Гено Генов-Ватагин - Скажи им, мама, пусть помнят...
Веселин засмеялся.
— Ты, Ватагин, так нас представил, будто мы плотники из Мраченика — ведь еще неизвестно, кто кому будет помогать. Ведь этот край нам совсем не знаком.
— Товарищи, предлагаю, пока не рассвело, отправиться вон в тот лес, — предложил Карамфил. — Там проведем весь день, а к вечеру отведу вас в лагерь. Ну, пошли, здесь нас могут увидеть.
Мы последовали за ним. Вскоре вошли в лес. Когда взобрались на горный хребет, за вершиной Кадрафил уже взошло солнце. Место, выбранное нами, оказалось удобным, и оттуда как на ладони просматривалась вся Карловская долина и аккуратные села, разбросанные у подножия между Стара-Планиной и Среднегорьем. Белой лентой тянулось шоссе, связывавшее Войнягово, Свети-Климент, Малый и Большой Богдан. Оно проходило у самого подножия хребта, где мы расположились.
— Вы отдыхайте, а я останусь дежурить, — предложил Карамфил.
Мы согласились. Ведь лучше всего спится под утро, после того как всю ночь шел не останавливаясь. Когда солнце начнет приятно пригревать, любая полянка манит усталого путника прилечь.
Легли на траву и заснули глубоким сном…
Вдруг откуда-то издалека донесся тревожный и взволнованный голос часового:
— Товарищи, вставайте! По шоссе приближаются полицейские!
Я вскочил и посмотрел вниз. По дороге шли полицейские.
«Уж не напали ли они на наш след?» — подумал я.
Мои товарищи тоже встали. Веселин и Йонко, разозленные не на шутку, ругались.
— Черт возьми, нет нам покоя! — произнес Штокман.
Мы приготовились и стали ждать, не прекращая следить за полицейскими.
— Эх, хорошее у них оружие! — с нескрываемой завистью воскликнул Карамфил. — И так оно сверкает на солнце, что сил нет оторвать глаз! А ведь в нашем отряде половина товарищей не имеет оружия, хотя все они молодые горячие ребята.
Я повернулся к Штокману, но еще ничего не успел ему сказать, а он все понял и, повернувшись к Йонко, сказал:
— Йонко, следи за полицейскими.
Карамфил посмотрел:
— Ну что, померяемся с ними силами, а? Представляете, если нам удастся добыть новое оружие, какая радость будет в лагере! Да ведь скоро годовщина Октябрьской революции! Давайте отпразднуем ее как следует, пошлем свой боевой привет Красной Армии!
Мы решили устроить засаду.
— Они прошли мимо! — крикнул Йонко. — Направляются к Свети-Клименту. Я посчитал, их — двадцать три человека.
И посмотрел вдаль.
Через полчаса полицейские в синей форме вошли в село и исчезли среди домов. Свети-Климент хоть и маленькое, но смелое и непокорное село. Оно пережило много блокад, но осталось твердым и непоколебимым.
«Кого из матерей сейчас заставят рыдать эти гады?» — мелькнула мысль, и невольно вспомнил Брезово, свой родной дом. Мне рассказывали односельчане, как интернировали моего отца, мать, брата и сестру. Мать плакала. Отец осмотрел двор, вошел в хлев к скотине, стиснул зубы и махнул рукой. Потом всех моих родных взяли под стражу, заставили проститься друг с другом и отправили в разных направлениях. Арестовал их известный в селе предатель и подхалим Петр Арколо. Местный полицейский ушел, не подпалив солому, которой набил обе наши комнаты. Хорошо, что потом дядя Стойо позаботился о доме и скотине, поддержал интернированных, помог им. Добрый дядя Стойо, хотя и беспартийный, он всегда знал, на чью сторону надо встать, кому в трудную минуту подать руку.
Солнце уже поднялось высоко и стало припекать склоны войняговских гор. Голос Йонко заставил меня вздрогнуть:
— Смотрите, они возвращаются!
— Ну-ка, товарищи, займите свои позиции и стреляйте! Не забывайте, о чем мы договорились! — сказал Штокман.
Составленный план нападения, несмотря на то что нас было в пять раз меньше, все же позволял благодаря внезапной атаке разгромить полицейскую группу. Мы решили занять позицию с обеих сторон шоссе, там, где какая-то речушка пересекает его под небольшим мостом.
Штокман и Йонко должны залечь в овраге с одной стороны дороги, а Карамфил, Веселин и я — с другой.
Место оказалось удобным, хотя и абсолютно оголенным, но враг не мог нас обнаружить, так как крутизна берега служила отличным прикрытием.
Когда группа полицейских приблизится на расстояние двадцати шагов, Штокман и Йонко первыми откроют огонь. Мы же пока стрелять не будем. Естественно, полицейские, попав под неожиданный обстрел, сразу же залягут в кювет, спиной к нам. Тогда Карамфил, Веселин и я обстреляем их с тыла.
Мы спустились вниз. Обменялись рукопожатиями со Штокманом и Йонко, которые заняли свои места, и втроем перебрались через шоссе. Я проверил свое оружие.
— Ну, желаю удачи! — прошептал сверху Штокман.
— И вам! — ответили мы.
Вокруг было спокойно. Через несколько минут на повороте показались полицейские. Они шли без всякого строя, лениво, некоторые расстегнули шинели и сняли фуражки, другие несли на плечах винтовки, как палки. Они походили на стаю ленивых и сытых волков. Впереди шел старший, рослый и упитанный. Вот они приблизились на расстояние двадцати шагов. Мы уже совсем отчетливо видели их ненавистные самодовольные лица и руки, те самые руки, которые носили по селам насаженные на шесты партизанские головы и поджигали дома бедняков…
Внезапно прозвучали два выстрела. Штокман и Йонко начали действовать. Полицейские бросились врассыпную. Одни кинулись в кювет, другие залегли прямо в пыли посреди шоссе. Застрочили их автоматы. Весь огонь они направили на Штокмана и Йонко. Наступал наш черед. Единственная ручная граната, которую я имел при себе, весьма нам пригодилась. Я бросил ее в середину группы полицейских. Раздался сильный взрыв. Полицейские в панике никак не могли понять, что происходит. Одни из них вскочили на ноги и, как обезумевшие, бросились вниз к Войнягово, другие, так и не успев опомниться, падали, подкошенные нашими пулями.
Карамфил, справа от меня, целился спокойно и уверенно. Время от времени он улыбался и восклицал:
— Бейте их, товарищи! Ура-а-а!
Веселин почему-то медлил. Его «гречанка», как он называл свой греческий карабин, часто давала осечку.
— Эй, Ватагин, да мы их перебили всех! Дай-ка мне свой нож, что-то «гречанка» опять заела.
— Бери, Веселин, скоро мы ее заменим. — Не прекращая вести огонь, я передал ему нож.
И в этот момент я почувствовал, что мне обожгло локоть, и, ощупав правую руку, я обнаружил на ладони кровь.
— Ватагин, у тебя на руке кровь, что с тобой, ты ранен? — крикнул встревоженный Карамфил и бросился ко мне.
— Пустяки, царапина, — успокоил я его.
Мы быстро перевязали рану куском разорванной для этой цели рубашки. К тому времени огонь с обеих сторон прекратился. Только троим полицейским удалось ускользнуть. Больше десяти трупов валялось на земле. Оставшиеся в живых подняли руки. Штокман сурово прикрикнул на них:
— Бросайте оружие, гады, и отойдите в сторону!
Те, трусливо озираясь, послушно выполнили приказ. Штокман повернулся ко мне:
— Ватагин, иди на мое место! Ты же ранен!
Я отполз на другую сторону дороги. В этот момент раздались три одиночных выстрела. Пули зловеще просвистели совсем низко над нами. Со своей новой позиции я осмотрелся вокруг. Один полицейский залег примерно в двухстах метрах от нас и вел огонь из ручного пулемета. Похоже, что он испытывал недостаток в патронах, потому что стрелял с большими промежутками и короткими очередями. Мои товарищи спустились, чтобы собрать брошенные трофеи, а я, прикрывая их, открыл огонь по полицейскому с ручным пулеметом.
Пока я стрелял, одна из неподвижно лежавших в кювете фигур в синей форме вдруг стала подавать признаки жизни.
— Не шевелись! — громко крикнул я. — Если вздумаешь подняться, то начиню твою голову свинцом.
Человек этот пугливо обернулся и попросил:
— Умоляю тебя, братец, не убивай меня! У меня жена и дети, не стреляй, я всего лишь полевой сторож!
— Я тебе не брат, хватит разговаривать, лежи и не шевелись, если тебе дорога жизнь! — коротко отрезал я.
Полицейский, стрелявший в нас, с каким-то непонятным упрямством выпускал очередь за очередью. Я тоже усилил огонь. И тут услышал голос Штокмана.
— Товарищи, быстрее забирайте оружие и давайте отходить! Из Войнягово показались солдаты и полиция. Будьте внимательнее, перебегайте только пригнувшись!
Вдруг Карамфил покачнулся и упал с тихим стоном. Забыв об опасности, я вскочил, пересек шоссе и подбежал к нему. Схватил его за плечи, посмотрел в лицо:
— Карамфил, браток, что с тобой? Карамфил, ты слышишь меня?
Карамфил лежал неподвижно с плотно закрытыми глазами. Я лихорадочно искал пульс и не мог его нащупать. От горя у меня перехватило дыхание. Прибежали и остальные товарищи. Штокман ножом разрезал куртку Карамфила и обнажил грудь.
