Гено Генов-Ватагин - Скажи им, мама, пусть помнят...
Как только наступила ночь, мы почувствовали себя сильными и бодрыми. Горы окутал туман, и мелкий дождь, не прекращавшийся весь день, усилился. Мы давно уже промокли до нитки. Стали готовиться в дорогу.
— Товарищи, — сказал Штокман, — самое разумное — идти только на восток, пока не доберемся до знакомых мест. У меня есть компас. Согласны?
Мы съели свой ужин и пошли один за другим. Стояла такая темень, что я ничего не видел вокруг. Размокшая, скользкая земля мешала идти. Обувь, мокрая и облепленная глиной, стала вдвое тяжелее. То и дело теряя равновесие, спотыкаясь и падая, мы выбрались с войняговских гор. Только собрались устроить привал, как из темноты перед нами выплыли светящиеся окна. Залаяли собаки. Оказалось, что мы подошли к селу.
— Ватагин, ты не знаешь, что это за село? — подтолкнул меня локтем Штокман.
— Не знаю, я здесь не бывал.
— Дьявольские козни! — выругался Веселин. — Лучше уйдем, пока не поздно. Эти псы своим лаем поднимут всех на ноги.
— Люди, наверное, ужинают, — добавил Йонко.
Я заметил нотку зависти в его голосе и тоже проглотил слюну. Голод давал знать о себе. Мы подняли воротники пальто и направились к какому-то холму.
Штокман посмотрел на компас, а я — на часы. Время приближалось к полуночи.
— Йонко, — улыбнулся я, — уже поздно! Наверное, люди уже поужинали.
Мне, разумеется, было не до шуток, но эта способность шутить в трудную минуту является неотъемлемым качеством большинства партизан. Ведь только шутка в час испытаний могла отвлечь от невеселых мыслей. В какое село мы тогда попали, я и до сих пор не знаю.
Мы продолжили свой путь на восток.
— Идем как будто бы в чернилах, — пробубнил Веселин.
— Осторожно, яма! — послышался словно из-под земли голос Йонко.
Еще не успев отреагировать на предупреждение, я почувствовал, что куда-то проваливаюсь. Инстинктивно я протянул вперед руки, но все равно свалился вниз, вслед за мной полетел и Веселин. Яма оказалась неглубокой — всего три-четыре метра, — и никто не ушибся.
— Проклятая яма! — шепотом выругался Веселин.
— Куда запропастился мой автомат? Наверно, упал в воду.
Все занялись поисками автомата, ведь оружие для партизана — самая ценная вещь. Полчаса мы ощупывали каждый сантиметр земли, и в конце концов Веселин радостно воскликнул:
— Нашел!
Я вздохнул с облегчением. Значит, можно продолжать путь. И вот совсем рядом послышался шум воды. Совсем близко протекала река.
— Товарищи, это же Стряма! Отсюда начинаются знакомые нам места. — И я почувствовал, что ко мне возвращается чувство уверенности.
Мы ускорили шаг. Река после дождей стала полноводной, и вода ее показалась нам теплой. Глаза уже стали различать ветки на деревьях и очертания противоположного берега. Все вокруг выглядело сизым из-за раннею рассвета, который неумолимо и равномерно размывал ночную тьму.
— Ну, трудности остались позади, — улыбнулся Штокман. — Это уже знакомые места.
Компас здорово помог нам. Не успел я осмотреться, как под самым высоким деревом уже запылал костер.
Штокман предложил погреться. В это хмурое, влажное утро огонь показался нам особенно приятным. На наших хмурых лицах стали появляться улыбки.
— Ни одной струйки дыма! — воскликнул Веселин.
— Товарищ Штокман все делает точно по правилам!
Мы разулись, чтобы скорее просохнуть.
— Как только согреемся и приведем себя в порядок, — сказал Штокман, — решим, что делать дальше. И продукты найдем.
Стало совсем светло. Находясь далеко от населенных пунктов, можно было рассчитывать на относительное спокойствие. Мы заранее договорились о контрольной встрече в свеженских горах с нашими из отряда имени Христо Ботева. Уже и дождь прекратился. Укрепилась надежда, что хорошая погода поможет нам благополучно добраться до своих.
Но не всегда получается так, как тебе этого хочется. Только мы подкрепились картошкой и затоптали остатки костра, как загремели выстрелы. Лес отозвался гулким эхом, пули засвистели со всех сторон, стали падать обломанные ветки, полетели щепки.
— Отходить в горы! — крикнул я.
В промежутках между выстрелами ясно доносились топот, ругань и угрозы в наш адрес.
— Стрелять только в самом крайнем случае, — приказал Штокман и ползком стал продвигаться вперед.
Мы последовали за ним. Без единого выстрела нам удалось выскользнуть из кольца. Усталость нарастала. Вдруг слева от нас, в высоких кустах, мелькнуло несколько серых фигур, и, пока мы сообразили, что же нам предпринять, кто-то из карателей крикнул:
— Вот они, партизаны!
Другой, вероятно начальник, заревел:
— Окружай их!
Мы залегли.
Куда бы я ни посмотрел, повсюду видел фигуры солдат и полицейских.
— Вперед! Слышите, скоты!
«Только попадись мне на мушку, я сразу же заткну твою мерзкую пасть!» — подумал я, сжимая автомат.
— Товарищи, пойдем прямо на прорыв, вон там их меньше всего! — сказал Штокман.
Я ощупал свою раненую руку — простреленное место болело, но не настолько, чтобы мне мешать.
— А ну, давайте, сейчас как раз подходящий момент, пока они не замкнули кольцо окружения. Вперед! — Штокман открыл огонь по перебегающим от куста к кусту полицейским. Мы дали дружный залп, сделали перебежку и залегли. Нам удалось ввести противника в заблуждение. Прячась от пуль, они не заметили нашего передвижения и осыпали градом свинца то место, где мы до этого находились.
— Как только они немного осмелеют и зашевелятся, пойдем на прорыв! — скомандовал Штокман.
Мы ждали молча, готовые тотчас же броситься в атаку. Я наблюдал за участком впереди себя. И вот высунулись из укрытий несколько человек, повертели головой во все стороны, явно пытаясь понять, куда мы делись.
— Огонь! — крикнул Штокман.
Перебегая с места на место и отстреливаясь, мы в одно мгновение оказались лицом к лицу с врагом. И прежде чем он успел опомниться, нам удалось вырваться из кольца окружения. Тогда, несмотря на то что нас было всего четверо, мы могли уже успешно отстреливаться, не опасаясь получить пулю в затылок.
К счастью, с севера надвигались черные тучи. Загремел гром, длинная изломанная молния ударила в скалу. Подул сильный холодный ветер, и полил проливной дождь. Природа как будто хотела помочь нам. Мы предполагали, что полицейские не решатся броситься за нами в погоню. Нужно было воспользоваться благоприятным моментом. И мы пошли, даже не оглядываясь. С неба, свинцового и какого-то зловещего, на нас выливались потоки воды. Земля превратилась в такое месиво, что мы проваливались по щиколотку. Но, не переводя дыхания, мы продвигались вперед…
К вечеру очутились в знакомой калоферской местности — Коритарско. Здесь у калоферцев находились зимние кошары.
— Тут наверняка найдем чего-нибудь поесть, — сказал Йонко.
Мы промокли до нитки. Зашли в первую кошару — пусто. Ни людей, ни продуктов. Никогда Коритарско не выглядело таким нежилым. Мы обошли все кошары, но тщетно.
— Ясно, что ужин нам не придется готовить, так хоть бы отоспаться, — махнул рукой Веселин.
— В этих кошарах мы оставаться не можем! — откликнулся я. — Если враги идут за нами следом, то прежде всего станут искать нас здесь.
Всем нам хотелось передохнуть под крышей, но это оказалось невозможным. Мы спустились на два-три километра вниз по течению реки Аджарской и кое-как устроились под деревьями. Усталость давала знать о себе. Спали как убитые.
Примерно часов в шесть Штокман разбудил меня:
— Ватагин, посмотри туда, на тот холм!
На другом берегу реки, на низких склонах, раскинулись солдатские палатки.
— Лагерь! — только и смог я вымолвить.
Несколько лошадей паслось у какого-то бесформенного возвышения, покрытого брезентом. Я указал на него Штокману:
— Это наверняка пулеметы и минометы!
Йонко и Веселин отправились в разведку. К обеду они вернулись.
— Солдаты из артиллерийского полка. Уже два дня находятся здесь, в лагере. Полицейских и жандармов нет.
Мы решили не рисковать. Когда стемнело, Штокман и Йонко отправились на другую сторону реки искать свободное место, где мы могли бы пройти незамеченными дальше. Вернулись угрюмые.
— Повсюду солдаты. Если только шевельнемся, сразу же нас обнаружат, — объявил Штокман. — Нужно переждать.
— Блокада серьезная, — добавил Йонко, — поэтому-то в Коритарско пустуют кошары.
И вторую ночь мы провели на берегу реки Аджарской. Нас чуть не обнаружили. Все время мимо проходили и суетились солдаты. С занятой нами позиции хорошо просматривались крайние дома в Калофере. До нас доносился жалобный рев запертой в хлевах голодной скотины. Никого из жителей но выпускали из городка. Таи прошло целых пять дней. Выбраться пока не было никакой возможности.
