МИТРИ КИБЕК (Дмитрий Афанасьевич Афанасьев) - Герои без вести не пропадают. Книга вторая
– Чревовещать вы не приучены? – спросил Циррер.
– Говорить, не шевеля губами? Знал когда-то, – признался Турханов.
– Тогда поговорим на прогулке, – предложил австриец.
– Вы меня знаете? – спросил Турханов, когда заключенные зашагали по кругу.
– Передали, что вы – советский полковник и арестованы за антифашистское выступление в лагере военнопленных, – ответил Циррер.
– Кто передал?
– Товарищи на воле.
– У вас с ними есть связь?
– Лично у меня нет. Нам помогают другие.
– Как?
– Однажды, когда в камеру принесли обед, на дне миски я случайно нащупал записку. В ней содержалось сообщение Лондонского радио о положении на фронтах. С тех пор я тоже приклеиваю свои письма на волю ко дну миски.
– И они доходят до адресата? – усомнился полковник.
– Пока не было случая, чтобы пропадали. Конечно, нельзя забывать об осторожности. Записки передавать только в тот день, когда сами получите от надзирателя миску с запиской…
При возвращении с прогулки кто-то из заключенных упал на лестнице, что нарушило заведенный порядок. Во время суматохи кто-то вручил Турханову папироску. Хотя полковник и не курил, но этот странный подарок он принес к себе в камеру. Там он в мундштуке папиросы обнаружил свернутый в трубку клочок чистой бумаги и графитный стержень карандаша. Убедившись, что за ним никто не следит, Турханов написал письмо, в котором товарищей на воле попросил сообщить в Советский Союз о своем местопребывании. Письмо он свернул в трубочку и сунул в небольшую щель, образованную в одном из углов между полом и стеной камеры.
Обед начинается ровно в четырнадцать часов. Еду развозят на. тележках кухонные рабочие под наблюдением дежурных надзирателей. Когда тележка остановилась в коридоре, дверь камеры открылась, и показалось лицо Барбароссы.
– Номер 78901 распоряжением следователя на три дня лишен права на кофе, чай и первые блюда. Оставьте ему только хлеб и второе блюдо! – распорядился надзиратель.
Один из рабочих подал Турханову кусочек хлеба и миску с отварной рыбой. Как только захлопнулась дверь, полковник приподнял миску на вытянутую руку, заглянул под ее дно. Там был приклеен клочок бумаги. Как обрадовался Владимир Александрович, когда прочитал об успешном наступлении. Советской Армии на территории Венгрии и о "прорыве обороны немцев в районе озера Балатон! Но его радость сменилась горечью, когда он отведал свой обед. Рыба казалась такой соленой, что есть ее не отважился бы даже умирающий от голода. Тут только вспомнил он слова Барбароссы о лишении его права на питье. Он убедился в этом, отвернув водопроводный кран над умывальником, где не было ни капли воды; он понял, что фашисты задумали подвергнуть его пытке жаждой. «Надо сообщить на волю и об этом злодеянии нацистов», – подумал он и добавил несколько слов в своем письме, после чего прилепил его ко дну миски и начал ждать возвращения работников кухни, но вместо них в камере появился надзиратель.
– Рыба вам не понравилась? – спросил он.
– Пусть следователь сам лопает ее. Если мне не дадут воды, я объявлю голодовку, – пригрозил Турханов.
– Я доложу старшему, – сказал Барбаросса, взял миску с рыбой и поспешно вышел из камеры.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Старший следователь гестапо оберштурмбанфюрер Швайцер вечером без вызова явился к шефу. Начальник гестапо штандартенфюрер Иммерман терпеть не мог, когда подчиненные без крайней необходимости нарушают установленный порядок приема, поэтому весьма холодно встретил этого служаку.
– Что еще стряслось у вас? – грубо прервал он старшего следователя, который начал было извиняться за появление в неурочное время.
– Кажется, в наши силки попала довольно крупная птица. Я думал, она заинтересует вас.
Лицо шефа оживилось. За последнее время как-то не приходилось заниматься интересными делами, так как в руки гестапо попадали большей частью мелкие сошки.
– Хорошо, доложите, я слушаю вас, – разрешил он жестом, приглашая подчиненного присесть.
– В Айзендорфском лагере военнопленных арестован советский полковник Турханов. Ночью его доставили к нам.
– Ну и что же? В чем он обвиняется?
– В открытом выступлении против вербовки русских во власовскую армию. Любопытная личность.
– Ничего необычного не вижу. Против вербовки в такие военные формирования выступают не только полковники, но и рядовые солдаты, – недовольно поморщился штандартенфюрер.
– Дело не в том. Этот полковник на первом же допросе сильным ударом в лицо сбил с ног нашего следователя, а потом заявил ему отвод.
– Ишь какой гусь! – удивленно воскликнул шеф. – А следователь?
– Распорядился кормить его соленой пищей, но три дня не давать воды. Я тщательно просмотрел досье этого арестанта. Из имеющихся, там документов видно, что Турханов является Героем Советского Союза, многократно награжден орденами и медалями. Указы о присвоении такого высокого звания и награждении орденами в СССР всегда публикуются в специальных сборниках под названием «Ведомости Верховного Совета СССР». Все эти сборники имеются в нашей библиотеке. Я тщательно искал в них имя Турханова, но тщетно. Откуда же взялись у него все эти награды? – спросил Швайцер, высыпав из коробки ордена и медали Турханова и документы к ним.
Иммерман повертел в руках орденские знаки, просмотрел грамоту Советского Союза и орденскую книжку.
– Не фальшивки? – спросил он, указывая на документы.
– Эксперты проверили. Никаких следов подделки не обнаружено.
– Черт возьми! – воскликнул шеф. – В самом деле наклевывается интересное дело. Кто из следователей занимается им?
– Гауптштурмфюрер Кляйнмихель.
– Это ему заявил отвод русский полковник? – засмеялся Иммерман. – Ничего не скажешь, доверили вы козленку быть поводырем, матерого медведя.
– Он дежурил ночью, когда к нам доставили Турханова, и самовольно принял его дело к своему производству, – стал оправдываться старший следователь.
– Отберите у него это дело и отмените все его распоряжения, а Турхановым займитесь сами.
– Слушаюсь, герр штандартенфюрер! – ответил Швайцер. – Я уже кое-что сделал. Из документов, имеющихся в досье, видно, что Турханова, тяжелораненого, санитары доставили в наш госпиталь. Дежурный хирург профессор Флеминг принял его в госпиталь, сделал сложную операцию и вылечил. Причем в истории болезни собственноручно сделал такую пометку: «Обеспечить уходом наравне со старшими офицерами вермахта».
– Да неужели? – возмутился шеф гестапо. – Выходит, они там, в госпитале, торопились поставить на ноги раненого врага, чтобы тот поскорее вернулся в строй и снова убивал воинов фюрера?
– Выходит так, герр штандартенфюрер. Но это еще не все. Днем я телеграфировал в отделение гестапо по месту службы профессора Флеминга и попросил отобрать у него объяснение. Ответ прибыл через два часа. Оказывается, хирург-то улизнул.
– Как улизнул? – не понял шеф.
– Пропал без вести.
– Ну и дела! – покачал головой Иммерман. – Сначала вылечил врага, потом сам пропал без вести. Не ушел ли он к русским?
– Постараемся выяснить, – пообещал Швайцер.
– Надо копнуть как следует. Трусов и маловеров становится все больше и больше. Некоторые осторожные сволочи уже приступили к подготовке почвы для сотрудничества с врагами на случай их победы. Не окопались ли такие капитулянты в наших медицинских учреждениях?
– Выясним.
– Приступайте. Держите меня в курсе всех событий…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Пищу заключенным обычно разносят кухонные рабочие. На этот раз Турханову завтрак принес надзиратель Барбаросса. Лицо его показалось полковнику посветлевшим, глаза искрились веселым огоньком.
– Доброе утро! – сразу по-русски поздоровался он. – Слышите, бьют колокола. Сегодня у нас в Линце праздник.
– Разве мы находимся не в Германии? – спросил Турханов.
– Линц, бывшая провинциальная столица земли Верхняя Австрия, как и сама Австрия, после аншлюса включен в состав Германской империи.
– Ах, да! Я чуть не забыл. Вы же с тридцать восьмого года перестали быть австрийцами и превратились в немцев, – съязвил Турханов.
– Формально, только формально. В душе мы по-прежнему считаем себя австрийцами. Иначе я не зашел бы сюда, чтобы сообщить вам приятную новость: видите, как журчит вода! – воскликнул надзиратель, отвернув водопроводный кран, откуда сразу же побежала прозрачная вода.
– Что это значит? – с недоумением посмотрел на него полковник.
– Это значит – ваше дело передано другому следователю, который отменил ограничения, наложенные прежним следователем. Так что, по-моему, уже нет смысла объявлять голодовку. Берегите свои силы, они вам еще пригодятся, – сказал Барбаросса и, наклонившись к сидящему арестанту, тихо добавил: – Для борьбы за свободу вашу и нашу.
