Утешение - Гаврилов Николай Петрович

О том, что им завтра предстоит выдвигаться в Грозный, солдатики, наверное, даже не думали. Совсем дети, они были слишком маленькие со своими проблемками в этом мире, где взрослые что-то не поделили, где все самостоятельные люди воспринимались ими как «дяденьки», и чеченцы тоже были «дяденьками». Завтра или послезавтра эти мальчишки так и будут их просить: «Дяденьки, пожалуйста, не убивайте меня, у меня дома мама». Их бы пожалеть, да некому.

Сейчас они грелись на моторных решетках и были почти счастливы.

Но погреться довелось недолго. В 18.00 командир 3-й роты приказал вывести машины из капониров и выстроить танки в колонну. Капитан хотел проверить навыки вождения у новеньких и заодно потренировать экипажи на слаженность. Прибывший сегодня худенький лопоухий механик из Томска оказался в командирской машине.

Танк не успел прогреться, внутри все заледенело, на броне нарос лед толщиной с сантиметр. Среди стылого железа от дыхания шел пар, но механик мгновенно стал мокрым от пота. Сейчас все ушло на второй план: дом, мама, чужая Чечня, дембеля; главным стало не опозориться перед капитаном, провести танк не хуже остальных, не заглохнуть в самый неподходящий момент и не свалиться куда-нибудь в канаву. Голове стало жарко под шлемофоном.

По мере повышения температуры в кабине начал таять лед, сверху закапало, как при дожде. — Так… Левее. Не дергай. Ровнее… Держи дистанцию. Не сбавляй ход, позади тебя тоже танк едет. Держи 30 метров. Не дергай, тебе говорю! — звучал в шлемофоне голос капитана с командирского места. Попутно он проверял связь с другими машинами, в динамиках постоянно звучало: — Броня-512, Броня-512, ответь Прибою…

Но там что-то не получалось. Лишь через долгий промежуток времени в динамиках зашумело, и бескрайне далекий глухой голос ответил, как с другого конца земли:

— Броня-512 на связи…

Танки поездили по кругу минут тридцать. Затем прозвучала команда остановиться и загонять машины обратно в капониры. Для худенького механика это стало новым испытанием. По спине тек пот. Руководил заездом в капонир сам капитан, он вылез из танка и показывал руками — левее, правее, а после скрестил руки — «стоп».

— Ладно. Пойдет, — сказал он, когда бывший курсант, заглушив двигатель, вылез из люка. — Только давай учись, я тебе все время подсказывать не смогу. Ночью проверь турбину. Да, и еще… Тебе по штату автомат положен укороченный и пистолет, как и всему экипажу. Сразу говорю — не выдадут. Дают один автомат на танк, и тот с прикладом. Но надеюсь, он не понадобится.

И уже отходя в свою палатку, обернулся и спросил:

— Как хоть тебя зовут, сибиряк?

— Алексей. Алексей Новиков, — ответил бывший курсант и впервые за весь этот долгий, насыщенный событиями день улыбнулся.

Ночь Алексей провел в танке. Он не успел даже толком разглядеть своих новых сослуживцев. Не успел ни с кем познакомиться. Слишком стремительно все развивалось. Главным для него стало не опозориться завтра. Несколько раз он заводил двигатель, проверял, насколько хватало знаний, как работают все узлы на холостом ходу.

Ночь была важной — военной. На склоне шло постоянное движение. В свете танковых прожекторов грузили боекомплект. Ушла в темноту разведка. От волнения за предстоящий марш спать не хотелось. Наводчик-оператор из старослужащих в танке не показывался, ушёл куда-то к своим. Алексей был один. Тускло горела лампочка аварийного освещения. Подумалось, что мама и сестренка обомлеют, когда узнают, что он в Чечне. Он так и не написал домой, не зная, какой у него окончательный обратный адрес. Теперь номер части есть. Надо написать. Представилось, как сестренка станет взволнованно рассказывать в школе: «Мой брат на войне». А мама испугается, будет плакать, пить валерьянку, звонить отцу, не спать по ночам… Но он ее успокоит в письме, что с ним все хорошо…

Под утро накатила дремота, вокруг было тихо, и в танке стояла тишина, ресницы слипались, на мгновение он проваливался в какую-то яму без пространства и времени, и перед глазами появлялись размытые лица мамы и сестры, затушеванные дымкой картинки из детства.

В секундном сне он увидел город Грозный: улицы, почему-то с зелеными от листвы деревьями, солнечные зайчики в стеклах витрин и синие почтовые ящики на стенах домов. Он отправит письмо оттуда. Гражданская почта быстрее и надежней армейской. На этой хорошей мысли город Грозный исчез, а сон наполнил неизвестно откуда взявшийся стук. Стирая остатки сна, Алексей дернулся, заморгал и вернулся в реальность.

Стучали прикладом автомата по люку танка.

— Эй, водила, проснись! — кричали у танка. — Заправка приехала. Вылезай заправляться.

Светало. Темное чужое небо постепенно светлело. Возле каждого танка и БМП суетились люди. Еще до рассвета вернулась разведка. Доложили командованию: путь до Грозного свободен. После заправки к танку подошел наводчик. Вроде от него пахло перегаром. Солдаты не верили, что они завтра войдут в город, слишком много их раньше обманывали, они думали, что займут новые позиции в районе Нефтянки и встанут там встречать Новый год. Вскоре по батальону объявили тревогу. Капитан приказал собраться на построение. Он был оживлен и весел. Он еще не знал, что такое война. Никто в бригаде не знал.

В Грозном, по сведениям командования, находилось около 10 тысяч активных боевиков, не считая ополчения, и поэтому было понятно, что генералы тоже не знали, что такое война. Иначе не послали бы в чужой город войска в два раза меньше по численности, чем у противника. Главным вопросом у офицеров оставалось, как поудобнее расквартироваться в Грозном. Выстраиваясь на последний инструктаж, ни офицеры, ни солдаты еще не знали, что их сегодня ждет.

— Последние вводные, — громко, чтобы все слышали, сказал капитан построенной роте. — Проходим совхоз «Родина». Дальше по улице Маяковского, берем под контроль железнодорожный вокзал с выставлением блокпостов от улиц Субботникова до Поповича. Командирам взводов изучить по пути карту. Я на головной машине, за нашими танками — разведка, машина управления и 1-й батальон мотопехоты на БМП и БТР. Параллельно с нами идут самаровцы. Кто собьет движение колонны — пеняйте на себя! До самого дембеля выгребать будет. Все, братцы! Новый год будем встречать уже в Грозном, с шампанским. По машинам!

Люки на всякий случай не закрывали, подвязав жгутами. Знающие люди говорили, что так меньше вреда от кумулятивных снарядов, которые при попадании создают внутри избыточное давление. Капитан, забравшись на свое командирское место, смотрел на часы. Завелись. Затем Алексей услышал в наушниках его веселый голос:

— Леша, сибиряк, как ты там? Давай потихоньку выезжай из капонира. Курс на нефтяную вышку. Там формируют колонну. Не ссы, молодой, все будет хорошо. Ну, поехали!

И они поехали…

ГЛАВА ВТОРАЯ

ТРЕВОГА

03.01.1995

Томский городской военный комиссариат располагался в двухэтажном здании по улице Эуштинской, недалеко от набережной и замерзшей реки. Очищенная от снега дорожка проходила по алее, среди белых от изморози деревьев. С крыши здания свисали метровые сосульки, на окнах первого этажа виднелись решетки.

Оббив с сапог снег, Ольга вошла внутрь, спросила у дежурного за стеклом, где находится нужный ей кабинет, и, поднявшись на второй этаж, зашла в небольшую приемную. На стенах приемной пестрели плакаты, чуть дальше находилась дверь в кабинет с табличкой «Заместитель военного комиссара», а за секретарским столом сидела красивая, крашенная под блондинку девушка в военной форме — в зеленой рубашке с погонами и узкой короткой юбке.

Губы девушки были ярко-красными от помады.

— Мне на прием. По личному вопросу, по записи, — волнуясь, сказала Ольга. Девица мельком взглянула на нее, посмотрела в журнал и, не спрашивая фамилии, кивнула на дверь. За дверью слышался глухой неразборчивый голос.

Кабинет заместителя комиссара оказался гораздо просторней и светлее приемной. В незакрытые шторами окна било солнце. Над массивным столом в рамке висела фотография Ельцина. Сам заместитель комиссара разговаривал по телефону. Увидев в дверях Ольгу, он указал рукой на стул, стоящий возле стены, а сам продолжил разговор, одновременно листая какие-то бумаги, прижимая трубку плечом.