Гено Генов-Ватагин - Скажи им, мама, пусть помнят...
— Йонко, браток, ты умеешь плавать?
Тот не ответил, но его крепкая рука легла мне на плечо, и я понял, что он готов на все.
Единственное спасение — Марица. Маленькую надежду вырваться из окружения я видел только в том, чтобы переплыть реку. И мы бросились в холодную воду. Она схватила нас в свои ледяные объятия. Казалось, что кровь в наших жилах остановилась, перестало стучать сердце. Но мысль о том, что мы выполняем приказ партии, спасаем товарищей, придавала нам силы, а воля к жизни — сильнее всего. Молодость, устремленная к свободе, жаждала победы.
— Нас заметили, — задыхаясь, прошептал Йонко.
На противоположном берегу предательски светили электрические фонари.
Только на мгновение луна вынырнула из облаков, и перед нами вдали показался силуэт холма Сахаттепе.
— Держись, Йонко, мы молоды и нужны партии.
Мы отплыли от берега. Облава продолжалась. Потеряв наши следы, полицейские вели беспорядочную стрельбу, но, когда мы достигли середины реки, они нас обнаружили и открыли прицельный огонь. Другая группа полицейских поспешила к Старому мосту через Марицу, чтобы отрезать нам путь.
— Нет, этим гадам не удастся нас обогнать, — сказал Йонко.
— Это же надо попасть в такой переплет! Однако, посмотри, и на этом берегу люди с винтовками.
И мы увидели, что по берегу Марицы снуют солдаты. Некоторые из них остановились и стали внимательно следить за нами. Я подумал: «Это уже конец! Нам некуда податься. Значит…» Словно электрический ток, пронзила мысль о смерти. Тогда пусть это будет смерть, достойная партизан. Геройская смерть!
— Товарищи солдаты, мы — партизаны и боремся за счастье нашего народа! — крикнул я. — Сейчас наша судьба в ваших руках. Вы можете нас убить, но что это вам даст? Не стреляйте, дайте нам уйти!
Не ответив, солдаты ушли.
— Хорошие ребята, Ватагин, свои люди! — сказал Йонко.
И надежда согрела наши сердца. Снова появилась вера, что мы останемся живы, и это придало нам силы. Мы добрались до берега. Но внезапно вокруг нас вновь засвистели пули.
— Мерзавцы! — вырвалось у меня.
Мы тоже открыли огонь.
Когда пересекали бульвар, Йонко, бежавший впереди меня, вдруг упал.
— Йонко, Йонко, что с тобой? Вставай, брат!..
Я тронул его за плечо, приподнял голову. Он был мертв. Словно клещами сжало мое сердце. Но в следующее мгновение я решил, что должен продолжать борьбу и отомстить за друга.
Улицы уже наполнились народом: молва о том, что преследуют партизан, быстро облетела квартал и многие хотели сами увидеть, что происходит.
Мокрый, промерзший, я едва передвигался от укрытия к укрытию. Вокруг меня свистели пули. Я петлял с одной улицы на другую и наконец добрался до старого, необитаемого дома и залез на чердак. Здесь вместе с тетей Данкой, нашей помощницей, мы когда-го оборудовали тайник.
Голодный, грязный, потрясенный гибелью Йонко, я, скрючившись в три погибели, сидел на чердаке. Вынул оба пистолета и, пересчитав патроны, решил: один оставлю себе, а остальные — для врага.
Меня лихорадило. Я притаился в одном из наиболее укрытых от ветра уголков, так как на чердаке с одной стороны не было стены. До меня доносились свистки полицейских и топот их сапог, я слышал, как колотят в ворота соседнего дома. Им и в голову не приходило, что преследуемый ими партизан прячется в развалинах.
Я с трудом дождался ночи. И когда она наконец наступила, спустился с чердака. Крадучись, перешел через чей-то двор, перелез через ограду и очутился у дома дяди Петра и тети Данки, тихо постучал.
Неожиданно у входа зажглась яркая электрическая лампа. Я остолбенел: неужели я не успею предупредить товарищей о грозящей им опасности?
Я быстро отскочил в тень близрастущего дерева. Но тетя Данка узнала меня.
— Иванчо, да ты ли это? — произнесла она, и ее губы слегка задрожали.
У дяди Петра был маленький сын Иванчо. И когда он спросил, как меня зовут, я ответил, что и меня тоже зовут Иванчо. Так за мной и закрепилось это имя.
Появился взволнованный дядя Петр и заговорил быстро и прерывисто:
— Полицейские знают, что ты где-то поблизости. Вчера они у нас тебя подстерегали. С ними приходил и Колев. Днем они ушли, но с минуты на минуту могут прийти снова.
А тетя Данка прижалась к моему плечу. Она жалела меня, как родного сына. Потом принесла теплый чай, хлеб и брынзу.
— Милый мой, перекуси немного, выпей чаю, согрейся. И чего надо этим полицейским от хороших парней?
Я выпил чай, самый вкусный чай, который мне довелось пить в своей жизни…
— Слушай, дядя Петр, дай мне что-нибудь из одежды и обуви. Сам понимаешь, в каком я виде.
Дядя Петр засуетился.
— Раздевайся, придумаем что-нибудь.
Я быстро снял с себя мокрую одежду, надел пиджак, ботинки и брюки Петра и как солидный горожанин вышел через парадную дверь.
Полицейский, стоявший на улице у ворот, почтительно козырнул мне:
— Добрый вечер!
— Добрый вечер! — ответил я и с легким поклоном приподнял шляпу.
Я затерялся в толпе.
В тот же вечер удалось установить связь с товарищами из окружного комитета.
ЛЮБОВЬ
Только я собрался перейти через железнодорожное полотно по мосту, ведущему в «Кючук Париж», как на противоположном тротуаре заметил Нелли. Я начал мучительно соображать, что же мне предпринять, ведь вот уже несколько дней полиция упорно ее разыскивала, узнав, что она является руководителем ремсистов в Асеновградской околии. Полиция искала девушку из Пловдива, с продолговатым лицом, русыми волосами и темными глазами, стройную и высокую. Так ее обрисовали агенты, и по этим приметам полиции приказали ее отыскать. Но существовало еще одно, более тревожное обстоятельство. Сестру Нелли арестовали еще осенью, но во время судебного процесса не смогли доказать ее виновность и освободили. Теперь полицейские извлекли из архивов ее фотографию и, поскольку она была очень похожа на Нелли, размножили фото и передали во все полицейские посты, чтобы правильно сориентироваться в своих поисках. Мне поручили передать Нелли приказ Лиляны[13] — покрасить волосы в другой цвет.
Нелли шла спокойно и уверенно. Я затруднился бы определить, идет она в город по делам организации или просто вышла на прогулку. Впрочем, в те времена для наших людей бесцельное блуждание казалось маловероятным. Вечерело. Мимо пронесся пассажирский поезд. Год тому назад, в такой же вот вечер, я познакомился с Нелли. Мы полюбили друг друга… Я решил перейти на другую сторону улицы. Да разве мог я пройти мимо Нелли?! Но, сделав мне едва заметный знак пальцем, Нелли заставила меня пройти мимо. Только тогда я заметил, что за ней следом идет человек лет тридцати, с черными усами и мутными, пьяными глазами. Я сразу понял, что это агент. Имея трехлетний стаж подпольной работы, я научился опознавать их. Связав предупреждение Нелли с поведением агента, можно было установить, что он следит именно за ней. Нужно было что-то предпринять. Во мне боролись сложные чувства. Мне показалось, что я снова услышал тихий шепот Нелли, увидел ее глаза и улыбку, и я, несмотря на предупреждение, пошел следом за ней. Нелли не заметила, как я пересек улицу и оказался позади агента.
Мы шли втроем: Нелли, агент и я. Вскоре он понял, что за ним следят, повернулся и хотел сунуть руку в карман, вероятно, чтобы достать оружие, но мои слова заставили его вздрогнуть:
— Послушай, я — партизан, если только шевельнешь рукой, сразу же тебя пристрелю.
Полицейский повернул голову, ускорил шаги, и его руки повисли, вытянувшись по швам, как у солдата, стоявшего перед строгим командиром. Нелли не оглядывалась.
Я крепко сжимал в правой руке пистолет, готовый в любой миг через пальто выпустить семь пуль в ненавистного преследователя. Так мы прошли пятьдесят — шестьдесят метров. Вдруг Нелли свернула направо, и я поспешил предупредить агента:
— Иди прямо! Оглянешься — буду стрелять! Я не шучу и стреляю точно!
Агент молча продолжал свой путь. Нелли, так и не оглянувшись, исчезла в направлении католической больницы.
Через какое-то время полицейский повернулся ко мне и сказал:
— Могу ли я закурить сигарету?
— Нет!
Неожиданно на перекрестке улицы Дюстабанова появились люди. Я не сообразил, что мы находимся в районе табачных складов. Очередная смена уходила домой. Агент учел это, смешался с толпой и исчез. Уже почти стемнело, и, несмотря на все мои старания, мне не удалось обнаружить его в толпе.
Я понял свою ошибку, но поздно.
Быстро пересек две-три улицы и пошел в том направлении, куда свернула девушка. Опасность миновала. Я догнал Нелли, остановил ее. Бедная, она ожидала услышать: «Пройдемте за мной в инспекцию полиции», но увидела меня и очень обрадовалась. Ее темные глаза радостно засияли. Нелли была счастлива.
