Дмитрий Линчевский - Драгунский секрет
— Обычный, каких пруд пруди. К тому же, перед татарами скис: не стрелял, не дрался. Не — не орел.
Алексея подобный отзыв совершенно не расстроил. Сам он считал себя мокрой курицей. Было несколько обидно, что девушка не оценила его налет на разбойника. Впрочем, Бог ей судья. Жаль, пулю на орла зря потратил. Неблагодарная.
— Ваш бродь, а я вас обыскался, — раздался невдалеке голос унтера. — Илья Петрович интересуется, где вы устроились.
— Пока нигде.
— В этом случае, он просил вас к нему в дом. Места, говорит, там на троих хватит.
За плетнем послышались возмущенные девичьи голоса.
— Ты глянь, какой жук — прям под боком сидел!
— Вот, негодник.
Алексею стало неловко за свое поведение, и он решил исправить ситуацию.
— Прохор, а где ты сам устроился?
— За меня не беспокойтесь, я без крова не останусь. На крайний случай к вам приду, Илья Петрович любит, когда я под рукой.
— А позволь тебе порекомендовать исключительно удобный вариант.
— Давайте, коль не жалко.
Алексей окинул рукой двор, у которого они стояли.
— Вот, превосходное место, теплый дом, прекрасная хозяйка, — здесь он вспомнил, что Маришка, очевидно, жила в другой хате, раз в этой находился дед Насти (стало быть, и она сама). — А, впрочем, постой…
Прохор уже заметил двух девиц у крыльца и с интересом ожидал развития.
— Простите, милые барышни, — как можно учтивее начал Алексей, — не подскажете, где можно обрести ночлег молодому унтер-офицеру нашего полка?
Глаза Маришки засияли даже в темноте.
— Отчего ж не подсказать, коли человек хороший.
— Он очень хороший, сегодня героически спасал ваш обоз.
— Так что ж он сам молчит, аль язык проглотил?
Унтер покашлял в кулак, ухмыльнувшись.
— Скромный я, застенчивый.
— Оно и видно, — кокетливо улыбнулась Маришка и пошептавшись с подругой, как бы нехотя, направилась к воротам. — Пойдем, что ль, застенчивый, пока не передумала.
Когда они ушли, Алексей, взяв чемодан, открыл было рот, чтобы попрощаться с Настей. Но та его опередила.
— А теперь, наверное, вы будете проситься ко мне на постой?
— И хотел бы — не стал. До свидания…
Отмахав сажен тридцать по улице, он сообразил, что не знает, где разместился командир (Прошка ведь не указал дорогу). Решил постучать в первый попавшийся дом. Подходя к окну, угодил ногой во что-то мягкое, судя по запаху, не в манную кашу. Принялся чистить ботинок о траву… Получалось скверно.
— Что, ваше благородие, в дерьмо угодили? — участливо спросил широкоплечий, с саблей на боку, драгун, проходивший мимо.
Алексей хотел было ответить ему по-уставному, но, увидев на круглом лице благодушную улыбку, передумал. Странное дело, эти бравые ребята, которые еще недавно рубились в кровавой потехе, как настоящие герои, здесь, на мирном берегу, не кичились своими подвигами, не разговаривали надменно с новичками (в отличие от обозного солдата, что всю дорогу смеялся над кинжалом), наоборот, являли исключительную доброжелательность. От людей ли то зависело, от условий ли жизни, судить пока было трудно.
— Да вы его не троньте, засохнет — само отвалится, — посоветовал драгун тоном знатока. — Вы часом не командира ищете?
— Точно, его.
— Вон он, в доме напротив остановился.
— Спасибо, братец. Как звать тебя?
— Трифоном, ваше благородие, обращайтесь, ежели чего.
— Непременно.
Доковыляв до указанной хаты, а по пути еще раз наступив во что-то мягкое, Алексей вошел в чистые сенцы. Здесь, ощутив неловкость за свой грязный вид, снял ботинки и, морщась от вони, выставил их на улицу. Не успел прикрыть дверь, как из комнаты вылетел озабоченный Илья Петрович.
— Объявился? Ну, и славно. Мы с Яков Степанычем надумали хаты проверять, если хочешь, давай с нами.
Командир выскочил из дому, твердо пройдясь по офицерским ботинкам. Атаман пропыхтел следом.
— Что за черт! — выругался он, споткнувшись. — Лукерья, прибери тут обувку, ноги обломать можно.
В дверях показалась полненькая старушка с шалью на плечах.
— Каку таку обувку? Здравствуйте.
Алексей вежливо кивнул.
— Это мои ботинки, бабушка, сейчас уберу.
— А, ну ладно тогда, — успокоилась хозяйка. — Фу, что за вонь такая стоит, не пойму я…
Надежда гремела чугунками у печи, когда в дом вошел запыхавшийся атаман.
— Наконец-то, пожаловал, — сказала она с недовольным видом. — Забирай солдатиков, пока не уснули.
— Да погодь ты, — заговорщицки прошептал Яков Степаныч, — не теперь, потом, попозже.
— Что значит, попозже?! — возмутилась было казачка, но тут же прикусила язык. На пороге появился грозный командир.
— Неужели, такая красавица ухаживает за нашими ранеными? — удивился он, подобрев лицом.
Атаман троекратно кивнул.
— Да, такие вот у нас казачки.
— Правду говорят, что вы сами тяжелых просили?
Надежда развела руками, мол, если говорят, значит, правда.
Туманов смущенно кашлянул.
— Первый раз захотелось на месте раненого оказаться.
— Это почему же? — улыбнулась она, выказав ямочки на щеках.
Командир, пряча взор, потеребил себя за ухо.
— Да так, к слову пришлось. Ну, показывайте, где ваши владения.
Они вошли в просторную, с коврами на стенах, комнату. Илья Петрович, перекрестившись на икону, одобрительно кивнул.
— Превосходные условия, превосходные.
— От и я говорю, ваше благородие, — встрепенулся перебинтованный солдат. — Может, лучше здесь остаться? Зачем куда-то ехать?
— Пока, вероятно, так и будет, — вздохнул Туманов. — Пятигорскую «оказию» нынче в пух разбили, отправлять вас завтра не с кем. Видно, придется обождать. Потерпите их, хозяюшка?
— Потерплю, куда ж деваться…
В следующей хате за накрытым столом сидели два подвыпивших драгуна в исподних рубахах и широких лезгинских штанах. У одного была забинтована голова, у другого — рука. Песня, звучавшая в их исполнении, слышалась далеко на улице.
Что под дождичком трава,
То солдатска голова.
Весело цветет, не вянет.
Жизнь мужицкая прости,
Рады службу мы нести…
На этих словах в комнату вошел рассерженный Туманов.
— Гуляем?
— Раны залечиваем, ваше благородие, — хором ответили певцы.
— А каков уговор в отряде по части вина?
— Подчиненные пьют — командир знает, — пробасил тот, что был с увечной рукой.
— Верно. А я знаю?
— Мы же, вроде как, не в строю.
— А я знаю?! — рявкнул Туманов.
— Никак нет, — икнул тот, что с забинтованной головой.
— Кто разрешил пить?
— Ну, это… как его…
— Кто дозволил!?
— Мы же, вроде как, уже отвоевали.
— Отвоевали!? — взревел поручик, багровея лицом. — В солому порублю!!! — он выхватил из ножен палаш и с силой ударил им по столу (тот, даже не хрустнув, развалился надвое). — Шкуру спущу на барабаны!!!
Не желая ни первого, ни, естественно, второго, драгуны опрометью выскочили на улицу. Бабка Маланья, стоявшая на кухне, перекрестилась им вслед.
— Ох, бедненькие. Зачем же я, дура старая, пожалилась.
Собака Дуська, вероятно, полагая, что гостей таки решили поселить в ее конуру, зашлась истерическим брешем.
Алексей испуганно взглянул на Якова Степаныча.
— Крут во гневе, — одобрительно кивнул тот.
Меж тем Туманов вышел на кухню совершенно спокойным, только шрам на его суровом лице предательски краснел.
— Извините, хозяйка, я вам стол немного попортил. Завтра эти певцы вместо одного, два новых сделают, не беспокойтесь. Ну что, господа хорошие, обход окончен, — хлопнул он в ладони, — идемте ужинать, коли нет возражений.
Разумеется, никто не возражал.
Компания, спотыкаясь о кочки и угождая в ямки, неспешно зашагала к дому бабки Лукерьи.
Алексей решил безотлагательно уточнить неясные для себя моменты, дабы не попасть впросак по незнанию.
— Извините, Илья Петрович, а разве в полку не пьют? — спросил он, запнувшись о бугор.
— Пьют, конечно.
— А почему же тогда вы…
— Взорвался?
— Именно.
— Дисциплина, друг мой, дисциплина.
— А я слышал, на Кавказе солдат волен, не задерган.
— Так и есть, потому и взорвался. Им здесь дозволено более, чем всем другим. Но с одним условием — командир знает все. Собрался выпить — доложи. Я имею в виду, что у меня есть пьяный, к бою непригодный. Захотел с девицей погулять — поставь в известность. Я знаю, где тебя искать, коли что. В противном случае, нападут татары, а воевать некому — всяк себе забаву нашел. Так-то.
Заслушавшись, Алексей наступил в ямку. Судя по хлюпанью, в ней была вода. Откуда? Дожди в последнее время, вроде бы, не шли.
— Но это ж раненые, — возразил он, отряхивая ботинок.