Эно Рауд - Рыба ходит, колобродит...

Iga kala
kõnnib jala.
Vee all
on tee tal.
Seda käib ta päevad, ööd
ja vahel sekka lupsu lööb.

Всяка рыбка
ходит прытко.
Под водой она бежит,
там ведь путь ее лежит.
Так и ходит дни и ночи,
булькая, когда захочет.

Mööda kõrgeid pilveharju
kõndima sa küll ei haiju,
sest pilvedes ei ole teid,
et saaksid käia mööda neid.
Kuid see-eest rahulikult saad
sa käia mööda kodust maad:
maa peal on üsna mitu rada,
kus päris hea on jalutada.

В гребнях облаков обычно
мы к прогулкам непривычны.
Там ведь нет таких дорог,
что б ходить по ним ты мог.
А вот на земле родимой
много ты найдёшь тропинок.
Знай, гуляй там сколько хочешь,
хорошо там, между прочим.

Ütle, kes on too särg?
Too särg on roosärg.

Ütle, kes on too kurg?
Too kurg on sookurg.

Ütle, kes on too mees?
Too mees on Mooses.

— А скажи, кто та плотвичка?
— Краснопёркой ее кличут.

— Журавля как назовем?
— Серым, серым журавлём.

— И ответь, мужик кто сей?
— А мужик тот — Моисей.

Siis kui kätte jõuab kevad,
seemned mullas idanevad
ja lõpuks peenral algab pidu,
sest kerkib idu kõrval idu
ja see on rõõmus idupidu.

Вот весны деньки придут,
семена все в рост пойдут.
И наступит тут веселье:
грядки все покроет зелень,
будет весело росткам,
у всех — братья по бокам.

Kord mõtles kurvalt üksik tõuk:
«Miks olema pean üksik tõuk?
Kui leiaksin veel mõne tõugu,
Võiks moodustada tõugujõugu.
Ja kui mul oleks tõugujõuk,
mind austaks iga üksik tõuk!»

С грустью думал червячок:
«Почему я одинок?
Вот найти бы мне червей,
было б много нас, друзей.
Нашей шайке червенят
Каждый встречный был бы рад!»

«Peoleo!» hüüdis peoleo.
«Võiks korraldada vihmapeo!»
Ning talle vastas peoleo:
«Miks mitte! Teeme vihmapeo!»
Nad rõõmsa laulu lahti lõid
ja pilved peagi vihma tõid,
mis algul saabus sabinal,
kuid hiljem lausa rabinal.

«Фьють!» — позвала иволга ясным летним днем.
«А что бы не у стоить нам праздничек с дождем?»
«Фью-фьюить… фью-фьюить!» — другая отвечала,
«Праздника в честь дождика давно нам не хватало!»
Песенку веселую тут грянули они,
и дождя им тучки тотчас принесли.
Он сначала моросил,
а потом как при-пу-стил!

Üle lahe põikas luik
ja heledasti hõikas luik.
Kiledasti luikas luik:
Kevad käes!
Kevad käes!
Kevad käes!

По-над морем лебедь пролетал
и победный клик его звучал.
Звонко лебедь извещает:
Весна наступает!
Весна наступает!
Весна наступает!

Kui kõik on vaikne metsateel,
siis kevad pole tulnud veel.
Kui aga metsas kukub kägu,
on kevad oma õiget nägu.

Коль в лесных глубинках
тишь еще стоит,
то весны не видно,
где-то она спит.
А когда кукушка
звонко позовёт,
тут весна-красотка
тотчас к нам придёт.

Kui käol on kurgus odraokas,
siis on tal kukkumine mokas
ja ühtki kukku pole nokas.

Ta vaikima peab umbes aasta,
siis aga kukkuda võib taas ta
ja hüüab rõõmsalt: «Kukku! Kukku!
Kes paneks veel mu noka lukku?!»

Если у кукушки в горле
колосок овса застрянет,
тут уж будет не до шуток,
куковать она не станет.

Ни единого «ку-ку» —
ни в лесу, ни на лугу.

Так молчать ей с год придётся,
но потом она зальётся,
будет громко куковать:
«Что прервет меня опять?!»

Kord kalavõrku sattus siig
ja mõtles: «See on liig mis liig!
Ma peaksin võrgust välja saama,
kuid mitte kuidagi ei saa ma,
sest olen, vaesekene, nõrk
ja kapronist on tehtud võrk.
Vist ootama pean kalameest,
kes tõmbaks võrgu välja veest
ja päästaks võrgust välja mind,
et vaba oleksin kui lind.»

Раз случилось вдруг лососю
в сеть рыбацкую попасть.
И подумал он с тоскою:
«Вот несчастье, вот напасть!

Из сети во что б ни стало
как-то выбраться мне должно.
Да видать, мне не по силам,
это просто невозможно.

Слабоват я, сеть крепка.
Ждать придётся рыбака.
Он и вынет из сетицы.
Буду волен я, как птица!»

Ahvenal ei olnud aimu,
kust leida lõunaks lepamaimu
või mõnda väikest särjepoega,
kes hüpleks järves rõõmsa moega.

Seepärast õige mornis tujus
nüüd ahvenjärves ringi ujus
ja mõtles: «Küll on ikka nöök,
kui söömata jääb lõunasöök.»

Siis äkki märkas: nagu tont
veepinnal lebas haugiront,
ning samas tärkas mõte temas,
et haug on saaki varitsemas.

Ta sabaga veel andis hoogu
ja ujus peitu pilliroogu.

Голодный окунь не имел понятья,
где гольяна на завтрак взять бы.
А может, ту плотвичку-невеличку,
что плещется до неприличья?

В таком вот мрачном пребывая настроенье,
все плавал окунь наш совсем без наслажденья.
И думал про себя: «Вот будет плохо,
коль спать я лягу на пустое брюхо!»

Как вдруг увидел ясно, как в кино —
плывет над ним щучище, как бревно.
Мелькнула тут же мысль в сознаньи:
ведь щука тоже ищет пропитанье.

И окунь, приподдав хвостом похлеще,
мгновенно юркнул в камыши поглубже…

Jões käis ükskord ringi jutt,
et vees on nähtud uppunut,
et ära uppus tubli haug
ja et ta hauaks on nüüd haud.

Kuid see ei olnud mingi jutt,
haug lihtsalt teeskles uppunut
ning tõusis varsti pinnale,
kus käed ta pani rinnale
ja teatas: «Olen nupumees,
kes iialgi ei upu vees!»

По реке не так давно прошел слушок,
мол, утопленника ходит запашок.
А один сказал еще глупей,
будто щука утонула в ней.

Только слух тот стал потом не слухом —
мертвецом ведь притворилась щука!
Как она наверх-то поднялась,
да руками в боки уперлась,
громко сообщила: «Тут я, с вами,
щуки ведь не тонут под волнами!»

Kord hirmsa hooga, lõuad lahti,
haug pidas säije peale jahti.
Särg oma elu päästa püüdis
ja täiest kõrist appi hüüdis,
kuid tema häält ei kuulnud keegi,
sest särg ju õiget häält ei teegi.

Раз как-то, трепеща от жуткой страсти,
раскрыв всю мощь голодной пасти,
напасть собралась щука на плотвичку.
Та, как известно, рыба-невеличка,
с испугу как заверещит…
Но к ней никто на помощь не спешит,
никто не спас беднягу от тех бед:
ведь у плотвички голоса-то нет.

Särg jões sai sisse õige hoo
ja ujus hooga läbi roo,
ning kuigi väike oli särg,
ta möirgas valjusti kui härg:
«Ma teada annan tähtsa tõe,
et ükskord ujun üle jõe!»
Haug aga kuulis säije kisa
ja ütles: «Vaat kus vinge isa!
Nii kaugele su sõit ei suju,
sest ülejõe sa küll ei uju.
Või kui sind peab ehk veidi veenma,
siis oma lõuad lahti teen ma.»
Särg märjaks sai nüüd hirmuhigist
ja mõtles: «Kes mind päästaks pigist?»

Siis aga leidis lihtsa tõe
ja ujus pakku üle jõe.

Лещ в реке так в раж вошел —
весь камыш стрелой пошел.
И хоть сам он невелик,
заревел тогда как бык:
«Вот я всем вам покажу,
разом реку проплыву!»
Слыша лещину хвальбу,
сказала щука: «Ну и ну!
Это ты хватил сверх меры,
не дотянешь на тот берег.
Чтоб тебя в том убедить,
я могу и пасть раскрыть!»
Тут от эдакого страху
хладный пот прошиб беднягу.
Он подумал: «Брось форсить,
ноги надо уносить!»

И случилась вещь простая:
проплыл он реку — удирая.