Иван Сотников - Днепр могучий
Обзор книги Иван Сотников - Днепр могучий
Днепр могучий
ОБ АВТОРЕ
Иван Владимирович Сотников родился в семье рабочего-железнодорожника станции Скуратово, Тульской области.
По окончании средней школы работал слесарем, каменщиком, рабочим-путейцем железной дороги, секретарем сельсовета, затем учителем, инспектором народного образования, директором средней школы и филиала педагогического института.
Много учился заочно. Окончил литературный факультет Академии художественных наук, институт иностранных языков, два года аспирантуры при Московском педагогическом институте.
Сама жизнь привела его в газету, газета — в литературу.
В 1928 году, будучи двадцатилетним учителем, опубликовал первый очерк в тульской газете «Деревенская правда». Был выдвинут на работу в газету «Знамя Ильича», выходившую в Алексине. Затем стал собкором тульских и московских газет.
В дни войны прошел большой и суровый путь. Командовал взводом, ротой, батальоном, был командиром полка, начальником штаба дивизии. Участвовал в защите Москвы, в освобождении Украины, Молдавии, Румынии, Венгрии, Польши, Чехословакии, Германии. Был дважды ранен.
За боевые заслуги награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Кутузова III степени, Богдана Хмельницкого III степени, орденами Отечественной войны I и II степени, двумя орденами Красной Звезды, медалями «За оборону Москвы», «За взятие Будапешта», «За освобождение Праги» и другими, а также несколькими польскими и чехословацкими орденами и медалями.
Член КПСС с 1943 года.
Война сдружила его с людьми необычайного мужества и отваги, и они с переднего края, естественно, пришли в повести и романы писателя. Его военные книги и посвящены великой миссии советских воинов, немеркнущей славе наших войск. На страницах своих книг он воскрешает картины крупнейших сражений и битв Великой Отечественной войны.
Иван Сотников — член Союза писателей СССР.
С 1952 года редактирует альманах «Литературная Башкирия». В настоящее время председатель секции русских писателей БАССР.
На страницах газет и журналов много лет выступает как очеркист, литературный критик и публицист.
Перу писателя принадлежат книги «В атаку» (1933), «Писатели-сибиряки» (1950), «Корсунское побоище» (1951), «Оружие чести» (1957), «Сильнее огня» (1959), «Дунай в огне» и «Прага зовет» (1960), «В кипении будней» (1961), «Время не останавливается» (1962).
Роман «Днепр могучий» посвящен героической битве за Днепр, подвигу советских войск, завершивших очищение родной земли от полчищ оккупантов.
Книга первая
СИЛЬНЕЕ ОГНЯ
НА ПУТИ К ФРОНТУ
За окном штабного вагона полновластно хозяйничало солнце. Оно щедро позолотило горизонт, подожгло тихую речку, расплавило окна украинских хат. Опустив раму, Андрей подставил лицо солнцу и встречному ветру. Но на лицо быстро набежали тучки: страшная картина открылась взору. Внизу под откосом — опрокинутые платформы, разбитые вагоны. Поодаль — конские трупы, изуродованные машины, вздыбленные орудия.
Не сегодня-вчера здесь жестоко прошла война.
Зазуммерил телефон.
— «Курган» слушает, — привычно ответил дежурный.
У штабного вагона связь с паровозом, со всеми ротами и батареями. Полк и в пути сохранял условные позывные для скрытого управления.
— Меня? — обернулся командир батальона Андрей Жаров, и в блеснувших глазах его вспыхнуло нетерпение.
— Никак нет, начальника штаба, — и телефонист протянул трубку старшему лейтенанту Юрову.
Докладывал дежурный офицер с паровоза.
— Что там? — не терпелось комбату.
— Пути нет, и впереди глухие взрывы.
Едва поезд сбавил ход, как в ясном сентябрьском небе возник еле различимый силуэт самолета.
Резко прозвучал гудок паровоза. «Остерегись!..» — как бы кричал он.
— Воздух! Воздух! — передавали по линии.
С паровоза доложили: на горизонте два «юнкерса». Они заходили с головы эшелона и, снижаясь, пикировали на паровоз. Стволы зениток и счетверенных пулеметов грозно развернулись им навстречу. Мгновение, и лазурь неба разрезали секущие струи трассирующих снарядов и пуль. Первый из пикировщиков полоснул вдоль состава пулеметной очередью и прогремел над ним своим мотором. Совсем близко ухнули два оглушительных взрыва. Следующий самолет, сбитый с курса огнем зенитчиков, решил проскользнуть стороной.
— Какая цель! — воскликнул Жаров и, молниеносно щелкнув затвором, застрочил из автомата. Огонь по машине, оказавшейся очень близко, открыли и бойцы хвостовых вагонов. Но самолет, набирая высоту, удалялся.
— Эх, упустили! — огорчился Жаров.
Сильно вздрогнув, как от толчка, поезд стих и окончательно остановился. Второго захода немцы не сделали.
Жаров упруго спрыгнул на землю и узкой песчаной бровкой заспешил в голову эшелона. Легко ступая, Юров зашагал сзади.
— Промахнулись? — обратился комбат к молодым пулеметчикам.
— Так точно, товарищ капитан, — смутившись, ответили солдаты.
— Сколько же патронов выпустили?
— Четверть ленты.
— Только всего?
— Больше не успели, — оправдывались пулеметчики.
Офицеры прошли дальше.
— А знаешь, Марк, — сказал Жаров, — больше и не выпустишь.
Юров тоже прикинул: действительно, так.
— А вы сколько выпустили? — обратился комбат к пулеметчикам другой установки.
— Всю ленту, — бойко ответил Зубец, невысокий, синеглазый и безбровый солдат-украинец.
— Эге, махнули, хлопцы, махнули. Самолет-то над вами считанные секунды был, а вы целую минуту дули. С испугу, что ли? — сдвигая на затылок фуражку, усмехнулся Жаров.
— Никак нет, мы…
— Говори мне! — перебил Жаров.
Комбат направился к вагонам Самохина, рота которого вовсе не успела открыть огня по самолету.
— Вы какой ротой командуете? — подступал Жаров к лейтенанту.
— Первой, — вытянувшись в струнку, ответил Самохин.
— Так ей во всем надо быть первой, во всем. — И комбат продолжал уже с иронией: — Самолет чуть на головы не сел, а вы — ни выстрела.
— Да ведь…
Черные блестящие глаза Жарова сузились, построжали, густые брови гневно изогнулись, и в голосе послышались металлические нотки:
— Без оправданий! Порядка требую, дисциплины. Ясно?
— Так точно, ясно, — поспешно согласился Самохин.
К офицерам подошел командир полка Щербинин.
— Оказывается, за ним смотри да смотри, — с укором произнес майор, кивнув на Самохина.
Щербинин — коренной сибиряк, в плечах просторный, сбит плотно. На загорелом, обветренном, чуть морщинистом лице из-под густых бровей умом и задаром поблескивают серые глаза. Нрав у командира полка живой, веселый, но Щербинин может быть и крутым, даже суровым, когда дело касается непорядков. В полку уважают Щербинина и за глаза тепло называют батей.
Неподалеку от вагонов замполит полка майор Березин собрал ротных парторгов.
— Первая рота, — донесся его голос, — не сделала ни одного выстрела. Где же были коммунисты? — Березин не сводил глаз с парторга роты старшины Азатова. — Я знаю: можете сказать, коммунистов в роте горсточка. Но ведь если бы в роте был даже один коммунист, она и тогда не может, не имеет права отставать!
— Да ведь не в бою мы, не в наступлении, когда оружия из рук не выпускают, — попробовал оправдаться Азатов. — Пока схватились…
— Мы всегда в бою, — перебил его Березин, — где бы ни были и чем бы ни занимались. У нас вся жизнь — наступление! — всматривался он в лица парторгов. — Именно, вся жизнь, весь труд наш, вся борьба есть наступление коммунизма, и мы с вами всегда в походе.
— Молодец Березин! Умеет сказать нужное слово, — с душевной теплотой заметил командир полка.
В противоположность Щербинину Березин не могучего сложения, по-юношески тонок и строен. У него смуглое приветливое лицо с узким прямым носом и чуть утолщенными, резко очерченными губами, взгляд быстрый, живой.
— К нам, товарищ майор, к нам! Сюда взбирайтесь! — радушно кричали из вагонов, мимо которых проходил Березин.
— Видал, как любят! — слегка подталкивая локтем Жарова, без всякой зависти произнес Щербинин.
А комбат тем временем думал о своем. Да и было о чем подумать! Хотя командир полка еще не произнес ни слова упрека, Андрей в самом его молчании и в сдержанных похвалах другим почувствовал живой укор себе. Ведь это рота его батальона проявила такую непростительную беспечность!
2Сквозь мерный перестук колес из-за стены штабного вагона донеслись бередящие душу слова фронтовой песни:
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти четыре шага…
— А до смерти четыре шага… — тихо подтянул Юров.
