Величко Нешков - Наступление
— В каком смысле? — прервал его Цветков.
— В том смысле, что необходимо пресечь попытки коммунистов осуществить большевизацию страны.
— И ополчиться против России? — удивленно спросил Цветков.
— Нет, принять помощь Америки и Англии для сохранения нашей национальной независимости.
— И пойти по пути рискованных авантюр? — продолжал удивляться Цветков.
— Нет, успех гарантирован. Понял, кто стоит за нами? Сделаем ставку на ту часть военных, которые не скомпрометированы. Поставим перед коммунистами несколько условий: ликвидация института комиссаров в армии, отказ от присутствия их в министерстве внутренних дел и правосудии, изменения в законе о народном суде. Конечно, они откажутся, и тогда наши люди выйдут из правительства и Отечественного фронта, вызовут открытое вмешательство союзной контрольной комиссии и соответствующих правительств великих держав. Только так мы в один прекрасный день сможем предстать с чистой совестью перед судом истории.
— От меня вы чего хотите? — глухо спросил Цветков.
— Возглавить окружное руководство дружбы, поддержать тех наших товарищей из постоянного присутствия, которые первыми бросят перчатку.
— Ответ ты хочешь получить сейчас? — тихо спросил Цветков.
— У тебя есть время, обдумай, взвесь…
— Нет, я готов дать ответ сейчас. На меня не рассчитывайте! — несколько раздраженно сказал Цветков. — Я не желаю впутываться в эти авантюристические комбинации. И тебе я бы посоветовал отказаться, пока не поздно.
— Сомневаешься в успехе?
— Напротив, полностью уверен в вашем крахе. Поэтому советую тебе отказаться от этой авантюры, пока еще можно.
— А в противном случае?
— Дорого заплатишь.
— Сообщишь в милицию?
— Я дал тебе слово, — сердито ответил Цветков. — Но если не сделаю этого я, сделает другой…
Глава четвертая
Грузовик остановился. Слановский выглянул из кабины. С двух сторон шоссе громоздились темные скалы, и у него возникло такое чувство, будто он попал в тесную и глубокую дыру. По крайней мере, таким показалось ему на первый взгляд ущелье, где они остановились.
Шофер охрипшим, простуженным голосом сказал:
— Господин поручик, идите вниз по тропинке в крайний домик, там находится помощник командира Тодоров.
— А разве штаб здесь? — удивленно спросил Слановский. Ему все еще не верилось, что люди могут жить в этом глубоком ущелье.
— Так точно, внизу полянка, река, там в двух соседних домах размещены штабные.
Шофер, подавая его багаж, шутливо заметил:
— Здорово вас нагрузили земляки!
— А что делать, не откажешься ведь, все хорошие парни, — улыбнулся Слановский и пошел по тропинке.
Какой-то солдат ввел его в дом. Двое других сушили около печки портянки. Один из них, как был — босиком, вскочил. Слановский сделал ему знак рукой, чтобы он сел. Как только Киро показался на пороге, Чавдар радостно воскликнул:
— Вот и Слановский! Ну наконец-то, добро пожаловать! А мы как раз сегодня говорили с Тодоровым о тебе. Ну, рассказывай, какие новости. — Приветливо улыбаясь, он смотрел ему прямо в глаза.
— Погодите, дайте хоть дух перевести. — Бросив на пол вещевой мешок, Слановский протянул ему руку.
С охапкой дров вошел адъютант Чавдара. Он сложил дрова около печки и тихо спросил:
— Подбросить еще?
— Хватит, как бы не разнежиться чересчур, а то нам еще шагать да шагать под открытым небом…
Когда они остались одни, Слановский начал рассказывать ему о новостях в селе, в городе, о близких и знакомых. В конце Чавдар осторожно спросил его:
— Ее видел?
Слановский покраснел. Он помолчал, а потом тихо ответил:
— Видел.
— Ну и как?
— Да ничего особенного. Все еще никак не может понять, почему и в силу каких причин меня не тронули. Она говорит, что этот вопрос задает себе сама, а другие, мол, этому удивляются. Мне кажется, что Данчо продолжает бередить эту рану.
— А с ним вы виделись?
— Виделись, но совсем накоротке.
— И что же?
— Да торопился он очень. Встретились с ним в коридоре. Я шел тогда к Чугуну, он теперь тоже в областном управлении милиции работает.
— Неужели? Ну и что же дальше?
— Тебе персональный привет. Он меня очень внимательно выслушал. Там был еще какой-то незнакомый товарищ. Чугун два или три раза упоминал в разговоре его имя, его фамилия — Крачунов.
— Я его, наверное, не знаю, — предположил Чавдар.
— Он держался со мной подчеркнуто холодно, пытался уличить меня в чем-то, задавал перекрестные вопросы и все склонял к одному — от партии секретов не должно быть, в моем прошлом, мод, не все ясно, и я должен обо всем рассказать. Если в чем-нибудь я ошибся, проявил малодушие, то они все это учтут и будут великодушны. В конце он даже попытался попугать меня — чем дольше я буду откладывать признание, тем больше ухудшу свое положение…
— А Чугун? — прервал его Чавдар.
— Он все это слушал молча. Я сказал Крачунову, что у меня нет ни намерения, ни интереса откладывать признание, потому что я больше всех заинтересован в том, чтобы правда была выяснена. Тогда подал голос Чугун, сказал, что если бы я сам не явился в управление, то ни у кого не возникло бы намерения вызывать меня туда, а раз я сам пришел, по своему желанию, они посчитали необходимым поговорить со мной, чтобы не осталось впечатления, что они меня в чем-то подозревают.
— А Крачунов?
— Смутился. Было похоже, что он не ожидал этого. Его удивило отношение Чугуна. Уже уходя, я попытался найти Данчо Данева. Его в кабинете не оказалось. Но как ты думаешь, кого я там застал?
— Не знаю.
— Матейчо Арапского!
— Что делает там этот баран?
— Заведует милицейским участком в селе. Ходит важный, надутый, все ему кажется, что повсюду только враги и заговорщики. Калыч люто его ненавидит, но похоже, что Данчо поддерживает Арапского. Мне показалось, что за все время моего пребывания в селе он следил за мной.
Чавдар нахмурился.
— Я не совсем в этом уверен, но у меня осталось такое впечатление, — продолжал Слановский.
— Ничего удивительного в этом нет. У Данчо есть такая слабость — таскать за собой какого-нибудь прихвостня.
— Да черт с ним! — небрежно махнул рукой Слановский. — Ну а как вы здесь?
— Целую неделю топчемся на одном месте.
— А мои ребята?
— Мерзнут наверху на позициях. Значительно снизился боевой дух. В руках немцев господствующие высоты, они упорно удерживают их. Активизировалась всякая нечисть. По штабу ходят всевозможные слухи и, как ржавчина, разъедают души ребят. Одна рота поднимается в атаку, а другая отказывается. Только лишние жертвы несем.
— А какие слухи распускают?
— Да самые различные, один другого глупее, но они, к нашему большому огорчению, легко находят почву среди солдат. Завтра или самое позднее послезавтра будем атаковать скалу Дражна. Где-то возле нее находится твоя рота.
* * *Шагах в трехстах от штаба в маленьком заброшенном доме подпоручик Манев оборудовал для себя нечто вроде штабной комнаты.
В этот вечер Манев получил посылку. Он пригласил в гости поручика Генчева, командира минометной роты, и подпоручика Бонева из противотанковой батареи. С последним они в один год окончили военное училище, а их дружба началась еще тогда, когда они были юнкерами.
На балах и вечеринках в военном клубе поручик Генчев стяжал себе славу опытного бабника и гуляки, и поэтому жадные до пикантных историй Манев и Бонев никогда не забывали пригласить его на свои частые сборища.
Манев открыл бутылку коньяка, который генеральша, его мать, приготовила по специальному рецепту — чтобы согревал. На походный стол были высыпаны всевозможные лакомства.
Первые рюмки повысили настроение, и все, что до сих пор было у них на уме, теперь с легкостью и непринужденностью слетало с языка.
В последнее время поручик Генчев опустился и перестал следить за своей внешностью. Небритый, неумытый, с грязным воротничком, он уже после первых рюмок ощутил желание буйствовать. Он ударил своим тяжелым кулаком по походному столику и злым, сдавленным голосом прохрипел:
— Мы идиоты! Но разве мы не понимаем этой простой истины? — Он обернулся к Боневу, который смотрел на него, снисходительно улыбаясь.
— Что, опять тебя разобрало? Или хочешь нам вечер испортить? — недовольно нахмурился Манев.
— Нет смелости признаться, что мы идиоты? — опять повторил Генчев. — Неужели ты доволен нашим свинским положением? — с презрением показал он рукой на комнату.
— Сейчас мы на войне, — спокойно ответил ему Бонев, продолжая улыбаться. Видно было, что его в какой-то степени забавляет этот разговор.
— На войне?! Кому она нужна, против кого мы воюем? Вы отдаете себе отчет? Вы, затвердевшие мозги, я вас спрашиваю!
