Чарльз Буковски - Возмездие обреченных
Пауль и Гарри и Монк на грязно-коричневом.
За окном проезжали автомобили. Гарри принялся было считать их, но остановился. Не играйте с безумием, безумие не любит игр.
Проще считать прохожих с выпивкой в руках — ни одного.
Время звенело, как безликий колокол.
Гарри чувствовал свои ноги, что они в ботинках, ощущал пальцы… на ногах… в ботинках. Он мог пошевелить пальцами. И пошевелил. Его пропащая жизнь катилась в никуда, подобно улитке, ползущей в огонь.
На деревьях распускались листья. Где-то на пастбищах оторвались от сочной травы антилопы. Мясник в Бирмингеме поднял свой топор. А Гарри сидел в парикмахерской в надежде заполучить пива.
Он не имел гордости, словно безродный пес.
А время шло и шло, ножницы щелкали, волосы падали, наконец все кончилось. Конец пьесы «В кресле цирюльника». Пауль развернул Монка так, чтобы он мог видеть себя сзади.
Гарри ненавидел парикмахерские. Этот финальный поворот в кресле, эти зеркала, они стали для него моментом абсолютного ужаса.
Монк был крайне сосредоточен. Он осматривал себя. Тщательно изучал свое изображение — лицо, шею, волосы — все. Казалось, он был восхищен увиденным. Наконец он сказал:
— Так, Пауль, с левой стороны, кажется, надо снять чуток, да? И еще — видишь, маленький клочок торчит? Это надо точно убрать.
— Да, конечно, Монк… Сейчас все уберем…
Цирюльник снова развернул Монка и заколдовал над торчащим клочком. Гарри наблюдал за движениями ножниц. Клацанья было много, но отстриженных волос почти не прибавилось.
Пауль вновь крутанул кресло. И Монк принялся разглядывать себя по-новой.
Легкая улыбка коснулась правого уголка его губ, тогда как левая сторона лица еле заметно задергалась. Самовлюбленность с легким приступом сомнений.
— Нормально, — сказал Монк, — вот теперь ты все сделал, как надо.
Пауль обмахнул Монка маленькой метелкой. Падая, мертвые волосы кружили в мертвом мире.
Монк порылся в кармане, отсчитал плату за стрижку плюс чаевые — денежный звон в мертвый полдень.
И вот Гарри и Монк вышли на улицу и направились в бар.
— Только стрижка может дать человеку почувствовать себя, как заново родившимся, — высказался Монк.
Он всегда был одет в светло-голубую робу, рукава неизменно закатаны, чтобы все видели его бицепсы. Парень хоть куда. Ему не хватало только женщины, которая бы стирала и гладила его трусы, майки, носки, и складывала бы все это в комод.
— Спасибо, что составил мне компанию, Гарри.
— Не за что, Монк…
— Следующий раз, когда я соберусь подстригаться, тоже возьму тебя с собой.
— Возможно, Монк…
Монк шествовал рядом с бордюром, и все случилось как во сне. В желтом сне. Произошло все вдруг и неожиданно. Гарри даже не сообразил, как возникло в нем это желание. Но он не воспротивился ему. Он сделал вид, что споткнулся, и налетел на Монка. И Монк, словно потерявший равновесие канатоходец, полетел прямо под автобус, желтый автобус. Водитель налег на тормоза, но раздался удар, нет, не громкий — глухой удар. Монк оказался в сточной канаве: и новая прическа, и родимое пятно, и все остальное — рухнули в сточную канаву. Гарри опустил взгляд и — странная вещь — вот что он увидел: в канаве рядом с Монком лежал его бумажник. Видимо, при ударе он выскользнул из заднего кармана Монка и теперь лежал в грязи. И он не просто лежал, он возвышался, как маленькая пирамида.
Гарри нагнулся, подобрал бумажник и положил себе в карман. Он почувствовал его тепло и благосклонность. Ё-о-мое. Затем Гарри повернулся к Монку.
— Монк? Монк… как ты?
Монк не реагировал. Но Гарри заметил, что он дышит, да и крови нигде не было видно. И внезапно лицо Монка показалось Гарри вполне симпатичным и добрым.
«Ебанатик, — подумал Гарри, — и я ебанатик. Все мы ебанутые, просто каждый по-своему. И нет никакой правды, нет ничего реального, ничего нет». Но что-то все-таки было. Да — толпа. Кто — то крикнул:
— Расступись! Освободите ему дыхательные пути!
Гарри отступил от тела и двинулся сквозь толпу. Никто не остановил его.
Он шел на юг. Позади доносились рулады сирены «скорой помощи». Она выла в унисон с его виной. Но потом, довольно скоро, вина испарилась. Словно бы пришел конец долгой войне, и нужно жить дальше. Все неизменно. Подобно блохам и сиропу к блинчикам.
Гарри нырнул в бар, в котором никогда раньше не бывал. Все было на месте — и бармен, и бутылки, и темнота. Гарри заказал двойной виски и махом запустил в себя. Жирный бумажник Монка выглядел переспелым плодом. Должно быть, в пятницу у мойщиков окон была зарплата. Гарри извлек купюру и заказал еще двойной. Ополовинил, помедлил в благоговении и добил. Впервые за долгое время он почувствовал удовлетворение.
Несколько позже Гарри посетил «Дом бифштексов Гротона». Он вошел в зал и уселся рядом с прилавком. Раньше Гарри здесь не бывал. Высокий, тощий, совершенно невзрачный человек в поварском колпаке и грязном переднике подошел к прилавку и бросил на Гарри косой взгляд. Он был небрит и от него несло рыбой.
— Тебе нужна работа? — спросил он.
«Какого хуя каждый норовит заставить меня вкалывать?» — подумал Гарри и ответил:
— Нет.
— Нам нужен посудомойщик. Пятьдесят центов в час плюс задница Риты, когда захочешь.
В зал вышла официантка. Гарри оценил ее станок.
— Нет, спасибо. Для начала я возьму пива. Бутылочное. Любое.
Повар склонился над прилавком поближе к Гарри. Из ноздрей у него торчали длиннющие волосы. Они топорщились крайне агрессивно, как в неожиданном ночном кошмаре.
— Слушай, хуепутало, а деньги у тебя есть?
— Есть.
Повар замялся на мгновенье, потом отошел к холодильнику, выдернул из него бутылку, сорвал пробку и с грохотом поставил перед Гарри.
Гарри подхватил ее и надолго присосался к горлышку, затем нежно опустил бутылку на прилавок.
Повар продолжал изучать Гарри. Он никак не мог разобраться в нем.
— Так, — сказал Гарри, — сделайте мне бифштекс, не сильно прожаренный, с картошкой фри, масла поменьше. А пока еще бутылочку пива.
Повар навис над ним, как грозовая туча, но в конце концов смирился и все повторилось: выдергивание бутылки из холодильника, срывание пробки и грохот бутылки о прилавок.
Затем повар отошел к рашперу и бросил на него кусок мяса. Взметнулось чудное облако пара. Сквозь его завесу повар таращился на Гарри.
«Почему я ему не нравлюсь? — размышлял Гарри. — Понятия не имею. Ну, возможно, мне следует подстричься (это ведь вовсе не проблема) и побриться. Правда, лицо у меня слегка побито, но зато одежда на мне довольно чистая. Изрядно поношенная, но чистая. Ясный хуй, что я похож скорее на дворника, чем на мэра этого блядского города».
Появилась официантка. Выглядела она ничего себе. Ни бог весть, конечно, но и не отвратно. Волосы были зачесаны копной на макушке — дикое зрелище, а на висках свисали небольшие локоны — симпатично.
Она облокотилась о прилавок.
— Не пойдешь, значит, к нам посудомойщиком?
— Зарплата в принципе устраивает, но вот работа не по моему профилю.
— А какой у тебя профиль?
— Я архитектор.
— Чмо ты вшивое, — проронила она и удалилась.
Гарри знал, что он не силен в светской беседе. Чем меньше он говорил, тем лучше чувствовали себя и он сам, и окружающие.
Гарри прикончил оба пива, а тут подоспели бифштекс с картошкой. Повар грохнул тарелкой о прилавок. Он был чемпион по организации грохота.
Для Гарри появление перед ним такого блюда представлялось сродни чуду. И он вошел в него, кусая и пережевывая. Около двух лет он не ел ничего подобного. По мере поглощения бифштекса, Гарри чувствовал, как его тело наливается новой силой. Когда вы часто голодаете, в этом нет ничего удивительного.
Даже мозг Гарри выражал одобрение, а тело, казалось, с каждым проглоченным кусочком говорило: спасибо, спасибо, спасибо.
Съел.
Повар не сводил с Гарри глаз.
— Окей, — перевел дух Гарри, — повторите все еще раз.
— Все еще раз?
— Да — Взгляд повара вспыхнул ненавистью, он отошел от прилавка и зашвырнул на рашпер следующий кусок вырезки.
— И пивка, пожалуйста, повторите.
— РИТА! — рявкнул повар. — ДАЙ ЕМУ ПИВА.
Подошла Рита с пивом.
— Специально для архитекторов, — процедила она, — которые лакают слишком много.
— Я планирую воздвигнуть нечто высокое.
— Ха! Кто бы мог подумать!
Гарри переключился на пиво. Ополовинив свежую бутылку, он посетил туалет. Вернулся и прикончил остатки.
К этому времени перед Гарри с грохотом приземлилась вторая порция.
— Вакансия все еще открыта, если вдруг передумаешь, дай знать, — удаляясь, бросил повар.
Гарри не ответил. Он перемалывал бифштекс. Повар отошел к рашперу и продолжал таращиться на Гарри.
