Николай Григорьев - Двенадцать поленьев
— Будем теперь считать ваш бронепоезд коммунистическим!
Бойцам выдано кожаное обмундирование. Каждый получил куртку, брюки, ботинки с крагами, кожаную фуражку. Оделись бойцы в новенькое, построились — и красиво и внушительно: будто не одежда, а боевые латы поблёскивают.
Анатолий Васильевич был гостем на самодеятельном концерте, где ребята с бронепоезда спели, сплясали, прочитали стихи.
— Кончайте войну, товарищи, и за работу, — сказал Луначарский. — Впереди у нас сказочно заманчивые дела. Будем учиться. Будем развивать культуру завоевавшего власть пролетариата — культуру, по глубине и богатству содержания ещё невиданную. Будем строить коммунизм!
Бронепоезд «Гандзя» не застоялся на заводе. Заново одетый в броню, с более мощным, чем прежде, вооружением, он был двинут под Орёл. На всех боевых постах — у орудий и пулемётов — стояли коммунисты.
Каждый понимал, что после Орла отступать уже некуда. «Победа или смерть в бою!»
На фронт прибыла дивизия Латышских стрелков; в боях с белогвардейцами она не знала поражений.
«Гандзя» вошла в колонну бронепоездов с задачей: массированными артиллерийскими ударами содействовать успеху латышей.
Двадцатого октября, после кровопролитного сражения, Орёл был очищен от врага.
ТЫ ОПУСТИЛ ПИСЬМО
КТО ЖИВЁТ В КЛЕТКАХ?
— Кто живёт в клетках?
Уже слышу ответы, бойкие и дружные голоса:
— Канарейки живут в клетках!
— Попугай!
— А у нас в клетке чижик!
— В зоопарке тоже клетки. И обезьянки в клетках, и тигры, и медведи, и серые волки...
— А у слона клетка без крыши, только забор. Потому что слон не выпрыгнет. Он очень тяжёлый.
— И у жирафа клетка без крыши. Потому что у него шея длинная, как труба. Он питается листьями с деревьев.
— Правильно. Всё правильно... А знаете, кто ещё живёт в клетках? Пожалуй, и не догадаетесь...
Письма!
Да, да, каждое отправленное письмо хоть немного, но обязательно поживёт в клетке.
Вот на улице почтовый ящик. Подходят люди и опускают письма.
Бабушка просунула в ящик открытку с картинкой. Это поздравление внучке. В город Псков.
Привстал на цыпочки школьник и тоже дотянулся до щели ящика. Он послал письмо в Москву товарищу. У школьников свои дела!
Остановился солдат. У него письмо в республику Коми. Должно быть, рассказывает матери, как красив Ленинград.
Из швейной мастерской, что напротив, выбежала девушка с напёрстком на пальце. Она на минутку, только до почтового ящика. Портниха шлёт письмо в Братск.
Всё наполняется и наполняется почтовый ящик...
Но вот подъехала маленькая юркая машина. На ней надпись: СВЯЗЬ.
Выходит шофёр, в руках брезентовый мешок.
Этот мешок — особого устройства. Подставишь его под ящик — щёлк, щёлк! — и ворох писем в мешке. А донышко ящика опять защёлкнулось.
Поехали дальше.
Машина с надписью СВЯЗЬ снуёт по улицам и переулкам города, не пропуская ни одного почтового ящика.
Так кружит пчела, перелетая с цветка на цветок.
Пчела, набрав нектара, улетает к себе в улей.
А машина, нагрузившись письмами, мчится на Главный почтамт.
Таких юрких почтовых машин колесит по городу множество. И все съезжаются к Главному почтамту.
Фырчат, толпятся машины во дворе. А большие круглые часы строго напоминают:
«Скорее сдавайте почту, скорее!»
Первым возвратился на почтамт Миша Стуколкин.
Открыл кузов машины.
Мешки полны писем и от этого толстенькие, грузные.
— Ну, тюлени, выползайте! — Стуколкин кивнул на часы. — Прохлаждаться некогда! — Мешки, конечно, не пошевелились. Ведь это же только мешки. Но Стуколкин парень весёлый, любит побалагурить. Он сделал устрашающие глаза:
— Ах вы, лентяи! Ну, сейчас проснётесь!
Да как примется выбрасывать мешки из кузова.
Из кузова — да на транспортёр, на транспортёр!
А это — бегущая лента.
Подпрыгивая на ленте, мешки помчались внутрь помещения.
А вот и клетки для писем.
Долго ли здесь письмам жить?
Нет, недолго — только до поезда.
Но сперва придётся распаковать мешки.
Вот мешок из автомашины Стуколкина. В нём перемешались разные письма: тут и от бабушки — в Псков, и от школьника — в Москву, и от солдата — в республику Коми, и от портнихи — в Братск... И ещё много всяких писем. Не затолкнёшь же мешок с ними в один поезд!
Письма надо разложить по адресам.
Но на почтамт навезены горы мешков! Мыслимо ли всё это рассортировать?
А есть машина.
Эта удивительная машина напоминает гостиницу.
В ней несколько этажей, и на каждом этаже коридор.
По коридорам друг за дружкой бегут письма — разыскивают свои клетки.
Над клетками надписи: «Москва», «Псков», «Братск»...
И ведь не ошибутся! Бабушкино письмо не забежит в клетку «Республика Коми», а письмо школьника не сунется в клетку «Псков».
Машина устроена так, что каждое письмо найдёт своё место.
Управляет этой машиной-гостиницей девушка-оператор.
Вот она сидит за клавишами.
Но здесь на стене тоже большие строгие часы.
Под часами — расписание поездов.
Взглянет девушка на часы, на расписание — и начинает ещё проворнее перебирать пальцами.
От этого письма ещё быстрее устремляются по коридорам, перебегают с этажа на этаж. А вдогонку им — всё новые, всё новые... С разбегу письма запрыгивают в клетки, где уже и без того немалая теснота.
Но вот девушка-оператор встаёт со стула.
Как только она перестала нажимать на клавиши — жизнь в гостинице замерла.
Письмам-постояльцам пора к поездам.
Перед дорогой, как водится, принято посидеть, и письма забираются на стол.
Не будем к ним строги — ведь это не люди, а письма, Пускай посидят на столе.
Столик не простой, он с педалью.
Наступит упаковщица на педаль — и горка писем превращается в тугой пакет, перевязанный крест-накрест верёвочкой. Глазом не уследишь — такая быстрота работы!
Вот на столике горка писем из клетки «Москва».
Её сменяет горка из клетки «Псков».
Следующая — из клетки «Республика Коми».
А вот на столике ещё горка писем — из клетки «Братск». Но минуточку: здесь нет письма портнихи!
Да, пост-пакет в Братск отправляется без её письма.
Но почему же?
Письма отправлены, поезда ушли — и на почтамте наступает небольшая передышка.
Но что за стуки?
Это стучит-постукивает сортировщица-ручница. В руке штемпель, а на столе перед ней рассыпаны письма.
Лицо у сортировщицы сердитое.
Главное — ни в чём не провинилась. Люди небрежничают, а она — исправляй чужие ошибки!
Легко ли день-деньской переворачивать письма да ударять по каждому ручным штемпелем!
Под конец дня рука как деревянная.
Не здесь ли письмо портнихи, написанное в Братск?
Ну, конечно, вот оно.
Ай-яй-яй, ну и письмо. Слова на конверте вкривь и вкось, а марка где? Не сразу и обнаружишь: прилеплена на обратной стороне конверта.
Нельзя отправлять письма впопыхах.
На конверте всё должно быть точно и правильно. И, конечно, разборчиво.
А где наклеивать марку? В верхнем правом углу — и только здесь.
КАК У ПОЧТОВОГО ВАГОНА ВЫРОСЛИ КРЫЛЬЯ
Не знаю, как назвать этот случай...
Кто говорит: «Сказка».
Кто говорит: «Быль».
Но вы, ребята, народ догадливый. Может быть, сами разберётесь?
Алёнка живёт в тайге. На Дальнем Востоке. Отец и мать у Алёнки охотники.
И хотя девочке всего шестой год, она самого дремучего леса не страшится.
— Грибки, — говорит, — давайте в прятки. Прячьтесь от меня.
Но где там! У таёжной девочки глаз острый. Живо разроет мох — и грибы уже в корзинке.
Ни волки, ни медведи не осмеливаются тронуть Алёнку.
Потому что храбрая.
Но случилась беда...
Однажды пришла Алёнка из лесу, да и заболела...
Вся в жару, мечется, никого не узнаёт.
Свезли Алёнку в больницу.
Доктор говорит:
— Скверная болезнь. Укусил её вредный жучок. Скорее посылайте телеграмму в Ленинград. Там есть академик, который придумал лекарство от укуса такого жучка.
Родители Алёнки послали в Ленинград две телеграммы.
Одну — академику.
Другую — Алёнкиной бабушке.
Академик выдал бабушке лекарство. Она сразу — на почту. Сдала посылку, уплатила деньги и пошла домой.
Наступила ночь. Спит бабушка, улыбается во сне. Приснилось ей, что внучка уже выздоровела.
А на самом деле посылка ещё в Ленинграде. По расписанию не было поезда на Дальний Восток.
