Дан Берг - Чуден Днепр
Обзор книги Дан Берг - Чуден Днепр
Дан Берг
Чуден Днепр
Глава 1
Сбор
1
На чудном Днепре стоит скромный город Божин. Одни говорят, что добрую половину его жителей составляют евреи. Другие держатся противоположного мнения, дескать добрая половина Божина есть украинцы и казаки.
Ранняя весна. Теплый ветер с юга. Снег осел, уплотнился, потемнел. Вот-вот река вскроется.
Евреи справили свой любимый веселый праздник Пурим. На исходе субботы главный божинский богач Эйзер созывает отцов города на сбор. Накануне обильных всевозможными делами и трудами лета и осени набирается бездна достойных обсуждения предметов. Иначе нельзя — ведь обсуждение есть путь к предпочтению общего интереса. А без этого кагал не выстоит против врагов, друзей и покровителей.
— Проходите, проходите в дом! — приглашает гостей радушный хозяин и рассаживает их вокруг накрытого стола.
Эйзер — мужчина средних лет, среднего роста и, как полагает равная ему годами и вышиной статная жена его Элишева, средних же способностей. Бог дал сей чете четверых детей — три младших дочери и старший сын Иона. Вопреки скромной оценке талантов мужа, последний замечательно преуспел в купеческом деле. Порой осторожный, порой смелый, но неизменно приверженный здравому смыслу, Эйзер, не торопясь, но уверенно полнит добром семейную казну. Немалое наследство давно уж преумножено. Прадед Эйзера пришел из немецкой земли в Варшаву, а отец двинулся дальше на восток, к Днепру, где много воли для предприимчивого характера.
Элишева то и дело подступает к мужу с вопросом: “Почему не женишь Иону? У семнадцатилетнего должен быть свой дом и первое дитя в люльке!” Всякий раз Эйзер изобретательно ускользает от ответа. Скрывая от матери страшное преступление сына, бережет слабое женское сердце, а еще пуще — свое мужское и сильное, ибо страшит его неистовый нрав супруги. А непутевый Иона не знает, что о грехопадении его, то есть о пламенной и, хуже того, взаимной любви к юной казачке Иванке, давно уж известили отца верные шпионы. Эйзер же никак не решится на откровенный разговор с отроком и терпеливо выслушивает ложь из сыновних уст.
Сегодня, как и обычно, Иона молчалив. Проницательный отцовский взгляд распознает на физиономии отпрыска, как из-за напускного выражения скучной обыденности проглядывает не то вдохновенное удовлетворение, не то удовлетворенное вдохновение. “Не иначе, досыта навидался со своей зазнобой, нечестивец!” — подумал родитель. Эйзер вспомнил свою небезупречную юность. “Однако, я не безумствовал, как Иона, не терзал отцовское сердце, быстро вернулся на торную дорогу. В ешиве Иона не прижился, хоть и умен. Похоть превращает умного в глупца. Летом возьму его с собой на ярмарку в Люблин, пусть учится коммерции. Авось дурная страсть уступит место страсти к наживе. Известно ведь — стремления сердца непостоянны, и новое влечение теснит старое. Зашлю Иону по торговым делам куда подальше, чтоб позабыл свою шиксу и стал человеком”, — думает Эйзер.
2
— Рад видеть вас, гости, за этим столом! Пурим позади, враг наш Аман побежден, и пришла пора радоваться, не так ли, евреи? — шуткой пытался Эйзер прогнать печаль из сердца.
— Именно так! Спасение не за горами. Будем неколебимы в вере и образцово праведны, и не отсрочится более приход спасителя! — воскликнул Акива, каббалист, известный в Божине и других городах. Страстными речами он зароняет семена гордости в молодые души, красноречивыми проповедями орошает взошедшие ростки. Акива преуспел и много сердец пленил.
— То-то и горе, что в каждом поколении есть Аман, а счастливое избавление от супостата наши недруги именуют изуверством евреев, — заметил Залман, божинский раввин. Не принявши шутливый тон купца, он обиняком ответил каббалисту.
Формальное вступление окончено, и Эйзер переходит к практической стороне встречи. По долгу хозяина он удостоверяется, что у каждого на тарелке кусок, и горилка белеет в стопке. Обязательное благословение, глубокомысленный тост, короткая трапеза.
Для зачина Эйзер желает сказать нечто такое, что проникнет в душу к Ионе, разбудит уснувшую гордость избранника, рассеет тьму, скрывшую мерзость безумных вожделений. Эйзер напомнил, как явившиеся с запада евреи принесли расцвет земле польской в полтораста последних лет. Похвалялся, мол без еврейской головы арендатора ни один шляхтич не управится с работниками и не соберет доброго урожая. Решительно заявил, что исконный купеческий талант сделал еврея безраздельным хозяином ближней и дальней торговли, и тем обогащает и его самого, и пана, и народ. И еще добавлял слов в том же роде. Довольные гости согласно кивали черными, рыжими, седыми бородами. И только тот, кому назначалсь тирада, сохранял бесстрастную мину на лице.
3
Беседа в разгаре. Труды и старания, заковыки и препоны, хитрости и уловки, догадки и советы. Слышнее других голоса арендатора Хаима и корчмаря Симхи.
Хаим человек пожилой, много испытавший, известный своей мудростью. В Божине и в округе он — главный арендатор. Из многочисленной своей родни Хаим выбирает молодых и смекалистых и дает каждому его долю аренды. Верных вассалов научает, наставляет, направляет. Земля вовремя вспахана, сады образцово ухожены, урожай полнит панские закрома. “Не давай крестьянину лениться — будет сыт и трезв!” — такого мнения держится старейшина арендаторского клана.
— Послушайте меня, люди добрые, — говорит Хаим, — есть у нас, у арендаторов, хвороба, и если разовьется она, заболит у всех. В довесок к желанной аренде хозяйства и земли паны принуждают нас брать на откуп православные церкви. Хоть в документах не записывают, но на словах требуют. Не надобно нам этого барыша, опасен он. И без того не любезны мы крестьянам и казакам, а за то, что держим ключи от их молелен — ненавидят нас. Это общее дело, вместе надо думать, как беду предупредить, — закончил Хаим.
— Это важно, это обсудим в конце, — заявил раввин Залман.
— У казаков душа горит и руки чешутся, — неожиданно вступил в разговор молчавший доселе Иона. Несомненная осведомленность сына напомнила Эйзеру о семейной печали.
Симха, владелец корчмы, что у въезда в Божин — молодой здоровяк с широкими плечами и тяжелыми кулаками. Манеры и выражения посетителей его заведения — не высшей пробы деликатности. Это обстоятельство, казалось, должно было закалить и огрубить симхину душу, изгнать из нее вечный еврейский страх. Потому удивительно звучит жалоба в устах божинского Самсона. Знает он, однако: смазку получает самое скрипучее колесо в телеге.
— Казаки, пока трезвые, клевещут на нашего брата корчмаря. Говорят, мы крестьян за чубы хватаем, в шинок тащим, заставляем горилку пить, народ спаиваем. Ложь! Доброй волей к нам тянутся, жены их бедные силой рвут чарку из рук пьяниц. Когда же подопьют лихие витязи, грозят разгромить заведения наши, а нас самих повесить. Власть панская должна оборонять нас от произвола, ведь изрядный налог с нас взимает! — жалобится Симха.
— Шинкарь с его товаром запорожцу лучший друг. Нет причины казака бояться. Да и мессия у порога, поплатятся обидчики! — воскликнул Акива.
— Боюсь, ты легкомыслен, дорогой Акива, — заметил Эйзер.
Залман, который обычно составлял оппозицию Акиве, на сей раз не возразил каббалисту. Раввин решил, что наступил момент довести до сведения почтенного собрания новость, которую он приберег к финалу.
— Слушайте меня, евреи! — драматическим голосом признес Залман, — я сообщу вам нечто такое, что, если достанет нашей мудрости, даст нам надежду на исправление зла и водворение добра.
Тут глаза заблестели, брови поднялись, бороды застыли, уста смолкли. Залман продолжал.
— Мне донесли, что казацкий сотник Рудан Дворецкий томится в турецком плену. Человеку этому прочили великое будущее. Отец его, подстароста Исай Дворецкий, известен своим благорасположением к нашему брату. Он болен, страдает от ран, и в любой день можно ждать недоброй вести. Средств для выкупа сына у старика не достает, и это — наша удача. Пусть каждый, не скупясь, вложит свой пай, и вызволим из беды будущего владыку запорожского, и обяжем его, и тем оградим себя от бед.
План Залмана возбудил дебаты бурные, но краткие. Безмилосердная реальность отваживает от алчности в пользу здравомыслия. Собравшиеся сделали чрезвычайный сбор и поручили Эйзеру доставить деньги отцу будущего властителя еврейских судеб.
Глава 2
Яблоня и яблоко
1
Король расположился в одном из бельведеров в парке варшавского дворца. Шляпа с белым пером брошена на траву, рядом с нею распластался светлый атласный плащ, и кружевной воротник расшнурован. Жарко. На коленях закрытая книга. Тяжелый переплет с медными скобами обтянут черной кожей. Не чтение занимает сидящего. Король ожидает визитера. Вот-вот должен появиться казацкий сотник Рудан Дворецкий.
