Гено Генов-Ватагин - Скажи им, мама, пусть помнят...
Небольшими группами армяне возвращались к себе в квартал около Хисарских ворот и исчезали в своих домах, похожих на замки, где каждый в меру своих сил боролся с нищетой.
Марукян принадлежал к числу наиболее трудолюбивых армян. В его скобяной лавке всегда толпились покупатели. Помогали ему два сына — Ара и Ончо. Мы считали, что лавка Марукяна очень удобна для встреч подпольщиков и хранения материалов. Сыновья Марукяна были активными ремсистами, приносили пропагандистские материалы почти для всего района. Сюда приходили курьеры из разных организаций и районов.
В сущности, наша активная ремсистская деятельность среди армянского населения развернулась в начале 1940 года.
Все началось с Капана, где сосредоточилась основная масса армян, и прежде всего молодежь. Кроме того, в Капане находились разные армянские массовые организации, которые следовало использовать.
Молодые армяне состояли членами туристического общества «Арзив» («Сокол»), спортивных обществ «Шанг» и «Арарат». В деятельности этих организаций принимала участие наиболее прогрессивная молодежь. Но существовали и организации с фашистским уклоном, отравлявшие сознание армянской молодежи, такие, как «Хомнтмен» и «Ташнагите».
Вот почему мы приняли решение создать мощную ремсистскую организацию в Капане на основе массовых организаций. Новой организации предстояло объединить армянскую молодежь. Однако предварительно следовало послать активных членов РМС в эти массовые организации. С этой целью решили перебросить ряд армянских ребят из других секторов в Капан. Огромную организационную работу по созданию ячеек РМС среди армянской молодежи провели Фанте, Брайко, Георгий Йовков, Герман Германов и другие товарищи.
Еще в 1940 году Ару Марукяна — одного из активнейших вожаков армянской молодежи — освободили от ремсистской работы в гимназии и перебросили в Капан.
Революционные идеи быстро зажгли армянскую молодежь. Она развернула массовую работу: армянские ребята писали лозунги, разбрасывали листовки с требованием заключить с СССР договор о ненападении. За короткий срок они собрали большое число подписей в поддержку предложений Советского Союза. Мы считали это большой победой.
В 1941 году деятельность армянской молодежи расширилась, пополнились ряды РМС, укрепилось руководство. Массовые организации стали боевыми и активными. В них выросли прекрасные руководители молодежи, такие, как Оник Марукян, Доран Парикян, Аубар Ахдаян и другие.
По вине предателя Апостола Петрунова организация РМС армянской молодежи потерпела неудачу. После отправки некоторых руководящих товарищей в концентрационные лагеря и лагеря трудовой повинности руководить молодежью доверили Онику и Аубару. Они оказались боевыми ребятами, готовыми на все во имя свободы. Характер работы изменился. На удар следовало ответить ударом. Организация взяла курс на вооруженную борьбу.
В лавке и в доме старого Марукяна ребята создали склад боеприпасов и всего необходимого для вооруженной борьбы. Глухой подвал в доме № 16 на улице имени доктора Чомакова превратился в тир. Здесь испытывали пистолеты и патроны, которые мы отправляли в отряды для боевых операций.
В 1941 году в Пловдиве уже работал Малчик. Лавка и дом старого Марукяна стали его любимым убежищем. Малчик полюбил Марукяна и проводил большую часть своего времени в его доме.
Осенью 1941 года я непродолжительное время был секретарем районного комитета РМС. Малчик проявлял большой интерес к работе армянской молодежи. Помню, как он восхищался старым Марукяном и его сыновьями, как восторженно говорил об армянах. Знаю, Малчик был до боли растроган судьбою старого Марукяна. Возможно, это объясняется тем, что его, как и армян, изгнали из родного дунайского края, и в участи этих славных людей он видел свою участь. Кто знает?!
Марукян формально не участвовал в конспиративной работе, но всегда находился в центре всех наших дел.
Помню, как-то зашел я к нему в лавку и осматривал полки, как настоящий покупатель. А старый Марукян, даже не спросив, что я желаю купить, отрезал:
— Ончо там, во внутренней комнатушке. Иди договорись с ним!
В комнатушке меня действительно ждал Ончо. Нам предстояло выполнить конспиративное задание. Я и сейчас с глубокой благодарностью вспоминаю тебя, наш добрый друг Марукян!
Не одну, а десятки встреч и совещаний провели мы в доме старого Марукяна, а позже организовали там и типографию. Этот дом стал нашим боевым штабом, крепостью, из которой мы провожали наших единомышленников в бой. В этом доме скрывались такие товарищи, как Малчик, Лиляна Димитрова, Германов, Георгий Йовков и другие.
Сейчас этот дом представляет собой историческую ценность как памятник старинной архитектуры. Но люди, входившие в дом № 16 на улице имени доктора Чомакова, узнают не только о старинной архитектуре, но и о революционной деятельности армян в Пловдиве, о боевом духе революционно настроенной армянской молодежи, о ее борьбе с монархо-фашистским режимом в Болгарии.
Кое у кого и сейчас сохранилось такое чувство, что армяне держались в стороне от борьбы против фашизма и только сочувствовали нам. Но это не так.
Даже девушки, которые отличались некоторой боязливостью, тоже включились в борьбу РМС. Первую группу из четырех-пяти девушек-ремсисток мы создали в 1939 году, но она просуществовала недолго и вскоре распалась. Удалось сохранить подпольные связи только с отдельными девушками, которые помогали нам деньгами, предоставляли квартиры для конспиративных целей, собирали средства для политзаключенных.
До сих пор я помню одну из них. Ее звали Ахавни Башмакян. Она была очень приветлива и исключительно внимательна. Помню ее еще по массовым экскурсиям в 1938—1940 годах, которые РМС организовал в Родопах. Помню, как мы пели советские песни и декламировали революционные стихи, а иногда наиболее подготовленные представители молодежи читали лекции.
Ахавни стала душой армянских девушек и главным организатором встреч. Мы называли ее сестренкой. С нею мы делились всем, даже самыми интимными своими переживаниями.
Дом Ахавни на улице Кубрат, 18, стал нашим вторым боевым штабом. Позже в этот дом мы принесли пишущую машинку и ротатор. Там печатались ремсистские и партийные документы. В этом доме в 1944 году Лиляной Димитровой был написан некролог на смерть Сашо Димитрова.
О том, что за человек Ахавни, можно судить по одному рассказу, который позже я слышал от ее подруг.
…После убийства Лиляны Димитровой произошел большой провал. Почти вся армянская молодежь, вступившая в РМС, попала в тюрьму, а кто сумел, бежал в горы.
Ахавни вместе с другими девушками арестовали. Среди них в тюрьме находилась одна женщина с грудным ребенком. Полиция создала для них невыносимые условия. В большую, похожую на яму, темную камеру затолкали десятки женщин и девушек. Их держали несколько дней без хлеба и воды, чтобы заставить рассказать о связях с РМС и выдать своих товарищей. Воздух и свет проникали к ним лишь тогда, когда одну за другой их выводили из душной камеры на допрос и неслыханные пытки. Но в самом тяжелом положении оказалась мать с ребенком.
Тогда Ахавни организовала всех женщин в камере для оказания помощи матери с ребенком. И ребенок этот стал для всей камеры родным. Ахавни первой взяла ребенка на руки и теплом своего тела высушила его мокрые пеленки. Потом все женщины одна за другой начали сушить пеленки и согревать своим теплом этого младенца. Малыш находился в надежных руках. Дни и ночи армянские девушки заботились о гражданине будущей социалистической Болгарии. Они верили в скорую победу…
Сколько ушедших в прошлое историй напомнила мне старая продавщица книжного магазина Мелине!
ПОМНИМ О БОЕВЫХ ДРУЗЬЯХ, ЖИВЫХ И МЕРТВЫХ
Я специально выбрал себе комнату на одиннадцатом этаже, и при этом именно такую, в которой широкие, современного типа окна смотрят на юг и вбирают в себя, словно фотообъектив, отблески Марицы.
Симпатичная девушка с огромными голубыми глазами подала мне ключ от номера 1009. В это время ко мне подошел какой-то человек, сдержанно улыбнулся и взял у меня чемодан. Он нажал кнопку лифта, и мы поднялись на последний этаж гостиницы. Открывая мне двери, дядя Ангел — старый тесняк[15], а сейчас администратор новой модной гостиницы «Марица» — указал мне на озаренный ярким светом город и глубоко вздохнул:
— Жаль, что нет Йонко и что он не может посмотреть с высоты этого этажа на сегодняшний Пловдив. Нет больше темных переулков. Помнишь постоялый двор «Кацигра», вон там, где яркие огни? А корчма «Марица» — какое это было жалкое убежище, помнишь? Кто из нашего края не помнит ее! Сколько плетеных корзинок с продуктами доставляли из наших родных сел, чтобы мы не умерли с голоду!
