Валерий Киселев - «Мы не дрогнем в бою». Отстоять Москву!
На батарее Мазурин встретил ее комиссара политрука Сироту.
– Здравия желаю, давненько вы у нас не были, – сказал Сирота.
– Слышал, что у вас несчастье на батарее.
– Да, таких наводчиков потеряли…
– Как же это произошло?
– Перед самым Новым годом. Ночью преследовали немцев, утром заняли боевые позиции, не успели окопаться – танки, шесть машин. Сначала они на шестую батарею поползли, там что-то попасть никак не могут, потом на нас. А снарядов мало, сектор обстрела ограничен – мешали деревья, танки бьют с восьмисот метров, у нас же, если по панораме наводить, все мимо и мимо, рассеивание большое. Стали по стволу наводить – сразу два танка подбили, остальные ушли. Вот здесь Кладов и Мезенцев и были ранены[10].
А до смерти четыре шага…
Первые попытки взять Мценск показали, что противник имеет здесь мощную подготовленную оборону, поэтому командование 3-й армии решило попытаться пробиться севернее города. Дивизия полковника Гришина была переброшена в район села Кузнецово-1, это семь-восемь километров севернее Мценска. В случае успеха на этом участке наши войска должны были наступать на Болхов, что значительно помогло бы дивизиям 61-й армии, наступавшим на Брянск – Карачев.
Перед наступлением дивизия получила два маршевых батальона пополнения, по четыреста человек в каждом, но было оно плохо обученное и коммунистов имело единицы.
Лейтенант Вольхин был назначен на должность комбата вместо младшего лейтенанта Ковалева, тяжело раненного в начале января в бою за деревню Кручь. Из пополнения был сформирован и 2-й батальон под командованием прибывшего из отдела кадров армии старшего лейтенанта Настеко.
Времени на детальное изучение обороны противника не было, и полковник Гришин решил одним батальоном 771-го полка провести разведку боем.
На рассвете 23 января батальон старшего лейтенанта Настеко пошел в бой. Связь с ним прервалась в первые же полчаса боя. Гогичайшвили и Шапошников послали в батальон несколько связных, но назад никто не вернулся: местность до батальона простреливалась из крупнокалиберных пулеметов. Уже несколько раз звонил полковник Гришин, но майор Гогичайшвили ничего определенного сказать ему не мог: батальон Настеко вел бой самостоятельно. Только через пять часов в расположение полка вернулись остатки батальона, не более сотни человек. Старший лейтенант Настеко, бледный, несмотря на мороз, злой, вошел в блиндаж к командиру полка.
– Залезли в мешок, еле ноги унесли. Половину людей потерял! – ругался Настеко. – Какое же наступление без артиллерии! Местность открытая, все пристреляно до метра, минные поля поставлены, проволока. Немцы на высотах на берегу, в блиндажах, окопы, есть дзоты. Нет, без артиллерии нечего даже соваться!
– Почему такие большие потери? Надо было сразу выходить из боя, – сказал Шапошников. Он вспомнил случай с батальоном Осадчего. Тот урок пошел не впрок.
– Не так-то просто оказалось и отступить… – ответил Настеко. – Немцы контратаковали ротой, зашли нам во фланг и в тыл, раненых человек тридцать перестреляли. Могло быть и хуже, да все спасла пулеметчица, не вспомню, как ее фамилия, Аней звать. В упор всю роту перестреляла, один немец только и остался, приполз сдаваться.
– К награде ее надо представить, – тихо сказал Гогичайшвили.
– Она… – после тягостной паузы сказал Настеко, – застрелилась. Как узнала, что ротного Иванова убило, так и застрелилась, бойцы сказали. Она ему женой, что ли, была?
– Изложите подробно ход боя и свои соображения, – сказал майор Гогичайшвили. – Будем докладывать в штаб дивизии.
Через неделю, 30 января, разведку боем повторил 3-й батальон 409-го стрелкового полка. И опять неудачно: четверо убитых и тридцать один раненый.
Все эти дни активно работали полковые и дивизионные разведчики. Удалось установить, что перед фронтом дивизии действуют два пехотных полка гитлеровцев, оборона создана, насыщенная артиллерией и минометами и, самое главное, на господствующих высотах.
Четвертого февраля полковник Гришин вернулся в дивизию из штаба армии, куда ездил на совещание.
– Послезавтра наступление. Читай приказ, – сказал он Яманову.
Полковник Яманов вчитался в текст. Задумался. Потом усмехнулся:
– «Стремительно двигаясь на плечах противника…» Ты что, Иван Тихонович, ничего не мог им объяснить? Сейчас же не лето, да и чтобы начать «стремительно двигаться», надо сначала Зушу перейти, на тот берег забраться.
– Думаешь, легко там спорить? – рассердился Гришин. – Дают нам танковую бригаду из шести танков. Да своих тридцать восемь орудий на два километра фронта – считается более чем достаточно. И людей у нас сейчас все же четыре тысячи.
– А снаряды дают?
– Половину боекомплекта выпросил. Операция армейская. Кроме нас еще четыре дивизии пойдут. Мы в центре, как самые сильные. За нами три лыжных батальона и кавдивизия для развития успеха. Давай думать, как выполнить приказ, Алексей Александрович, – вздохнул Гришин.
За вечер они составили план боя, подготовили боевые приказы полкам, переговорили о взаимодействии с танкистами. Весь следующий день ушел на подготовку к бою в полках и батальонах.
Обещанный авианалет на немцев возмутил всех, кто его видел. Самолеты сбросили на противника не бомбы, а листовки, да и те ветром отнесло на свои позиции.
С 7 часов утра 6 февраля артиллерия дивизии начала артподготовку. Для корректировки огня еще ночью под самый передний край немцев была послана группа артиллеристов-корректировщиков и отделение связистов сержанта Папанова.
– Есть связь, сержант? – к Гаврилову подполз лейтенант Георгий Зайцев.
– Все готово, товарищ лейтенант.
– «Гвоздика»! «Гвоздика»! Я – «Фиалка», как слышите?
– Слышу хорошо. Где вы?
– Под самым берегом. Хорошо вижу блиндажи, дзоты, засек несколько орудий, минометную батарею. Даю координаты…
Через несколько минут в обороне немцев разорвалось несколько десятков снарядов.
– Даю поправку… Десять метров правее… Есть попадание!
C помощью корректировщиков наши артиллеристы вели огонь уверенно, и уже минут через десять было накрыто несколько блиндажей и дзотов. Гитлеровцы открыли ответный огонь, и вскоре связь с командным пунктом прервалась.
– Гаврилов! Егоров! На линию! – приказал сержант Папанов.
– Связь! Связь! Быстрее, сержант! – кричал лейтенант Зайцев.
– Уже отправил, товарищ лейтенант.
Георгий Зайцев увидел, как две фигурки, прижимаясь к земле, ползли вдоль линии, то и дело замирая в местах обрывов.
Минут через двадцать связисты вернулись.
– Четыре обрыва, – выдохнул Иван Гаврилов. – Работает? Да опять не надолго – вон как хлещут из минометов!
Лейтенант Зайцев успел передать еще несколько координат, и связь снова оборвалась.
По линии поползли трое. За полчаса было соединено еще семь обрывов. Возвращаясь, Гаврилов увидел, что Папанов лежит на спине.
– Куда тебя, Алексей?
– В позвоночник… Конец мне, Иван.
– Ну, погоди умирать, вытащим.
Вокруг них то и дело рвались мины.
Гаврилов потащил товарища в направлении тыла, но через несколько минут сам был ранен пулей в бедро. Чувствуя, что от потери крови теряет сознание, он увидел, как к ним ползут двое. Это были Баторин и Егоров.
– Крови-то за вами на снегу! – сказал Баторин. – Держись, братцы, вытащим.
Последнее, что видел Гаврилов, пока не потерял сознание, это как навстречу им, но чуть левее идут шесть наших танков, а за ними медленно бегут цепочки пехотинцев.
Лейтенант Андрей Зайцев на НП дивизиона прибыл часа через два, когда бой шел полным ходом.
– Уничтожено двенадцать дзотов, два орудия, подавлено шесть минометных батарей, – доложил он командиру дивизиона старшему лейтенанту Шилову. – Но это капля в море!
– Понимаю, – вздохнул Шилов. – Тут надо долбить несколько дней подряд. Эх, снарядов бы побольше…
Все шесть приданных дивизии танков дошли до Зуши, но забраться на ее крутой западный берег не удалось ни двум КВ, ни тем более легким танкам. Они буксовали в снегу на склоне, сползали и, наконец, все застряли в снегу окончательно.
Пехота с большими потерями преодолела открытую местность перед замерзшей рекой, саму Зушу, несколько групп бойцов даже взобрались на ее высокий берег, но фланкирующим пулеметным огнем все атакующие были отброшены.
Не удалась и вечерняя атака.
Поздним вечером майор Гогичайшвили получил приказ утром возобновить наступление.
– За день мы потеряли треть боевого состава, – сказал Шапошников. – Если и дальше так будем воевать – без артподготовки и в полный рост ходить на пулеметы, то надолго же нас тут хватит…
Гогичайшвили нахмурился:
– Приказ есть приказ. Полковник Гришин обещал с утра дать часовую артподготовку. Давай подумаем, что мы можем сделать, чтобы максимально сберечь людей и выполнить боевую задачу. Основные потери несем, когда выходим на рубеж атаки… Добраться бы до траншей…
