Утешение - Гаврилов Николай Петрович
— Да нет, — говорил он в трубку. — Какие длинные удилища? Короткие. Ты что, на зимней рыбалке никогда не был? Да, мормышки, прикормку… Потом? Потом банька у Иваныча — Он хохотнул. — Ну сам понимаешь!..
Пока полковник разговаривал, Ольга рассматривала его, оставаясь стоять посреди кабинета. Невысокий, коренастый, плотный, лет сорока пяти, с залысинами. Гладко выбрит. Глаза щурятся, как у сытого кота. Такой… любитель жизни, судя по секретарше. Орет, наверное, на подчиненных и бюрократ, если не видит личной заинтересованности…
— Слушаю вас, — положив трубку, наконец обратился к ней полковник.
Вчера Ольга целый день мысленно готовилась к этому разговору, желая сразу и четко изложить в военкомате суть дела. А придя в кабинет, растерялась. Она расстегнула верхнюю пуговицу пальто, зачем-то сняла перчатки и, комкая их в руке, сбивчиво произнесла:
— Нет писем от сына. Последнее пришло за десятое декабря, а сегодня третье. Почти месяц. Что-то случилось. Он мне раньше каждую неделю писал, его перевели, и вот…
— Где ваш сын служит? — перебил ее полковник.
— Призван в учебную танковую часть в Новосибирске. А потом по распределению его направили в Адыгею, в город Майкоп. И с тех пор от него ни строчки. Адрес новой части не прислал. Даже открытки с Новым годом не было, — торопливо выговорила Ольга. Она хотела добавить, что ее сын абсолютно домашний мальчик, что он за это время обязательно написал бы домой уже несколько писем, он же понимает — дома волнуются. И что она, мама, совершенно не знает, что ей делать, к кому обращаться, поэтому и пришла сегодня в этот кабинет.
Но полковник не собирался вникать. Тем более что в этот момент снова зазвонил телефон.
— А чего вы от военкомата хотите? — пожал он плечами, выразительно поглядывая на трубку. — Это вообще не мой вопрос. Пишите в канцелярию учебной части, узнайте адрес его нового места службы и напишите командованию. Он не сообщал, куда его конкретно отправляют?
— В 131-ю мотострелковую бригаду. В город Майкоп, — с готовностью ответила Ольга.
— Ну вот. Можете даже телеграмму туда послать. Вашему сыну там быстро объяснят, что домой писать надо регулярно. — Полковник потянул руку к звонящему телефону, давая понять, что разговор закончен, и вдруг, замерев на мгновение, переспросил: — Куда-куда? В Майкопскую бригаду?
— Да, — ответила Ольга. — Сын писал, что туда.
Что-то произошло. Что-то изменилось в лице военкома. Оно словно затвердело. Перед Ольгой сидел уже не вечно занятый бюрократ с дорогими часами на руке, выглядывающими из-под рукава кителя, а настоящий военный. Он медленно приподнял трубку, сбросив звонок, и внимательно, словно впервые, посмотрел на Ольгу. В его глазах было что-то, что заставило Ольгу замереть.
Сердцу стало нехорошо, по затылку прошел холодок.
— Ты вот что, мать… — через долгую паузу произнес полковник, не замечая, что говорит с незнакомой женщиной на «ты». — Посиди-ка пока в приемной. Сделаю пару звонков. Давай запишу… Имя и фамилия сына, год рождения и когда переведен. Может, что-то и узнаю.
Ожидание в приемной затянулось на вечность. Секретарша, то перебирая какие-то бумаги, то рассматривая маникюр, время от времени бросала на сидящую на стуле Ольгу быстрые взгляды. Из-за закрытых дверей кабинета слышался неразборчивый голос полковника. Ольга комкала в руках перчатки. Через какое-то время в приемную зашла женщина в норковой шубе, с дорогой сумочкой, с тонко выщипанными бровями на матовом ухоженном лице. Ничего не спрашивая у секретарши, она сразу направилась к кабинету, намереваясь зайти внутрь, но как только постучалась, голос из-за двери рявкнул что-то вроде «занят», и дама, изобразив на лице возмущение, поспешно покинула приемную.
Зашел какой-то парень, постоял, помялся и тоже исчез.
Маленькая черная стрелка на часах на стене показывала вначале двенадцать, потом час и пошла по циферблату вниз. За это время полковник только раз показался из кабинета, приказал секретарше зайти, а Ольге коротко бросил: «Жду звонка». Ольга не сомневалась: что-то случилось.
Она шла сюда в надежде услышать, что виновата почта, что нерадивое командование не смогло правильно организовать доставку писем из части, что произошла какая-то путаница, и сейчас, после ее жалобы, посыплются приказы, все наладится, и письма от сына пойдут домой регулярно и в срок. Но, судя по лицу полковника, произошло что-то гораздо серьезней, чем сбой в работе почты. Сжавшись, она сидела на стуле. Очень хотелось выйти на улицу, вдохнуть морозного воздуха, но полковник мог позвать ее в любой момент.
Выросшая в семье атеистов, она не умела молиться, поэтому в мыслях непрекращающимся потоком шли слова: «Пусть все будет хорошо, пусть все будет хорошо…» Перед глазами стояло лицо сына, но не такого, как сейчас, а маленького, двухлетнего. Он сидел у нее на коленях, с пухлыми щечками, с блестящими от интереса глазами, и, познавая мир, спрашивал, указывая пальцем с предмета на предмет: «Это? Это?» — «Это цветы, это вазочка», — терпеливо объясняла молодая Ольга, и сын, полностью удовлетворяясь ответом, переводил палец на что-то другое.
— Зайдите, — пригласил ее в кабинет полковник, приоткрыв дверь.
Наверное, он был неплохим человеком, раз потратил несколько часов своего времени на незнакомую ему женщину, обычную посетительницу, которая стояла сейчас посреди кабинета с бледным лицом. Вернувшись за стол, полковник с минуту помолчал, затем неожиданно спросил, не глядя Ольге в глаза:
— Вы хоть телевизор смотрите?
Военком переходил то на «вы», то на «ты» совершенно произвольно, видно, повинуясь своему внутреннему настроению.
— Смотрю, — непонимающе ответила Ольга и зачем-то добавила: — С дочкой.
— Я в смысле новостей. — Полковник явно старался не встречаться с Ольгой глазами. Он взял в руки ручку, покрутил ее, кинул, полистал какие-то бумаги, затем сжал пальцами подбородок, крякнул и решительно продолжил: — По указу президента для наведения конституционного порядка в Чеченскую республику ввели войска. По сути — это полномасштабная военная операция… — Здесь он нашел в себе силы посмотреть на Ольгу и, уже не отводя глаз, произнес жестко и четко: — 131-я Майкопская бригада в новогоднюю ночь штурмовала город Грозный. Бригада оказалась в окружении. Буквально пару дней назад ее остатки мелкими частями вышли из города. У меня товарищ при высоких чинах служит в Северо-Кавказском округе. Он разузнал. Ваш сын, Алексей Новиков, в составе 3-й танковой роты участвовал в штурме Грозного… На данный момент он числится пропавшим без вести.
Воздух из кабинета словно высосали. Дышать стало нечем. Наверное, какие-то секунды выпали из памяти, потому что полковник вдруг оказался возле нее, со стаканом воды в руке, а она сама сидела на стуле возле стены.
— Ну что ты, мать, — говорил полковник, и его понимающие глаза были близко-близко. — Это же неплохая новость… Когда ты сказала, что сын в Майкопской бригаде служил, я думал, что придется тебе говорить, что его больше нет. Они там почти все полегли. А так — пропавший без вести! Ты мне верь, я в Афганистане воевал. Знаю, что это еще ничего не значит. Мог самовольно часть оставить, затеряться в тылах, или отсиживается где-нибудь в подвале. Там сейчас каша такая творится, никто ничего не знает, бойцы до сих пор выходят в самых разных местах. Мой товарищ так и сказал — на данный момент. А это значит, что мертвым его никто не видел. Ну что ты, мать… Ты попей водички, попей…
Настя вернулась домой от подруги, когда на улице уже стемнело. Дома тоже было темно. Свет во всех комнатах выключен. Пахло каким-то лекарством.
Мама была дома. Нажав на выключатель в прихожей, Настя увидела ее пуховое пальто на вешалке и стоящие возле шкафчика сапоги. Но в квартире было совершенно тихо. Слышалось, как на кухне мерно стучит вода из крана.
— Мам? — вопросительно крикнула Настя в темноту комнаты. Ответа не последовало. Она сняла варежки, быстро развязала шарф. Зеркало в прихожей отразило невысокую русоволосую девочку с косичками и карими глазами. — Мама? — громче повторила Настя, заглянув в мамину комнату. В свете из коридора было видно, что мама, отвернувшись к стене, неподвижно лежит на кровати. Она даже не переоделась, как пришла, оставаясь в белой кофте с горлом и юбке. Как будто мама смертельно устала, из последних сил добралась до своей комнаты и рухнула в кровать, не разбирая постели.