Алексей Маринат - Габриэла
…Подле высокой скирды соломы кто-то палил из пушки. Четыре танка горели, но самой пушке тоже доставалось: еще три танка наступали, два – с флангов, один – спереди.
За сотню метров я узнал полковника Покровского. Оставив мотоцикл за скирдой, я бросился к нему вместе со своим спутником. Стоя на коленях, он наводил прицел на танк, шедший прямо на нас. Заряжать ему помогал только один солдат, да и то раненный в плечо.
Я навалился на полковника сзади и оторвал его от наводки, крича:
– Еще минута, и будет поздно!
– Поищи «подкалибр», Саша! – крикнул он мне в ответ. Это означало, что я должен порыться в ящиках и отыскать там снаряд новейшего образца, способный пробить панцирь «тигра». Но из-за скирды вот-вот вылезет другой «тигр» и разнесет нас на части своим восемьдесят восьмым калибром. Я кликнул на помощь напарника, мы сгребли полковника в охапку и силой втащили в мотоциклетную коляску, туда же забрался мой напарник, а раненый солдат оседлал заднее сиденье. Полковника пришлось держать за руки, а он орал не своим голосом, что всех нас расстреляет.
Из-за скирды появился немец – мой напарник прошил его автоматной очередью, мы рванули и проскочили под самым носом у танка, пока он еще не вылез из-за скирды. Только в дороге я заметил, что полковник ранен в руку повыше локтя.
Когда мы добрались до участка двух остальных полков, где был и командир бригады, полковник Покровский только и смог вымолвить: «Под трибунал!»
Ну нет, слишком дорогая цена: советского полковника за немецкий «тигр». Я так прямо и доложил командиру бригады.
Меня тут же отправили на другое задание, а полковник Покровский остался на попечении санитаров.
Через несколько дней, вернувшись из разведки, я зашел к полковнику справиться о его здоровье: он не захотел ложиться в госпиталь в тылу, а остался с рукой на перевязи командовать штабом.
– А, это ты, – встретил он меня.
– Я, товарищ полковник.
– Танки?
– Ни единого. Можно спокойно спать до утра. «Тигры» попрятались в джунгли…
– До сих пор не могу успокоиться – что ты мне устроил тогда. Такого срама в жизни не испытывал.
– Товарищ полковник, обстоятельства так сложились…
– Цыц! Обстоятельства!.. Садись. Чай будешь?
– Нет, спасибо.
– Посмотри, там ром в бутылке, венгерский вроде бы.
– Ром, пожалуй, можно, я промерз весь, угодил в болото по дороге.
– Ну, так живей переодевайся. Возьми одежду вон в том чемодане…
– Да вы в два раза выше…
– Ты где проходил ученье, скажи-ка мне?
– На ускоренных курсах.
– То-то и видно. А я кончил офицерскую школу, и в этой самой школе нас учили, что нет таких обстоятельств, при которых русский офицер мог бы бросить пушку и бежать.
– Даже не прихватив замка?…
– Не знаю, что мне мешает огреть тебя хорошенько.
– Будьте здоровы, товарищ полковник! – и я хлебнул рома.
– Перемени белье, до нитки ведь вымок. Я позвоню твоим, предупрежу, что ты здесь. Ложись, спи.
Я улегся на диван. Полковник набросил на меня шинель, погасил свет и сам лег в углу на кровати. Мы стояли в селе, из которого немцы убрались так поспешно, что все дома остались целы. Где-то недалеко пропел петух, ему откликнулся другой. У калитки переговаривались часовые.
Полковник долго шарил у себя по карманам, вероятно, ища флакончик с духами. Неужели он уцелел во встрече с «тиграми»?
– Это вы подожгли те четыре танка? – спросил я.
– Не знаю, – ответил он. – Ты когда получил последнее письмо из дому?
– Дня четыре назад. Теперь вам должны дать… Героя. Четыре «тигра» в таких обстоятельствах…
– Что тебе мама пишет? – прервал он меня.
– Ждет, когда война кончится и я вернусь живым и здоровым.
– «Скоро, скоро запоют петухи, скоро будет свет на Святой Руси…» – продекламировал он из темноты. – Помнишь? Эх, не дождусь услышать петухов у нас в деревне, большой это день будет, Саша.
– А вам домашние пишут?
– Да. Скучаю по сестре. У меня только и есть на свете, что она да племянник, он тоже на фронте. Был где-то под Сандомиром, а сейчас – никаких вестей.
– Почему вы не взяли отпуск – с рукой?
– Вторая пока есть…
Уже засыпая, я пробормотал:
– Может, мы и Кларину встретим где-нибудь в Европе…
Наяву я бы, конечно, не позволил себе такого.
– Что ты сказал? – встрепенулся он.
– Я про Кларину, – ответил я и подумал: «Сейчас мне достанется – лезу человеку в душу, он небось уже пожалел, что рассказал мне эту историю».
Но полковник произнес неожиданно тихо:
– Это абсурд, – и чуть слышно вздохнул, как человек, покорившийся судьбе.
– Да, конечно, – подтвердил я, – абсурд. Это я так сказал, не подумав.
Пропел петух, за ним – другой. И снова полковник вздохнул – в ответ на свои думы.
…Мы не верим в сны и пророчества, а верить хочется – в знамения, что предвещают минуту, приносящую нам крупицу счастья. Природа, сотворившая нас, гениальна своей ошибкой: она забыла оставить нам окошко, через которое мы могли бы увидеть свое будущее.
4
Однажды мартовским днем мы сидели на веранде дома в местечке Паасдорф, в Австрии. Вид с веранды открывался прекрасный, но нам было не до красот природы.
– Ситуация критическая. Линии фронта нет как таковой, – говорил полковник, раскладывая на столе карту.
Последняя фраза означала, что мы потеряли контакт с противником и в данный момент не известно, где он находится. Подобные случаи чаще всего приходились на конец войны, когда части противника отступали по ночам, бесшумно, без прикрытия. До нас в Паасдорфе стояла одна наша пехотная дивизия, но ее как раз накануне перебросили куда-то на другой участок. Мы пришли на пустое место. Вопрос: где неприятель и какими силами он располагает? – оставался без ответа. В таких случаях в ход пускается разведка – она устанавливает линию фронта и наносит ее на карту. Дело нешуточное.
Позади был долгий ночной переход, мы здорово устали, ребята повалились кто где и заснули. Наверное, во всем селе только мы с полковником не спали, когда стало светать. Местных жителей на улицах было не видно: попрятались по подвалам, когда еще вылезут наверх.
…Невдалеке, километрах в десяти, виднелась цепь холмов, напоминающая морское побережье. За ними поднимались и исчезали вдали горы, растворяясь в густо-фиолетовой дымке, как на картинах импрессионистов.
Я сказал полковнику, что неплохо бы нам туда прогуляться.
– У тебя все гулянье на уме, – сказал он, взглянув на меня с иронией.
– Может, косулю подстрелю…
– А почему ты знаешь, что там нет немецких «пантер»?
– Чего им там делать, они бы тогда сюда уже добрались.
– Через два часа получишь приказ и пойдешь разведывать линию фронта.
Я не мог отвести глаз от гор. Полковник проследил за моим взглядом; я знал, что он страстно любит охоту, У него даже была коллекция охотничьего оружия. Но сколько мы были знакомы, передышки он себе не позволял. Даже сейчас, когда вокруг тишина и покой…
– Ступай отдохни час-другой, потом соберешь группу.
Но отдыхать мне не пришлось. Я натолкнулся на лейтенанта Рыжкова и поделился с ним идеей прогулки. Рыжков – разведчик и командир взвода радистов, тоже заядлый охотник – хлопнул меня по плечу, сказал, что за такую идею и миллиона не жалко, и велел подождать пять минут, пока он сбегает за охотничьим ружьем.
– Через пару часов нам все равно идти по следу, неприятеля выслеживать, – подбадривал меня Рыжков. – Почему бы не сделать сейчас репетицию?
Я накинул плащ-палатку, сел на мотоцикл, Рыжков – в коляску. В нашем распоряжении было два часа, Я объявил дежурному радисту, куда мы поехали, и отметил на карте наш маршрут.
Асфальтовая дорога при выезде из Паасдорфа ныряла под железнодорожный мост, километров семь шла по прямой, до села Клаувиц, потом поворачивала вправо и терялась у горной цепи.
В коляске мы поместили пулемет и несколько лент с патронами, прихватили и противотанковые гранаты – все как для разведки, которая нам предстояла через два часа.
Под мостом мы остановились у наших передовых батарей. Я спросил у командиров, нет ли у них сведений о неприятеле, они сказали, что до Клаувиц все тихо-спокойно.
Проехали Клаувиц. Местные жители первый раз видели советских солдат. Кто опасливо держался поодаль, кто с любопытством подходил поближе. Мы свернули направо, к горам. Ехали медленно, следили за дорогой – она могла быть заминирована. Вот мы у подножия гор. Смотри-ка ты, какие! Постояли молча. Потом поехали в гору. Поднимались потихоньку, дорога все время петляла мимо огромных скал, покрытых мхом, горных полян, на которых тут и там пробивались зеленые ростки. На половине пути сделали остановку, заглушили мотор. Стало слышно, как пробуют голоса птицы, почуявшие весну.
– Ну, и где же косули? – спросил лейтенант.
– Наверно, в эвакуации…
– А ну, давай выше, не такие же они дурочки, чтоб ждать нас на дороге.
