Утешение - Гаврилов Николай Петрович

Они чувствовали себя маленькими и одинокими посреди огромной армии, в горах Чечни. Каждый из них сейчас задавал себе простой и логичный вопрос: почему он здесь? Почему по распределению согласился поехать сюда, почему изначально не откосил на медкомиссии, не нашел у себя больную печенку или селезенку, не уговорил родителей дать взятку начальству, не отстал по пути от поезда? Зачем он здесь, в этом краю?

Учебка с ее уставной муштрой вспоминалась как далекий рай.

Неизвестно, как у рыжего сержантика, а у невысокого рядового в съезжающей на глаза шапке, кроме страха и растерянности, в душе еще жило ощущение какой-то смутной гордости, сопричастности большим событиям, в центре которых он оказался. Ему даже не верилось: он — и здесь! Они находились в Чечне, в зоне боевых действий, вся страна по вечерам собиралась у телевизора, смотреть, что здесь происходит, а он все видит своими глазами. И впоследствии дома уже можно было небрежно бросить: «Чечня? Я там был». Все вокруг казалось нереальностью, долгим и последовательным сном, и в этой нереальности его разбирало жгучее любопытство, что же с ним будет дальше и каково это — быть на войне?

Возле штаба собралась группа офицеров, очевидно, вызванных на совещание. Все с автоматами. Рыжий сержант и рядовой жадно прислушивались к их разговорам. Заросшие щетиной офицеры курили, иногда дружно смеялись, но больше слышалось возмущенных голосов.

Обрывками доносилось:

— …Ну как выполнять? Штатки не по боевому расписанию. У меня в разведроте всего три БМП и около тридцати бойцов! То есть по факту не рота, а взвод. А задачи нарезают, как роте…

— Да у нас то же самое. В мотострелковых батальонах по 250 солдат, а должно быть минимум 400. Командиров взводов нет, горячее питание раз в сутки. Грязь, холод. Солдаты спят на ходу. Меня самого скоро вши из палатки вытащат…

— …А вчера, представляете, какой-то дед-чечен прямо на позиции приперся. Приносит две трехлитровые банки соленых огурцов. Мол, кушайте, ребята. Так старшина, полудурок, эти банки разбил. Говорит: вдруг отрава какая-нибудь..

— …У бойцов мотивации никакой! Бардак полный. Подразделения сводные, офицеров не хватает…

— Дали бы зарплату. Три месяца не платят…

— А слышали, что вчера самаровцы отмочили?..

И снова громкий дружный хохот.

Через десяток минут офицеры толпой пошли в шатер. Вскоре оттуда вышел веселый капитан, держа в руке канцелярскую папку с документами.

— Пополнение, ко мне, — приказал он сержанту и рядовому.

Они немного отошли от штаба. Капитан с минуту разглядывал их, затем полез в карман бушлата, достал оттуда измятую нанку дешевых сигарет «Прима», прикурил и уже без обычного ерничества, коротко спросил:

— Кто откуда?

— Я из Пскова, — ответил рыжий сержант.

— Я из Томска, — пояснил худенький.

— О, сибиряк… Сибиряков здесь много. Быстро земляков найдешь. Они и заступятся, и зачморить не дадут. Да и я не дам. Запомните, у всех бардак, а у меня в роте — армия! А почему вы так долго к нам добирались?

— С учебки нас привезли в Майкоп, товарищ капитан, — с готовностью ответил рыжий. — А там казармы почти пустые. Говорят, основной состав бригады уже в Чечне. Отправили нас поездом в Моздок — догонять. А в Моздоке нас в комендатуре задержали. Мы там полы мыли, всякую работу по хозяйству делали…

— Понятно. Дармовая рабсила, — усмехнулся капитан. Окурок сигареты щелчком полетел в сторону, мелькнул красной искрой и исчез в грязи дороги. — Ну а на танках вы у себя в учебке ездили?

— Ездили, конечно, товарищ капитан. На танкодроме, — уверенно ответил сержант. Пока говорил только он; худой, с шапкой на глазах сибиряк стоял молча.

— А в составе колонны?

— Да. Один раз.

— Один раз… — поморщился капитан. — Плохо это. Ладно, вы оба направляетесь в третью танковую роту, то есть ко мне. Дембелей у нас задержали на месяц — командование не рискнуло менять механиков-водителей на марше. Дотянули до последних дней года, только сейчас меняем их на пополнение из учебок… Вещмешки на плечи, за мной в расположение роты шагом марш!

И они пошли от палаток и кунгов по склону по разбитой танками дороге. Капитан шел чуть сбоку, жестом показывая направление.

— Вы приехали в самый непростой момент, — продолжал он на ходу. — Завтра наша рота в составе батальона колонной выдвигается в Грозный. Ваша задача — принять каждому свой танк и проверить все узлы на предмет исправности. Если завтра кто-нибудь из вас нарушит движение колонны — сломается, заглохнет или наедет на кого по пути, — лично голову оторву. Ясно?! — Тон капитана стал жестким, он не шутил. — Считайте, что завтра — самый главный день в вашей жизни. Что вы только ради этого дня и родились на свет. Если вы меня подведете, лучше повесьтесь на ближайшем дереве, сразу вам говорю…

Бывшие курсанты шли молча, озираясь то на капитана, то на дым костров по сторонам. Прошли позиции самоходок. Сапоги утопали в жидкой грязи.

Приказ вводить в город Грозный войска 31 декабря поступил из штаба командования Объединенной группировки войск.

Оперативно-тактический план для наведения конституционного порядка на территории Чеченской республики в штабе представлялся следующим образом. Выдвинуть войска в город Грозный. Взять под контроль дворец Дудаева, здания правительства, железнодорожный вокзал и другие важные объекты. Для этой цели создать сводные штурмовые группы. Группам выдвинуться каждая в свой район и блокировать его с выставлением блокпостов по окрестным улицам.

Вот и все. Об исполнении донести.

Активное сопротивление чеченских сепаратистов командованию представлялось маловероятным. Поэтому запрещалось стрелять по гражданским объектам. Запрещалось занимать жилые дома или частные постройки, причиняя им какой-либо ущерб. Действия в случае сопротивления боевиков вообще не отрабатывались. Пехота и десант не спешивались, все должны были передвигаться в бронетехнике в составе колонн, даже разведка. По замыслу командования, дудаевцы, увидев огромное количество техники на своих улицах, поймут решимость российской армии и сдадутся. Тем более что до этого момента никакого серьезного сопротивления армия не встречала.

Кроме того, внезапность. Новогодняя ночь.

— Порядок сдачи террористов в плен таков, — доносил до своих подчиненных комбат 3-го танкового батальона в набитой офицерами штабной палатке. — Террористы должны выходить в зону прямой видимости с высоко поднятыми руками, держа автомат над головой. После чего их организованно передавать внутренним войскам или комендатуре, которые пойдут за нами. Всем все ясно?

В шатре тускло светилась лампочка, запитанная от стучавшего за брезентовой стенкой генератора. На столе лежали карты еще советского Грозного, со старыми названиями улиц, которые уже переименовали. Плавал пластами дым от чадящей буржуйки.

— Офицерам в ротах проверить наличие боеприпаса и топлива, определить порядок следования машин, — продолжал усатый майор. — С нами мотострелки и приданный десант. Первоочередная задача — выйти на демонстративные действия в район реки Нефтянки и совхоза «Родина». Последующая задача будет уточнена по пути. Командирам разобраться с картами, наладить взаимосвязь, получить у радистов сетку позывных. Командиров рот жду завтра в 5.00 с докладом о готовности!

После было построение рот. Офицеры нервничали. Говорили приблизительно то же самое, что и комбат, только добавляя в свою речь угрозы, если кто-нибудь их подведет.

Не успела 3-я рота разойтись, как в капонирах, выбрасывая вверх струю дыма, взревели двигатели. К работающим танкам тут же заспешили «духи» из пехоты, рассаживаясь, как галчата, на моторные решетки, жадно ища телом тепла, желая только одного — сделаться незаметными, невидимыми, чтобы старослужащие не согнали их с нагревающегося металла и пинками не отправили куда-нибудь в поисках сигареты или куска хлеба, которые они должны были найти, родить, сотворить из холодного чеченского воздуха, иначе в роту им лучше не возвращаться.