Станойка Копривица-Ковачевич - Поймать лисицу
— Не понимаю, что с ней, — недоуменно сказал Влайко, как бы оправдываясь за сестру.
Йоле понимал, что происходит с Леной, но, конечно, помалкивал. Некоторое время все смотрели, как она удаляется — упрямая, независимая. Потом, забыв о ссоре, принялись обсуждать план действий.
Вечером и на следующее утро Лена избегала встреч с ребятами, на душе у нее было тяжело. "Но если уж так получилось, пусть будет как есть", — думала она, не желая идти у ребят на поводу. Исподтишка девочка все-таки следила за Влайко. Заметив, что брат куда-то собрался, отправилась за ним, обогнала его и, никем не замеченная, прибежала на гору раньше всех. Там она надежно спряталась, предвкушая радость от того, что события будут развиваться у нее на глазах. Из своего укрытия она наблюдала и за "противниками", которые играли на лугу, а потом обнаружила и своих, "занимающих позиции". Все время, пока шли приготовления, девочка сгорала от нетерпения поскорее увидеть ребят "в деле", услышать, как стреляет их оружие.
Прогремел выстрел. Пуля пролетела высоко над землей, а многократное эхо выстрела неслось с разных сторон, и трудно было определить, откуда стреляли.
"Противники" замерли. "Ну, еще!" — подумала Лена, нервно сжимая кулаки.
Раздался второй выстрел, "Противники" в испуге оглядывались, наконец самый маленький из них бросился наутек. Вслед помчались остальные, и скоро все скрылись из виду.
Лену как будто что-то подбросило вверх. Она вскочила и рванулась за ними, крича:
— Разворачивай левый фланг!
"Противники" мчались что было духу, а вдогонку им несся смех четверки ребят.
— Ну и Лена! — хохотал Йоле, видя, как сторонники четников драпают от одной-единственной девчонки…
Лена остановилась. Ее окружили свои — все явно гордились ею, и она почувствовала, что счастлива. Больше всего оттого, наверное, что поймала взгляд Рыжего: в этом взгляде соединились удивление, смущение и еще что-то, чего в нем прежде не было…
Теперь ребята не расставались с обрезом, таская его с собой повсюду. Вечером Йоле прятал обрез в амбаре.
На другой день после происшествия на лугу ребята погнали овец в лес, решив какое-то время избегать встреч с мальчиками лагеря "противников", достаточно, по их мнению, напуганными.
Близился полдень. Йоле, бродивший вокруг поляны, где расположились друзья, вдруг бегом вернулся к ним, явно чем-то взволнованный.
— Где обрез? — спросил он, переводя дыхание.
— Вот он, — спокойно ответил Рыжий.
— Там с дерева я увидел троих усташей, — сообщил Йоле, хватая ружье. — Может, припугнем их?
— Ты что, хочешь в них пальнуть? — удивленно спросил Раде.
— Почему бы и нет? — сказал Влайко. — Представляешь, мы крикнем: "Разворачивай левый фланг!" Как Лена вчера. И они побегут! А мы закричим: "Вперед, партизаны!"
— Ты бы еще сказал: "Вперед, пролетарии!" — добавила Лена осуждающе. — Боже мой, вечно ты лезешь на рожон, пока не получишь по шее!
— А ты-то сама? — отбивался Влайко. — Ты вчера что делала?
— То вчера! — отрезала Лена. — Дурак ты, вчера ведь там были просто ребята. А это — настоящие усташи…
— То было понарошку, а сейчас все по-настоящему, — серьезно объяснял Раде.
— Что ж, так и дадим им уйти?
— Что ты предлагаешь? — спросил Йоле.
— Да вчерашнюю тактику Рыжего! — выпалила Лена, слегка покраснев. — Спрячемся, чтобы они не видели, кто стреляет.
Ребята переглянулись.
— Ну чего мы ждем? — нетерпеливо проговорил Влайко и побежал, увлекая за собой остальных.
— Где ты их видел? — спросил Рыжий.
— Они идут со стороны Црвена-Локвы.
— Значит, в деревню… — соображал Влайко. — Надо им помешать!
Сначала ребята бежали по лесу вдоль дороги, которая временами просматривалась за деревьями, потом залегли на опушке, наблюдая за усташами. Те неторопливо шагали в сторону деревни.
— Знаешь что, — тихо сказал Рыжий, — надо выстрелить несколько раз, чтобы они не подумали, что это случайно…
Йоле кивнул.
— Будешь в них целиться? — зашептал Влайко, ползком пробираясь поближе к Йоле.
— Ну да! Чтобы накликать беду на свою голову, — сквозь зубы процедил тот.
Воцарилась тишина. Йоле долго водил ружьем, то целясь в усташей, то выпуская их из-под прицела. Но вот наконец грянул выстрел. Справа от усташей взметнулся и осел столбик пыли.
— Подожди пока, — скомандовал Рыжий.
Усташи растерянно оглядывались, галдели.
— Пли! — сказал Рыжий.
Прогремел второй выстрел. На этот раз пыль поднялась ближе к усташам, которые в панике заметались на дороге. Затем один из них схватил винтовку, но, вглядевшись в густой враждебный лес, обступивший их со всех сторон, опустил ее.
— Дай-ка, я тоже хочу попробовать, — попросил Рыжий.
— Целься ближе, — посоветовал Йоле.
Рыжий решительно прицелился. Пуля ударила в землю прямо у ног усташей, подняв тучу пыли. Они восприняли этот выстрел как последнее предупреждение и, сорвавшись с места, побежали, временами оглядываясь на ходу.
— Дай и мне стрельнуть! — умоляюще проговорил Влайко.
— Не надо, хватит, — сказал Йоле.
— Зря только пули потратим, — добавил Рыжый. — Эти гады и так будут бежать без остановки до самого дому.
— Ну и дали ж мы им прикурить! — захлебываясь от восторга, почти кричал Раде. — Видно, подумали, что это партизаны!
— Или четники, — усмехнулся Влайко.
— Если бы мне кто сказал, что усташи удирают от детей, я б не поверила, — сказала Лена.
— А вдруг бы они узнали, что это — мы? — Раде задумался и, видно представив себе последствия, даже глаза закрыл. — Ой-ой-ой…
— Лучше, чтобы они не узнали, — согласился Йоле спокойно. — Айда к овцам.
Он пошел первым, за ним двинулись остальные, испытывая радостное чувство, точно выполнили свой долг.
Как во сне
Они появились под вечер, когда последние группы беженцев прошли через деревню.
Раде сидел у амбара. Как заколдованный смотрел он на молодую хрупкую женщину в городском платье и сопровождавшего ее мужчину, которые повернули к их дому. Раде разглядывал маленькое круглое лицо женщины, обрамленное короткими вьющимися волосами, нарядное платье — так засмотрелся, что даже не ответил на вопрос мужчины:
— Есть кто-нибудь в доме?
Мальчик неопределенно кивнул головой. Проходя мимо, женщина окинула его быстрым взглядом черных, как спелые вишни, глаз и, как ему показалось, печально улыбнулась. Такой она и осталась в его памяти.
Они появились так внезапно и выглядели так непривычно, что мальчик зачарованно глядел им вслед и после того, как они скрылись в доме. "Кто они? Откуда? Куда держат путь?" Не терпелось узнать о них побольше, но Раде боялся пошевелиться — а вдруг они исчезнут, словно призраки, испарятся, улетучатся? До темноты просидел он на том же месте, слушая доносившийся до него разговор. Потом мать позвала его, велела принести дров. Но и войдя в дом, Раде прятался за охапкой, которую нес, отводил глаза, будто страшась чего-то, а чего, он и сам не мог бы объяснить. Это, пожалуй, был даже не страх, а понимание того, что подобные встречи не случаются каждый день — они как сновидения, в которые веришь, пока спишь, а проснувшись, не веришь уже ни во что.
Весь вечер, да и долго после него Раде не мог избавиться от этого ощущения. Забившись в дальний угол, куда не проникают отблески огня, он с любопытством смотрел на чужаков, пришедших невесть откуда, из какого-то другого мира, о существовании которого он не подозревал до сих пор. Широко раскрытыми глазами следил мальчик за ними, стараясь не пропустить ни малейшей подробности, имеющей хоть какое-нибудь значение.
Мужчина был старше женщины — видимо, ее отец или дядя, — высокий, худощавый, с какими-то странно замедленными движениями. Он курил сигареты одну за другой, прикуривая от блестящей зажигалки, которую постоянно вертел в руках, задумчиво глядя куда-то в сторону. Время от времени заговаривал с матерью, потом надолго замолкал, погруженный в свои мысли, поигрывая зажигалкой. Раде было почему-то жаль его, особенно когда мать вдруг задавала ему какой-нибудь вопрос, а он молча глядел на нее серо-зелеными, ничего не понимающими глазами. И только через какое-то время, когда смысл сказанного доходил до его сознания, он коротко отвечал, после чего снова замолкал. Потом, словно вспомнив что-то, резко переводил взгляд на молодую женщину, как бы спрашивая ее: как она? как себя чувствует?.. Ее глаза оставались все такими же — печальными, очень печальными.
Из разговоров мужчины с матерью Раде понял, что он отец молодой женщины, что у него было торговое дело в Праче, но усташи разграбили все их имущество, а сами они, в чем пришлось, вынуждены были бежать.
Услышав это, Раде почувствовал, как сердце его сжалось: "Как это — в чем пришлось?" Он понимал, что в таком легком, воздушном платье отправляться в далекий путь нельзя.
