Утешение - Гаврилов Николай Петрович

— Так, все. Красота! — Ольга еще раз придирчиво посмотрела на дочь. — Теперь заматывай шарф и варежки не забудь. На улице мороз. Подожди, я быстро оденусь…

Спускаясь с дочкой на первый этаж, Ольга бросила взгляд на почтовые ящики, висящие на стене. В ящике с цифрой 14 в дырочках что-то белело. Торопливо нашла на связке ключей самый маленький и открыла жестяную дверцу.

Так и есть, долгожданное письмо от сына.

«Заведу Настю в школу, а потом прочитаю на работе», — обрадованно решила она и сунула письмо в сумочку.

День обещал выдаться морозным и ясным. Управление завода, где в плановом отделе работала Ольга, располагалось в центре города. По пути попадались двух- и трехэтажные старинные деревянные купеческие дома с резными украшениями на фасадах. И было этих старинных домов в Томске так много, как ни в одном городе мира. Некоторые из них пошли под музеи, а в некоторых продолжали жить люди. Проходя по тротуару, в окнах этих домов можно было заметить вату между оконными рамами, а иногда к стеклу были прикреплены вырезанные из белой бумаги снежинки.

Мороз жег щеки. Возле одного из магазинов, несмотря на утро, уже толпилась очередь. Люди готовились встретить праздник за полными столами.

«Надо еще две банки горошка купить, — проходя мимо очереди, думала, о текущих хозяйских делах Ольга, пряча лицо в мехе капюшона. — И обязательно коробку конфет. Такую большую, с тройкой коней. И сыну конфет докупить… Может, сегодня деньги какие-нибудь дадут к празднику?»

В отделе, не успела Ольга войти в дверь, к ней сразу подошел Владимир Смоляков, он же Вовочка, один из двух мужчин отдела — пухлый сорокалетний весельчак с чувственными губами, взявший на себя роль организатора праздничных застолий.

— Новикова, какая ты красивая с мороза. Тебе кто-нибудь сегодня уже говорил, что хорошо выглядишь? Нет? Ну тогда я первый, — хохотнул он. — Новикова, с тебя три тысячи. Собираемся 31-го в конце рабочего дня. Снегурочка уже есть. Давай, Новикова, не скупись, с мужчин вообще по пять тысяч…

Ольга, томясь, полезла в сумочку доставать кошелек. Денег было жалко. Подобные мероприятия не дарили ей никакой радости. Накроют столы, придет высокое начальство, поздравят всех с праздником, бухгалтерия расщедрится на грошовые подарки. Премию, похоже, не дадут. Затем начальство уйдет, за столами будут говорить о работе, а Вовочка — веселый, шумливый, в белой рубашке, махнув несколько рюмок, наладит музыку и будет приглашать женщин на танец, шепча им что-то на ухо, а у самого дома жена и трое детей, и все это знают.

А она, спустя пару часов, незаметно покинет застолье и поедет в холодном троллейбусе домой к дочери, к елке, которую они вместе наряжали, чувствуя только тупую боль в висках от шампанского.

— Оля, кофе хочешь? — прервала ее мысли коллега и лучшая подруга Галина, сидящая за соседним столом. Она доставала кипятильник из бурлящей воды в чашке. По отделу пошел запах кофе.

Ольга отрицательно качнула головой и, устроившись за своим столом, достала из сумочки письмо от сына. Конверт оказался тоненьким, всего на один листик. Обычно сын писал более объемные письма.

Не успев удивиться этому, Ольга торопливо вскрыла конверт и впилась глазами в строки, написанные на листке школьной тетради.

С первого раза его не поняла. Нахмурив лоб, она вновь повела взглядом по неровным торопливым строкам: «Сегодня утром было распределение — меня и еще шестерых ребят с нашей роты направляют на Кавказ, в город Майкоп…» Какой Майкоп?! Какой Кавказ? Муж же обещал в Томск! Она еще раз перечитала письмо. Мелькнула мысль о том, что произошла какая-то ошибка. Может, они в штабах что-то напутали и следующим поездом сын вернется в родной город? Ольга быстро взяла лежащий на столе конверт и посмотрела на штамп почтового отделения. Письмо с учебки было отправлено десятого декабря. А сегодня двадцать седьмое. Отказываясь что-либо понимать, Ольга встала из-за стола и жестом пригласила Галину выйти с ней в коридор.

— Ну и чего тебе непонятно? Или муж соврал, или его обманули. Взяли деньги и ничего не сделали, — пожала плечами Галина, когда они уединились в курилке в конце коридора.

— А дата? Он же мне писал по два письма каждую неделю. Если даже на почте именно это письмо задержали, то давно должно было прийти следующее, с его новой части. Как это понять? — Ольга в полной растерянности смотрела на подругу. — Отправили в другой конец страны, и семнадцать дней от него ни слуху ни духу. Я даже адреса его не знаю. Куда писать? Где он сейчас?

Полноватая, со светло-карими чуть насмешливыми глазами и химической завивкой Галина была старше Ольги на десять лет и, наверное, на сто лет опытнее. Многим она казалась бездушной, но Ольга знала, что под маской внешне циничной женщины скрывалась любящая жена и мать, вырастившая двоих отличных детей, сумевшая сохранить в семье ту теплоту, которой другие могли только позавидовать. Просто она не терпела сентиментальности и отмеренную ей жалость расходовала только на тех, кому действительно плохо.

— Успокойся. — Галина достала из пачки сигарету и чиркнула зажигалкой. — Все просто. Пока на новом месте в себя придет, пока почта письмо его доставит. При переездах всегда так. А насчет того, что он не у тебя под боком, а в Майкопе служить будет, — тоже свои плюсы. Отогреется там на солнышке, фруктами отъестся. Не переживай ты так. Сама хоть на юг выберешься. Летом возьмешь Настю, снимете возле части какой-нибудь уголок — и с сыном побудешь, и с дочкой отдохнешь, виноградом откормишь. А то здесь один снег, а летом болота горят. Ты на юге была когда-нибудь?

— В детстве. С мамой и папой. В Сочи. Не помню почти ничего, — ответила Ольга. Не то чтобы ее успокоили слова подруги, но сам тон, которым она говорила, ее взгляд, жесты, попытка найти в данной ситуации что-то хорошее немного помогли справиться с растерянностью. Она была согласна с подругой, что тут уже ничего не поделаешь, надо мириться с действительностью и просто ждать письма.

В троллейбусе, после работы, она с обидой думала о почте, о муже, об армии — о каких-то незнакомых, никогда не виданных людях, которые могли запросто распоряжаться ее Лешей, отправляя его по своим нуждам за четыре тысячи километров, не предупреждая родных.

И вот теперь он в армии, неизвестно где. Ольга всегда боялась, что его будут обижать. Сын вырос, а страх остался. В сердце иглой засело беспокойство: сумел ли наладить контакт с сослуживцами, с командирами? Зайдя в подъезд, она достала ключи от почтового ящика, хотя уже видела, что он пуст. Зачем-то открыла дверцу, постояла минутку, посмотрела сверху в почтовые ящики соседей — может, по ошибке бросили письмо туда?

Ничего не белело.

В квартире было темно и тихо. Настя после школы осталась у подруги из соседнего дома. Ольга включила свет сразу во всех комнатах и зашла в комнату сына. Ждала, что будет приезжать в увольнительные, спать на своей кровати, и вот… Взгляд упал на елку, стоящую в углу возле шкафа, с игрушками и клочками ваты на лапах. И сразу вспомнилось — посылка! Она должна была ему сегодня собирать посылку! Но куда ее теперь отсылать? До Нового года считаные дни, даже если письмо с новым адресом придет завтра утром, посылка к празднику в Майкоп не успеет.