Величко Нешков - Наступление
— Молодец, только гляди в оба. Никому ни слова, что я тебе давал какое-то задание, понял? — предупредил его Данев.
— Данчо, разве ж ты меня не знаешь?
— И смотри, чтобы они не заметили, что ты следишь за ними, а то потом хлопот не оберемся.
— Да как они заметят-то, я ведь тоже не вчера на свет родился…
— Матей, — сделал ему рукой знак Данев, — ты очень самонадеян и наивен, а в нашем деле это опасно. Я знаю, ты готов, если я тебе скажу, обрить кого-нибудь и голову ему отрезать.
— А что ж в этом плохого? Если бы все были такие, как я… — сказал он обиженно.
— А то, что, если влипнешь в какую-нибудь историю, выпутываться трудно будет.
— С тобой мне сам черт не страшен. Какое новое задание дашь теперь?
— Занимайся своим делом, а будет необходимость, я тебя разыщу. — И Данев поспешил выпроводить Матейчо, усердие которого не внушало ему доверия.
* * *Приближалась полночь. Дождь перестал. Банкову надоело ждать. Он закрыл книгу и нехотя поднялся из-за стола. Протер отяжелевшие веки и тихо, на цыпочках, подошел к окну и открыл его. От холодной сырости по телу пробежала дрожь. Он прислушался. По булыжной мостовой узкой наклонной улочки раздавались глухие шаги. Городские часы пробили двенадцать. На соседней улице зацокали копыта, донесся звон колокольчиков фаэтона. Затем все стихло, поглощенное мраком. Банков непроизвольно вздрогнул, его охватило чувство одиночества и подавленности. «Насколько однообразна, отупляюще утомительна эта провинциальная тишина, — подумал он. — И так каждый день и каждую ночь у этих несчастных людей!»
Мокрая полусгнившая калитка сонно скрипнула.
— Ну вот, наконец-то закончили! — облегченно вздохнул Банков, и отошел от окна. Снова сел за стол и стал читать. Цветков вошел в коридор, начал, пыхтя, раздеваться, наткнулся на какой-то стул, открыл дверь, вошел, зажмурился от света лампы и устало сел около стола.
— Извини, Банков, и эту ночь прозаседали.
— А ведь хотели за полтора часа закончить.
— Хотели, да разве болтливого остановишь?
— Знаешь, как говорят старые люди: разговорами сыт не будешь.
— Ты устал меня ждать. Почему не лег спать?
— Не хотелось, да и времени нет. В половине третьего скорый идет — поеду. А если лягу, то до утра не проснусь.
— Почему так торопишься? — спросил Цветков.
— А что здесь делать? Теперь мне ясно, что у вас мути в голове не меньше, чем у наших.
Цветков улыбнулся и пригладил свои седеющие волосы. Банков продолжал:
— Если помнишь, когда летом я на один день заехал к тебе, то поделился с тобой своими опасениями…
— Ну?
— Вроде бы они сбываются.
Цветков небрежно махнул рукой и отвернулся.
— Я оптимист и твердо уверен, что многие мелкие недоразумения будут изжиты, только бы скорее кончилась война.
— Жалко! — грустно улыбнулся Банков.
— Чего? — спросил Цветков.
— Очень дорого мы платим за свою политическую близорукость. Кому нужна была эта война? Разве мало было пролито крови болгар? И где только не лежат их кости! А эту войну кто вынесет на своих плечах? Все тот же мужик. Его скот — в обозе, сам он — в окопах, его амбар опорожняют реквизиционные комиссии, а торгаши и фабриканты греют на этом руки. Впрочем, так и было спокон веку — мужик нес на себе все тяготы. Из него вытряхивали душу, десять шкур с него спускали, чтобы отшибить у него охоту родину любить.
— Не слишком ли далеко ты заходишь? Война идет к концу. Наше участие в ней вполне оправданно, вместо побежденных мы будем наравне с победителями.
— Мне кажется, что мы могли бы добиться благоволения западной демократии без крови и без стольких человеческих и материальных жертв.
— За счет России?
— Прежде всего за счет Болгарии, только из этого я и исхожу. Я ведь могу поделиться с тобой всем, что меня тревожит? Мне столько пришлось увидеть за последнее время в селах, — низко наклонился над столом Банков.
— Умоляю тебя, — широко развел руки Цветков, — мы собрались не для того, чтобы устраивать антигосударственный заговор. Я почти через день езжу по селам, и у меня тоже сложилось определенное впечатление.
— Ты честный человек, — снова наклонился над столом Банков, — и не станешь же ты отрицать, что недовольство кипит в душе крестьянина? Говорю тебе об этом потому, что верю тебе как старому боевому товарищу. Если ты считаешь, что я увлекаюсь и преувеличиваю, прости меня, но знай, все продиктовано искренней и сердечной тревогой за наше будущее. Все сказанное останется между нами, не так ли?
— Конечно, — устало кивнул Цветков.
— Я глубоко убежден, что коммунисты нас обманули.
— Что ты имеешь в виду?
— Коммунисты окопались на самых узловых позициях, например в министерстве внутренних дел, а через комиссаров посягают и на армию. Положа руку на сердце, и хотя бы перед самим собой, можешь ли ты чистосердечно сказать, что они относятся к нам как к равноправным союзникам? Мы, земледельцы, — сила, а коммунисты смотрят на нас как на пятую спицу в колеснице. Только за два месяца с небольшим коммунисты совершили столько безобразий и беззакония, что наш мирный мужик по праву отворачивается от них.
Цветков слушал его молча. Подняв голову, он спросил:
— И что ты предлагаешь?
— В данный момент ничего конкретного. Я только делюсь с тобой своей тревогой. Расскажу и еще об одном назревающем снизу настроении: дружбы напирают на нас, требуют захвата власти нами.
— Опасное отклонение, — резко ответил Цветков.
— Почему? Не потому ли, что не согласовано с коммунистами, или, может, потому, что нет приказа из Москвы?
— Нет, — раздраженно ответил Цветков, — потому что откроется еще одна дверца для будущего девятого июня.
— Из двух зол выбирают меньшее. У меня много непосредственных замечаний и по работе союзного руководства. И между нами говоря, там назревают решительные события, если коммунисты не сделают серьезных уступок.
— Но это означает раскол союза, разрыв… Нет, нет, я не согласен! — Цветков стукнул ладонью по столу. — Пытаться самостоятельно захватить власть — это все равно что рубить сук, на котором сидишь. Это означает лить воду на чужую мельницу, плясать под чужую дудку.
— Хватит нам и того, что есть! — разгорячился Банков. — А разве мы не пляшем под русскую балалайку? Если однажды мы должны будем с чистой совестью предстать перед судом истории, то и тогда мы будем защищать наш основной и священный принцип — никаких посягательств на землю крестьянина, на святую частную собственность и предпринимательство…
— Из-за чего мы вот уже несколько десятилетий топчемся на месте, — раздраженно подхватил Цветков, — и примирились с нашей вековой отсталостью.
— Я говорю не об этом, а о равнодушии и пассивности, которые становятся причиной того, что мужики проклинают нас на чем свет стоит за то, что мы их превратили в батраков коммунистических выскочек.
— И я в свою очередь буду тебе возражать, — повысил голос Цветков. — Я предпочитаю идти с коммунистами, чтобы потом не оказаться в одном лагере с капиталистами и фашистами. Я не отрицаю, что в селах существуют еще недоразумения; по моему мнению, они и неизбежны в подобном водовороте. Но это не означает, что из-за мелочей надо терять главную цель, а именно — делать жизнь народа лучше.
— Твои волосы давно поседели, — тяжело вздохнул Банков, — а ты… — Он недоговорил.
— А я не поумнел, да? — спросил Цветков.
— Наоборот, ты всегда блистал острой и меткой мыслью, но, к большому сожалению, остался неисправимо наивным человеком. Ты, такая высоконравственная личность, сам сходишь со своего пьедестала, чтобы сравняться с толпой. Твое место выше, в союзном руководстве, в совете министров. Откровенно говоря, мне грустно, что ты сам себя обрекаешь на роль прислужника областного комитета коммунистов. Если хочешь, я назову тебе имена по крайней мере десяти человек, которые шумят там, наверху, но ни один из них не стоит даже твоего мизинца. Да разве они хоть когда-нибудь имели большое влияние среди союзных масс, разве они были более последовательными патриотами, чем ты?
— Банков, — улыбнулся Цветков, — благодарю тебя за совет, при случае им воспользуюсь…
Банков прервал его:
— Более подходящий случай, чем этот, вряд ли будет…
— Почему?
— Обещаешь мне сохранить тайну?
— Ты же хорошо знаешь, что у меня никогда не было вкуса к сплетням.
— Только поэтому и доверяю тебе очень важную тайну. Здоровые силы в союзном руководстве весьма озабочены будущим страны…
— В каком смысле? — прервал его Цветков.
— В том смысле, что необходимо пресечь попытки коммунистов осуществить большевизацию страны.
— И ополчиться против России? — удивленно спросил Цветков.
