Аркадий Первенцев - Валька с торпедной «девятки»
Обзор книги Аркадий Первенцев - Валька с торпедной «девятки»
Первенцев Аркадий Алексеевич
Валька с торпедной «девятки»
Бухта была окружена горами. В порту за волноломом набилось столько кораблей, что казалось, они со скрипом терлись друг о друга боками. Сейнеры и мелкие шхуны-одномачтовки вытаскивали на берег, прямо на набережную, под пальмы, и заливали варом. Здесь же были устроены верстаки, стояли котлы с кипящей смолой, по корабельному дереву со звоном ходили фуганки. В порт приходили эсминцы, побывавшие в морских сражениях, и тоже приводились в порядок, ремонтировались подводные лодки, зашивались борта танкеров, проломленные торпедами. Порт чем-то напоминал эвакогоспиталь, где раненые корабли спешили поскорее подлечиться, чтобы снова пойти в сражение. Город был наполнен моряками, сходившими вечерами с кораблей. Белый город, ослепительно белый под лучами южного солнца, эвкалипты и магнолии на улицах и во дворах, грузины в легких костюмах, аджарцы, приехавшие с гор с корзинами овощей и разных фруктов. Иногда город дрожал от орудийной стрельбы, которая производила большое впечатление на базаре. Моряки шли по-прежнему спокойно, так как знали — после ремонта отстреливается какой-нибудь военный корабль, повернув бортовые орудия на море, где в синей дымке колыхались щиты.
Однажды в порт пришел на мелкий ремонт торпедный катер. В тот же день поездом из Тбилиси приехал грязный и оборванный мальчишка в шахтерской шляпе. Мальчишка, сойдя с поезда, немедленно направился в порт. Моряки торпедного катера только что закрепили швартовые и вышли на гранитные плиты стенки. Их всего было пять человек вместе с командиром, лейтенантом Балашовым, механиком и боцманом. Внимание лейтенанта привлекла шахтерская шляпа мальчишки.
— Из Крындычевки? — спросил лейтенант, называя свой родной Красный Луч по-старому, как привыкли называть его шахтеры.
— Нет. — Мальчишка отрицательно покачал головой.
— С Горловки?
— Нет.
— Может, ты никакого отношения к шахтерне не имеешь? Только шляпу надел?
— Нет...
— Что нет? — Балашев приблизился к нему, приподнял мальчишке голову. На него смотрели два черных быстрых глаза.
— Я с-под Артемовска, — сказал мальчишка, строго смотря на лейтенанта. — Мой батя работал в эмтээс. Шляпу проездом достал, в Кадиевке.
Лейтенант опустил руки и со вздохом сказал:
— Что-то никого с Крындычевки здесь не вижу. Или там всех повыбили...
— Моего батю убили, — сказал мальчишка уходившему лейтенанту.
— Убили? — Балашев обернулся. — Вот оно что. Дело плохо... А ты чего сюда?
— Так...
— Как так?
— Ехал, ехал и приехал сюда.
—- А-а...
Балашев набил трубку. Короткими и закопченными пальцами он долго вминал табак, потом понюхал трубку и зажег ее...
— Куришь небось, шкерт?
— Вы ко мне? — спросил мальчишка.
— А то к кому же? Тут больше ни одного шкерта нет.
— Я не знаю, что такое шкерт...
— Не знаешь? — Лейтенант улыбнулся. — Если не знаешь, ничего. Не знаешь, можно научиться, а вот если не знаешь и знать не хочешь — плохо. Шкерт — это конец, небольшой такой конец... веревки. Понятно?
— Теперь понятно, — ответил мальчишка.
— Как тебя звать, шкертик?
— Шкертик, — стараясь сдержать подрагивающие от смеха губы, ответил мальчишка.
— Шкертик? — удивился Балашев и внимательно уставился на мальчишку. — Ты мне нравишься, парень. У тебя есть смелость и юмор. Так все же, теперь по-серьезному, имя?
— Валька, — не спуская своих черных глаз с лейтенанта, ответил мальчишка.
— Отца жалко, Валька?
— Отца? — Мальчик нахмурился, но, прочитав по лицу лейтенанта подлинное участие, тихо сказал: — Жалко... у меня хороший был батя. Ударник эмтээс...
— Ударник эмтээс? — Лейтенант полуобнял мальчишку и пошел с ним по набережной...
Боцман Свиридов, рыжеватый и веселый парень, посмотрел вслед командиру и сказал с сожалением:
— Дались ему эти мальчишки. Своего потерял где-то. Теперь, как приходим в порт, так обязательно какого-нибудь подцепит. Может, с горя? Бывает.
Лейтенант недолго шел по набережной. Вскоре он повернул обратно со своим новым знакомым. У них, очевидно, произошел довольно дружеский разговор: мальчишка уже не смотрел на лейтенанта с самолюбивой настороженностью, как несколько минут назад.
— Опять познакомились, товарищ командир? — спросил боцман.
— Опять, Свиридов. — И обратился к мальчишке: — Будьте знакомы. Валька, боцман нашего океанского корабля старшина первой статьи Свиридов.
Валька протянул свою правую руку, стесняясь того, что рука его грязная, а у боцмана Свиридова чистая, загорелая, покрытая у кисти медными пятнами зажаренных на солнце веснушек.
— Отца потерял Валька, — сказал лейтенант, присаживаясь на тумбу, — в его возрасте и в такое собачье время. Вот ты когда отца потерял, Свиридов?
— Что вы, товарищ командир! Мой отец до последнего письма жив и здоров. Не терял я его. В Омске он, товарищ командир.
— А Валька из-под Артемовска, Свиридов. А там теперь враги. Был когда-нибудь в Артемовске?
— Никогда не был, товарищ командир. Не лучше же Одессы Артемовск?
— Не лучше, но Одесса — это Одесса, а Артемовск — Артемовск. Вот для Вальки он лучше Одессы. Лучше, Валька?
— Лучше, — не задумываясь, ответил Валька. — Мы до того, как отец в эмтээс ушел, всегда в Артемовске жили. Там памятник есть большой.
Подошли моряки с катера: механик Полевой, молодой парень из бывших трактористов, и краснофлотцы Сизов и Белошапка, портовые рабочие из Херсона, пришедшие на флот за четыре месяца до войны.
В порт медленно входил эсминец. Открыли боковые заграждения к стоянке крупных кораблей. Моряки стояли на верхней палубе, у орудий. С других кораблей их узнавали, махали бескозырками. Сигнальщики посылали ответные дружеские приветы, без устали размахивая флагами.
— Все рады ему, — сказал Валька. — Почему?
— Как почему? — спросил лейтенант, тоже помахивая рукой какому-то знакомцу, кричавшему ему с борта эсминца.
— С большого дела вернулся, — пояснил механик, — мог бы и не вернуться. Все ждали его, понятно?
— Понятно...
Так состоялось первое знакомство команды торпедного катера «093» с тринадцатилетним мальчишкой Валькой, которого волна эвакуации донесла на гребне своем до этого чудесного портового города. В то время ни команда катера во главе с лейтенантом Балашовым, ни сам Валька еще не знали, какой знаменательной будет эта встреча и как интересно иногда устраиваются судьбы людей.
Валька уже не обращал внимания на остальные корабли, не тянулся к знакомству с другими моряками. Люди первого встреченного им суденышка стали любы ему и казались самыми лучшими моряками. Боевой экипаж! Все были награждены орденами и медалями, и это еще больше пленило мальчишку.
Весь день черные глазенки мальчишки следили за пятеркой. Да, ему хотелось есть, заработать было негде. Валька сделал из консервной банки подобие котелка, достал алюминиевую ложку и приходил к катеру всегда точно к обеду. Его, безусловно, обижало бы получение обедов где-нибудь в другом месте, так как клянчить он не привык, сюда же он приходил охотно. Он чувствовал себя как бы членом их экипажа, к нему относились, как к равному, и никогда не попрекали куском хлеба. Он хотел поступить в школу юнг, размещенную на теплоходе, но там его не приняли. Валька даже обрадовался, что его не приняли. Ему хотелось быть все время вблизи «своего» экипажа. Однажды моряк с базы подплава, наблюдавший за мальчишкой, укорил Вальку: «Таскаешься, обжираешь ребят. С пяти человек сколько выгадаешь?» Валька решил больше не приходить к своим друзьям. На третий день его обнаружил на базаре боцман.
— Э-эх... ты... кашалот ты, кашалот... Куда пропал? Голодный ты, видать?
— Нет... не голодный... — гордо отвечал мальчишка, хотя третий день почти ничего не ел.
— По глазам вижу, сожрал бы целого дельфина. Пойдем со мной. Ты арестован по всем законам военного времени и осадного положения.
Свиридов устроил суд над беглецом в присутствии механика и моториста Сизова. Они выяснили причину отсутствия и поняли его. Их простые сердца немедленно поставили каждого из них на место мальчика и сделали вывод: Валька прав.
— Вот что, задарма мы тебя и в самом деле кормить не имеем права, — сказал механик. — Просто не имеем права. А вот если ты будешь нам помогать, тогда дело другое...
— Верно, — обрадовался Свиридов, догадавшийся, в чем дело. — Надо приспособить мальчишку.
— Вот что, Валька, — продолжал Полевой, — пойдем со мной. Я тебя как-нибудь приохочу к нашему делу.
Суд был окончен. Мальчишка пошел за механиком. Через несколько минут он был снабжен соляркой, ветошью и ему были указаны кое-какие детали на рубке, медяшки и кнехты, которые он должен подраить. Мальчишка ретиво принялся за порученную ему работу. Теперь, когда склянки пробили двенадцать, он с легким сердцем мог съесть свой обед.