Величко Нешков - Наступление
Он вздрогнул, когда она спросила его:
— Господин офицер, могу ли я узнать, вы семейный?
— Что? — спросил он и подумал, что она, если узнает, что он женат, откажет ему в комнате.
— До сих пор я сдавала эту комнату только холостякам. Для семейных она очень неудобна.
— Будьте спокойны, госпожа, я буду жить один.
— Вы холостой, правда? — улыбнувшись, спросила она.
— Да, до сих пор у меня не было времени обзавестись домом, — солгал он и почувствовал, что краснеет. Чтобы переменить тему разговора, он поинтересовался: — А где ваш муж?
— Мобилизован как офицер…
— На фронте?
— Нет, в какой-то интендантской части в Венгрии. Он старше вас, но все еще поручик. Если у вас есть багаж, можете перенести его сразу же.
— Да, я перенесу, но, может быть, завтра, — промямлил Матейчо, так как у него не было вообще никакого багажа в казарме, кроме полотенца да милицейской одежды под кроватью в канцелярии батальона. — Сегодня уже можно спать здесь?
— Пожалуйста, комната в вашем распоряжении, — ответила она, и ему показалось, что при этом женщина улыбнулась как-то многозначительно.
Матейчо остался в комнате один. Рабочий день еще не кончился, но у него не было никакого желания возвращаться в казарму. Все равно и без него работа не остановится.
Он ощупал пружины, приподнял край одеяла. Простыни были белоснежные. Делал он это не потому, что сомневался в чистоте, а просто из любопытства. Он лег на спину, стараясь не испачкать покрывало сапогами. Хозяйка не выходила у него из головы. Матею просто не верилось, что ему посчастливилось жить под одной крышей с такой женщиной.
Около часа он лежал на спине, но в конце концов не вытерпел и решил найти какой-нибудь повод, чтобы поговорить с ней. Он оглядел себя в зеркале, пригладил каштановый упрямый чуб, несколько раз набычил шею, потому что ему все казалось, что воротник кителя немного широк. Выйдя из своей комнаты, он нерешительно остановился в коридоре и дрожащей рукой постучал в дверь кухни. Показалась хозяйка, все такая же ласковая и улыбающаяся.
— Пожалуйста, господин капитан, — учтиво пригласила она его.
— Хотел вас спросить, где можно умыться? — спросил Матейчо. Это пришло ему в голову в последний момент. Вообще-то он не мог похвастаться этой полезной привычкой, поскольку иногда день, а то и два не умывался.
— Вот умывальник, здесь будете умываться. Другой возможности нет. Может быть, не совсем удобно, но…
«Эх, — подумал Матейчо, — ради тебя я готов целую неделю никуда не выходить, как же мне может быть неудобно? Наоборот, даже очень удобно».
Она подала ему банное полотенце и из деликатности вышла из кухни. Матейчо зафыркал над умывальником, как конь, тщательно вытерся, причесал взъерошившиеся волосы, и в это время вошла хозяйка.
— Военному если не помыться за день два-три раза — плохо дело, от такого службы не жди, — назидательно изрек Матейчо.
— Я тоже очень люблю чистоту, — добавила хозяйка, чтобы что-то сказать.
— Для нас это первая необходимость, — болтал он, только чтобы найти повод для дальнейшего разговора.
— Пойдете на службу сегодня? — спросила она, как только Матейчо замолчал.
— О-ох, наша служба — это наказание, да и только! — Для большей убедительности он тяжело вздохнул. — Верите ли, я три дня и три ночи переезжал с места на место. Служба. Преследовали шпионов.
— Поймали? — спросила она с интересом.
— А как же! Как миленьких.
— Раз вы совершили такой подвиг, то заслуживаете отдыха. Останьтесь на ужин. Есть отличное винцо, мой луж славится во всей округе как мастер-винодел.
— Это что же, его главное занятие? — наивно спросил Матейчо.
— Нет, просто у нас свой виноградник. А муж — адвокат. Петр Цеков — может быть, слышали о нем?
— Да-да! — Матейчо сделал вид, что это имя ему известно, хотя сам впервые услышал его. — Как-то мне пришлось заниматься с адвокатами. Возможно, он вел дела наших ребят.
— Да, ведь это его работа, — добавила она.
— Стало быть, найдем общий язык, — промямлил Матейчо. — А как ваше имя?
— Раина, — ответила она и стала накрывать стол к ужину.
Матейчо переступал с ноги на ногу, с любопытством и скрытой завистью осматривая аккуратную и хорошо оборудованную кухню. Он все еще не мог преодолеть свое смущение и неловкость. Раина лукаво улыбнулась, указала ему место за столом:
— Пожалуйста, садитесь. Сейчас только налью в кувшин вина! — И она выскочила наружу.
Как только она вышла, Матейчо облегченно вздохнул и полушепотом сказал себе:
— Вот дела! Это тебе не то что в деревне. Ну, фельдфебель, ну, дьявол, разместил меня у такой крали…
Сначала Матейчо держал вилку неловко, рука его подрагивала, но после второго бокала появилась уверенность и веселое настроение.
Щеки Раины порозовели, язык развязался. Это придало еще больше смелости Матейчо, которым овладело внезапное пьяное желание говорить. Он и сам не мог себе объяснить, почему в присутствии этой женщины у него появилось желание рассказывать ей только страшные истории. Его не интересовало, что ее любопытство и сочувствие были притворными. Он спешил выставить себя в лучшем свете, таким, каким он себе и во сне не снился. Стоило ему вспомнить, что он был в тюрьме, как его подхватила неудержимая волна бахвальства. Он рисовал себя первым среди лучших. Притворно-наивные вопросы Раины подбадривали его еще больше.
— Ах, вы были приговорены к смертной казни? — спросила она, слегка прикусывая нижнюю губу.
— Конечно! — самодовольно рисовался Матейчо. Он врал не моргнув даже глазом: — Целую ночь сидишь, бывало, в камере и ждешь, что каждый миг звякнет ключ и тебя поведут на виселицу…
— Ох, это ужасно, мое сердце разорвалось бы… — вся дрожа, проговорила хозяйка.
— Я твердо решил требовать для себя смерти без формальностей.
Она смотрела на него изумленно, может быть, даже верила ему, а Матейчо, довольный произведенным эффектом, продолжал:
— А знаете, мы, осужденные на смерть, по приказу сверху должны были плевать в глаза попу, а если у нас не были связаны руки и ноги, то давать хорошего пинка прокурору. И страшно, когда тебя ведут вешать, а ты еще не проснулся…
— Почему? — прервала она его.
— Потому что, скажем, ты сладко спишь, снится тебе что-то хорошее, и вдруг набрасываются на тебя стражники, сбивают тебя с ног, и ты, будучи неготовым, невольно проявляешь слабость перед лицом врага.
— Вы много страдали, — сочувственно вздохнула она, долила ему в бокал вина и наивно спросила: — А как же вам удалось спастись?
— Не посмели со мной разделаться. Чугун им пригрозил. Послал письмо, что всех начальников пустит из-за меня в расход, если только посмеют меня тронуть… Э, хозяйка, оставим этот разговор! Этой истории конца нет, — небрежно махнул он рукой. Его охватил какой-то беспричинный смех. Был бы сейчас за дверьми Калыч или кто-нибудь из каменопольцев, кто бы мог услышать, как он тут хвалится, и рассказал ей, как он по глупости попал в ловушку Ристо Шишмани, как умолял Цено Ангелова и Костова, чтобы его отпустили. Да, жаль, что тогда он застал их в плохом настроении, и они с легкостью решили его судьбу.
Начав врать, Матейчо уже не мог остановиться. Он хотел окончательно удивить свою хозяйку.
— А вот осенью на фронте в Македонии…
— А вы и на фронте были? — прервала она и вспомнила; что у нее было легкое увлечение офицером из военного округа прошлым летом, пока не отменили мобилизацию ее мужа в корпус в Венгрию.
— Конечно был, и даже добровольцем. Партия меня не отпускала, но я пошел на свой страх и риск. Хотелось мне пустить немецкой кровушки. — Он стискивал зубы так, будто против него действительно находились захваченные гитлеровцы, которые ожидали решения своей судьбы, зависевшей от его благоволения. Он начал ковырять в зубах вилкой. Это вызывало у Раины легкое отвращение к нему, но Матейчо продолжал лгать, ничего не замечая: — Значит, я ответственный и главный начальник всего фронта. — Он сделал рукой широкий круг над столом. — Мы удерживаем одну главную высоту, а они, понимаете ли, прут на нас, как осы. Отдаю ребятам приказ ждать. Решил подстроить фашистам пакость, какая им даже и во сне не снилась. Как только они приблизились к нам, я встал во весь рост и буквально закидал их гранатами, не менее двух-трех ящиков высыпал им на головы. Что там было, рассказать невозможно!
— Ой, — закрыла глаза хозяйка в притворном испуге. Она уже поняла, что Матейчо лжет и преувеличивает. — А посмотреть на вас, не такой уж вы и страшный.
— Так то же на войне! — самодовольно заметил Матейчо. — Если ты не убьешь, то тебя отправят на тот свет, — поспешил он закончить разговор и только теперь понял, что переборщил со своим хвастовством.