Анатолий Недбайло - В гвардейской семье
из летчиков уже здесь. Один наблюдает, как искусные руки механиков залечивают «раны» в обшивке
самолета, другому важно поприсутствовать при регулировке мотора, третьего интересует, как
выполняются регламентные работы. А воздушные стрелки состязаются на быстроту устранения
неисправностей и задержек турельного пулемета. Любопытно поглядеть: вспомнилось, как мы с
Малюком из-за этих самых неисправностей испытывали свою судьбу.
...Руководит состязаниями старший лейтенант Ворона — «стартех» эскадрильи по вооружению. Это
своеобразные практические занятия, во время которых воздушный стрелок приобретает навыки не менее
важные, чем умение метко поражать цель.
— Если пулемет исправен, если есть боеприпасы, — вы, стрелки, можете уверенно считать себя щитом
задней полусферы боевого порядка штурмовиков, — говорит старший техник Ворона. В числе тех, кого
он похвалил, и мой стрелок — Антон Малюк. Я искренне рад за него: с таким боевым помощником
можно не беспокоиться: «тыл» надежно прикрыт! [56]
Подхожу к своему самолету. Механики поочередно докладывают мне, чем занимаются. Как обычно, принимаю рапорт, велю продолжать дела. А затем отхожу в сторонку покурить. Наблюдаю, как
светловолосая хохотушка Саша Чиркова возится в отсеке стрелково-пушечного вооружения.
— Здраствуйте!
Я быстро повернулся на голос.
— Доброе утро, товарищ диспетчер!
Рядом стояла Катюша.
— Что-то рано вы пожаловали к нам, товарищ гвардии ефрейтор!
— Служба такая. Разыскиваю старшего инженера. Вы не видели капитана Клубова?
— Нет, не видел.
— А мне сказали, что он находится на стоянке вашей эскадрильи...
— Отец, — вдруг позвала кого-то Илюшина.
Я удивился: слова эти относились к капитану Клубову.
Что такое! Клубов — отец Илюшиной? Но, во-первых, по возрасту он слишком молод, чтобы быть ей
отцом... И фамилии разные...
Слышу, как Илюшина обращается к Клубову:
— Вас вызывает командир полка...
— Что случилось, доченька?
— Не знаю. Вроде бы начальство какое-то прилетает...
— Доложи, дочка: сейчас буду.
Катя ушла. А я гадал в недоумении. Кто же Клубов Кате?
Наконец, не выдержал:
— Извините, товарищ капитан! Нельзя ли задать вам деликатный вопрос?
— Пожалуйста!
— Катя — ваша дочь?
— Дочь. А что?
Я высказал свои сомнения. Клубов ответил:
— Приемная дочь! — он тепло улыбнулся и доверительно добавил:
— Видите ли, Катя очень похожа на мою меньшую — Оленьку. Точнее — моя малышка похожа на Катю.
Я как-то сказал Катюше об этом. Ну и «удочерил» [57] вроде бы.. Да их, приемных дочерей, у меня в
полку немало. Сосчитай-ка, сколько девчат-механиков мне подчинено! То-то, братец!..
Я уже слышал, что наш старший инженер покровительствует девушкам. В его лице они видели человека, способного прийти в трудную минуту им на помощь, защитить от некоторых «назойливых» ухажеров.
Значит, и они увидели в Клубове человека большой души. Недаром он мне так симпатичен!
Ход мыслей прервался: я сел в кабину и начал тренаж. А это требовало особой сосредоточенности, внимательных, четких, осознанных действий с арматурой кабины. Тренажи в кабине я проводил
систематически и постепенно довел свои действия до автоматизма. Теперь их, пожалуй, можно было
сравнить с четко отработанными движениями музыканта, исполняющего на сцене сложное произведение.
Я твердо был убежден, что тренаж помогает шлифовать мастерство. Пропусти его хоть один раз — и
навыки утрачиваются.
Вдруг по стоянке пронеслась команда: построение.
А вскоре в небе застрекотал По-2 и сел на аэродроме. Узнаем, что прилетел командующий воздушной
армией генерал Т. Т. Хрюкин. Вот он сошел на землю, и к нему с рапортом обратился командир полка
майор Ляховский. Затем они вдвоем подошли к строю. Генерал поздоровался с личным составом, что-то
сказал Ляховскому.
— Летчикам и воздушным стрелкам, — скомандовал он, — собраться у командного пункта. Всем
остальным разойтись по своим местам...
У командного пункта есть небольшой пригорок, поросший густой травой. Горячее летнее солнце выжгло
ее, а теперь, когда землю «а рассвете стали увлажнять туманы, сквозь желтые и серые пожухлые стебли
пробился к свету изумрудный шелк молодой травы. Здесь-то мы и разместились.
— Так лучше пойдет наш разговор! — просто сказал генерал. И объяснил: — Я прилетел, товарищи, чтобы побеседовать с вами о боевой работе...
С таким крупным начальником мне пришлось разговаривать впервые. Тимофей Тимофеевич Хрюкин
произвел на всех большое впечатление. Высокий, стройный блондин с правильными чертами лица, он
располагал [58] к себе собеседников, вызывал на откровенность. Держался свободно, разговаривал как
равный с равными... И эта Золотая Звезда на груди — Герой Советского Союза!..
Многих наших летчиков командующий давно и хорошо знал. Он расспрашивал их о количестве боевых
вылетов, о способах воздействия по целям противника и тактических приемах борьбы с вражескими
истребителями. Рассказывал о действиях летчиков родственных полков, приводил наиболее интересные и
поучительные примеры из их боевой практики. Обстановка создалась непринужденная, разговор пошел
откровенный, начистоту.
Генерал очень внимательно выслушал летчиков, рассказывающих о применении в составе шестерки
боевых порядков «круг», «пеленг», «клин». Ребята высказывали свое мнение о их достоинствах и
недостатках, о том, как они относятся к каждому из боевых порядков.
Самым трудным — и это было общее мнение — оказался «круг». Он требовал от летчиков высокого
мастерства, большого напряжения, острого внимания и личной ответственности. В нашем полку этот
боевой порядок не привился. Во-первых, потому, что для молодых летчиков маневр был трудным и
сложным. А во-вторых, — и это считалось главным — потому, что укоренилось мнение, будто при
«круге» чаще бывают потери.
Я тоже до сих пор предпочитал штурмовать врага в боевом порядке «клин» или «пеленг», когда вся
шестерка одновременно, по команде ведущего, пикирует на цель, по его же расчету производит
бомбометание, стреляет и выходит из атаки.
При «круге» все обстоит сложнее: шестерка «ильюшиных» как бы вращается над целью гигантским
колесом, наклоненным к линии горизонта градусов на сорок. Самолеты поочередно, через определенные
промежутки времени атакуют цель и с левым (или правым) разворотом выходят из атаки. Один
штурмовик уходит, а следующий за ним в это время пикирует на цель. Атаки получаются непрерывными.
Своеобразная «карусель» эффективно воздействует на противника в течение 10 — 15 минут, подавляя его
огневые точки, уничтожая технику и живую силу.
Мы внимательно слушали генерала, мысленно строили [59] «круг», представляя себя в составе этого
огромного «колеса».
И вдруг послышался быстро нарастающий гул моторов. Все разом повернули головы в сторону, откуда
наплывал рокот. Но увидеть ничего не удалось — глаза слепило солнце.
— Что за самолеты? Свои или вражеские? Почему не объявляют тревогу?..
Но командующий спокоен. Глядя на приближающиеся самолеты, он улыбается.
— Наши! — определил наконец кто-то.
Вот уже видна шестерка штурмовиков. Она идет плотным, почти парадным строем — «правый пеленг».
Мы даже залюбовались.
Командующий присел на траву и тоже стал наблюдать за самолетами. Вот они уже над нашим
аэродромом. И тут ведущий выполнил крутой разворот, ведомые пошли за ним. А он тем временем
перевел самолет в пикирование и направил его прямо на нас.
Только теперь нам все стало ясно: командующий армией устроил для нас показательное занятие —
продемонстрировал, как штурмовики должны действовать в боевом порядке «круг».
Я пристально наблюдаю за самолетами, кружащими над головой. Все точно рассчитано и подчинено
четкому ритму. Между самолетами — строго установленная дистанция. Переваливаясь с крыла на крыло, они выполняют противозенитный маневр. Спикировав, у самой земли штурмовик выходит из «атаки» и
быстро набирает высоту. Стремительно несущаяся вниз машина, оглушительный рев мотора... А если
еще вступят в действие пушки и пулеметы, если полетят бомбы, понесутся огненные эрэсы?! Да, не зря
немцы называют наши «илы» «черной смертью»!.. Наконец, последняя атака — и штурмовики,
перестроившись в «клин», уходят.
Эта картина поразила всех нас. Мы убедились в целесообразности применения такого боевого порядка. А
