Аркадий Первенцев - Люди одного экипажа
Механик и боцман успели переодеться в комбинезоны, из-под расстегнутых воротов виднелись тельняшки. Они работали вместе с краснофлотцами и теперь ничем от них не отличались. Команда, как было видно, давно сработалась, и все у нее получалось ловко и споро. Опытный глаз Дубоноса подметил это с удовольствием. Подозвав проходящего мимо Горигляда, он расспросил его о подробностях ремонта. Горигляд сообщил, что команда знает о необходимости закончить ремонт на два дня скорее. Приказание командира доведено до всех. Горигляд стоял перед ним, вытянув руки по швам, вскинув юношескую свою голову, и с четким выделением всех подробностей отвечал на вопросы.
— Как у вас с рулевым устройством? — спросил Дубонос.
— Ничего, товарищ командир, — ответил Горигляд и покраснел.
— Вот так я ловил всегда Милочкина, — сказал Дубонос, — тот тоже, краснея, выдавал себя.
— Я вас не понимаю, товарищ командир...
— Катер-то рыскает, лейтенант?
— Немного.
— Рулевое устройство нужно проверить. Ну что это за корабль, если рыскает, не держится на курсах!
— Конечно, это худо, товарищ командир, но мы решили сделать главное, основное, и, если останется время, конечно, занялись бы рулевым устройством.
— А если я сам им займусь? — спросил Дубонос и подморгнул помощнику, чем смутил его еще больше.
— Вы?! — удивился Горигляд.
— Значит, вы меня плохо знаете, лейтенант. Или, описывая меня, Милочкин поскупился. Ведь я старый, просоленный рулевой. Вы занимайтесь своим, а рулевое хозяйство придется мне наладить, от альфы, так сказать, до омеги. Помощников мне много не нужно. Я возьму себе подручным этого самого рулевого, о котором вы мне говорили, героя, певца, украинца...
— Карабаку?
— Да... да... его... Вы чем-то удивлены, лейтенант?
— Собственно говоря, товарищ командир, не удивлен. Но представьте себе, вы нам очень поможете. Мы думали тоже заняться рулевым устройством, а два дня сверх пяти, два дня, которые вы... поломали, были отпущены именно на это дело. Теперь прибавляется пара таких... квалифицированных рук...
— Ну, опять покраснели, Горигляд, чистокровный, можно сказать, Милочкин. Идите, пришлите ко мне Карабаку.
Старший краснофлотец Карабака стоял перед командиром. Крепко скроенный и хорошо сшитый человек, ростом на полторы головы пониже командира, но с такими же сильными руками и прекрасно развитыми бицепсами.
— Судя по фамилии, я ожидал увидеть верзилу, примерно такого же, как я сам, — пошутил Дубонос, — поэтому вас я решил использовать подручным, ну, а вы не оправдали моего доверия, товарищ Карабака.
— Оправдаю, товарищ командир, — отчеканил Карабака.
— Посмотрю, товарищ Карабака. Мы займемся хвостовым оперением, как сказали бы летчики. Чтобы следом за кормой — ровный такой, пенистый след, чтобы наш корабль красиво держался на курсе... Вот прямо сейчас и приступим.
Через полчаса команда видела своего нового командира в несколько необычном наряде: в тех же ботинках на толстой подошве с тупыми носами, но в легких нанковых брюках и тельняшке-безрукавке. Возле него трудился рулевой Карабака, и казался он перед командиром просто цыпленком. То, что командир катера сам решил проверить рулевое устройство и довести судно до строгой чистоты линии, сразу стало известно всем. Стало известным и то, что командир прошел морскую службу «от киля до клотика», а начинал на пароходе «Декабрист», который сейчас стоял в порту и готовился к походу.
Ночью, простояв часа три у тисков за слесарной грубой работой, Дубонос, выйдя на палубу, случайно услышал разговор двух краснофлотцев, устроивших небольшую, в кулак, перекурку. Дубонос услышал конец разговора.
— Что ты, Ковтун, у Петра Великого было полторы сажени росту, а у командира всего одна сажень, — сказал один.
— Я Петра Великого не бачив, но в кино бачив, — спорящим голосом бубнил тот, кого собеседник называл Ковтун, — ничуть он не выше нашего командира був, ручаюсь. А чеботы бачив, Гетьман?
— А как же, — с медлительной снисходительностью отозвался Гетман, — сорок шестой номер. Потому он и спасает их, что трудно достать сразу такой размер. Нужна специальная колодка. Слыхал я у ребят, Ковтун, что по нашему командиру теперь можно точно угадать, будет катер тонуть или не будет. Как начнет разуваться, так дело швах. Как обутый, бей до последнего, ничего не бойся, вытянет.
Собеседники помолчали, сплевывая в воду и покуривая. Заслышав твердые шаги боцмана, сразу не исчезли, а степенно дотянули цигарки, стукнули на месте каблуками и ушли в кубрик.
«Черт возьми, — подумал Дубонос, — чего только о тебе не наплетут? И что за глупая шутка: «Как начнет разуваться, так дело швах». Он постоял на том месте, где стояли два приятеля, наблюдая, как иногда мелькали искристые следы — мелкие рыбешки играли в фосфоресцирующем море.
Далеко в горах плакали шакалы, раньше они приходили чуть ли не на улицы городка, и только появление здесь флота, постоянные учебные стрельбы отпугнули их. Невольно вспоминались густые заросли на Молидивских островах и плач зверей, очевидно тоже шакалов, на кромке зарослей и черной воды. Как ему завидовали тогда, и мало кто знал то чувство затерянности, которое всегда испытывал он в чужих океанах. Свое Черное море он любил, здесь выросли и воспитывались несколько поколений его рода, здесь когда-то служил его отец.
Дубонос встряхнул плечами, сырая прохлада забиралась под одежду. Он разгадал в темноте силуэт «Декабриста» и бушприт, похожий на клюв аиста. Давно перестали делать пароходы с бушпритами. Трогательным напоминанием о парусном флоте торчал этот клюв. На «Декабристе» ходил и отец Дубоноса, и годы детства прошли перед ним далекими и сказочными, хотя и в детстве немало было тревог, трудов и огорчений. «Декабрист», кажется, должен пойти в прифронтовую базу. Дубонос еще вчера заметил оживление у парохода, мотание лебедок. Старый пароход, помнивший его моряцкую юность, честно доживал свой век.
3
Опробование катера было произведено точно на пятый день. На мостике появилась фигура командира, отданы команды, и катер вышел в море. До самого горизонта косо неслись пенные барашки. На мостик вместе с водяной пылью долетали крупные брызги. Катер ежеминутно зарывался и, отряхнувшись, как быстрая, привыкшая к воле птица, мчался вперед.
Дубонос отдался привычным ощущениям: он подставлял лицо навстречу брызгам, с удовольствием чувствовал, как вода, попав за воротник, узкими ручейками текла по его телу. Он жмурил глаза и полуоткрывал их, когда водяной столб, как бы вырвавшись из-под катера, падал, растворяясь в пене волн, убегавших с хмурой последовательностью к "берегам, которые играли вдали всеми цветами солнечного спектра. Море почти физически ощутимо входило в него. Он точно наливался его соками. Броски под ногами вначале пошатывали его, но немного спустя уже не действовали. Он словно пришил себя к мостику.
Катер повиновался ему безукоризненно. За штурвалом стоял Карабака, в моторных отсеках находились Гетман, и Ковтун, и сам механик Губанов, на палубе — почти вся остальная команда. Дубонос чувствовал под ногами ритмичную дрожь всех трех машин, видел острый нос и пушку, обметанные искристыми хвостами. За кормой ложился ровный, пенистый след, который долго не терялся, несмотря на накат. Корабль не рыскал, это заметили, и в первую очередь — Карабака, так как тут был результат усилий и его рук.
Катер возвращался на малом ходу. Дубонос прошел почти борт о борт возле своего старого «шипа», отсалютовав ему, что вызвало некоторое недоумение на корабле, — там не привыкли, чтобы к их судну относились с таким почтением, тем более, дерзкие и увитые славой сторожевики.
Лихо ошвартовавшись, Дубонос сошел на берег. Его ожидал посыльный с пакетом, где была вложена коротенькая записка от командира тральщика, только что ставшего у стенки на противоположной стороне бухты. Командир тральщика просил Дубоноса прибыть к нему. Дубонос немедленно отправился туда на шлюпке. На борту тральщика его встретили капитан-лейтенант с седыми висками и очень молодым лицом и командир сторожевого катера Черепанов, тоже недавно закончивший ремонт. Капитан-лейтенант весело и радушно поздоровался с Дубоносом и повел обоих к себе в каюту, подхватив под руки. В каюте на столике была приготовлена бутылка коньяку и апельсины в хрустальной вазе.
— Апельсины! — Дубонос удивился: в это время и здесь редкость.
— Дары Аджарии, — сказал капитан-лейтенант, — когда стояли в Батуми, привезли в подарок из Кобулети. Представьте себе, натуральный королек. — Он взял один апельсин, ловко очистил, отделил дольку и, откусив, потряс в руках. — Видите, сочная и темная мякоть королька. Угощайтесь...
Они сидели у стола. Темно-золотистый коньяк покачивался в рюмках, на маленьких тарелочках горками — кожура. Капитан-лейтенант знакомил их с шифровкой штаба. Их катерам было приказано присоединиться к конвою транспорта «Декабрист», идущего к фронту с боеприпасами и людьми для пополнения десантной бригады морской пехоты.
