. Ночью мы с Антоном попытались связаться с нашими, но это оказалось невозможно. Теперь у нас нет другого выхода, кроме как обороняться до последнего патрона…
Тодоров замолчал. Над их головами с криком пролетела стая ворон. Лило, сжав губы, смотрел на черных птиц.
Унтер-офицер Димитр разгадал его мысли:
— Господин фельдфебель, отчего морщитесь?
Прямо напротив расположения 2-й роты из кукурузного поля показались солдаты. Их было человек пятьдесят.
Слановский поднял бинокль. От радости сердце его вдруг затрепетало. В бинокль он ясно увидел болгарскую форму в цепи солдат, спокойно идущих к ним.
— Наши, — чуть не закричал он от радости.
Сава приподнялся. Вытаращил глаза, и на его усталом лице засияла радостная улыбка.
— Ну-ка, погоди, — вдруг замахал рукой Слановский и снова приник к биноклю. Искра радости и надежды в его сердце угасла. Он теперь совершенно ясно видел черные галифе под болгарской серой шинелью идущего впереди офицера. Отложив в сторону бинокль, Слановский с ужасом заметил, что все его солдаты, высунувшись из укрытий, оживленно спорят о чем-то.
Луканче первым закричал:
— Эй, вы из какой роты?
Ему никто не ответил.
— Эй, слышите, вы из какой роты? — нестройно крикнули еще несколько человек.
