Габриэле д'Аннунцио - Собрание сочинений в 6 томах. Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы
Анна (глухим, почти неслышным голосом). Никто не заговорил со мной: я принадлежу другой жизни. А все эти зловещие сокровища… Эта бедная трепещущая душа… Вся эта нежная жизнь, пылающая в дивном существе…
Она наступает на связку цветов, упавших из рук Бианки-Марии.
Ах, дикие цветы, которые он сорвал для нее!
Она нагибается, собирает цветы и, спрятав в них лицо, несколько мгновений остается безмолвной.
Мне хочется плакать.
Делая еще несколько шагов.
Няня, няня!
Кормилица (вбегая через вторую дверь налево). Я здесь, вот я!
Берет слепую за руку и целует ее.
Анна. Который час?
Кормилица. Уже полдень.
Анна. На, возьми эти цветы, поставь в вазу с водой.
Кормилица. Они все уже увяли, они больше не могут жить.
Анна (роняя цветы). Пойдем!..
Двигаясь в сопровождении кормилицы, она останавливается и оглядывается назад, вспомнив что-то.
Ах, посмотри, няня, сюда, поищи на полу!..
Кормилица. Ты что-нибудь потеряла?
Анна. Поищи… Тут должен быть мертвый жаворонок.
АКТ IIКомната в апартаментах Леонарда. Вдоль мрачного, красного цвета стены стоят большие шкафы с всевозможными полками, на которых разложены найденные в гробницах на площади драгоценности. Чаши, нагрудники, маски, венцы, эфесы, золотые пояса тускло блестят в темноте. На двух покатых, имеющих вид гроба, столах лежат драгоценности, окружавшие прах Агамемнона, Кассандры, и притом так, что одеяния и украшения образуют очертания несуществующих тел. Возле этих столов стоит несколько корзин с золотыми вещами и несколько медных сосудов с прахом. В стене, направо, закрытая дверь. На заднем плане открытый балкон с видом на Аргосскую равнину и отдаленные горы. Солнце близится к закату.
Сцена IБианка-Мария занята приведением в порядок баснословных сокровищ. Нагибаясь к корзинам, она вынимает ожерелья, браслеты, гребни, кольца, диски, статуэтки и раскладывает их на одном из столов, вокруг золотой маски прорицательницы. Она натыкается на пряжки из золотой проволоки: маленькие пряжки, которые употреблялись для прикалывания на лбу больших локонов. Из любопытства она старается укрепить их в своих волосах. Из-за двери слышен голос Александра.
Александр. Леонард, ты здесь?
Бианка-Мария (вздрогнув, нерешительно). Брат недавно вышел… Не знаю, куда он ушел!
Подходит к двери и открывает ее. На пороге появляется Александр.
Александр (почти робко). Ах, вы одна!.. Одна с грудой золота!.. Я искал Леонарда.
Бианка-Мария. Я не знаю, куда он ушел… Может быть, к Персейскому источнику…
Они стараются не смотреть друг на друга.
Александр (делая шаг ко входу). Вы остались на страже сокровищ. Бианка-Мария… Чем вы занимались?
Бианка-Мария. Я раскладывала вокруг Кассандры ее драгоценности. Вы видите? Ими наполнена вся эта корзина. Я обещала брату, что до его возвращения, к вечеру, все будет в порядке!..
Александр. Хотите, я помогу вам? А то уже поздно!..
Бианка-Мария. Уже поздно!..
Александр (приближаясь к сокровищам). Странно! Кажется, что от груды этих сокровищ поднимается какой-то неясный образ. В сумерки или ночью, при свете лампы, можно было бы впасть в обман зрения и воссоздать все черты. Леонарду этот обман знаком, конечно. Он, должно быть, не раз видел образ дочери Приама.
Бианка-Мария (со вздохом). Ах, теперь его глаза, кажется, ничего не видят, кроме призраков!
Александр. Я не меньше вас беспокоюсь о нем, Бианка-Мария. Я искал его, думал… Вот уже несколько дней, когда он со мной, мне кажется, что он охвачен желанием открыть мне какую-то тайну. Всякий раз я даю молчанию окружить нас и ожидаю и волнуюсь не менее его. Чудится, что его уста начинают шевелиться, вот-вот раскроются. Но он удерживается, остается замкнутым… А я не осмеливаюсь расспрашивать его, боясь насильно вырвать слово, которое его душа еще не может мне сказать. И мы мучаемся вместе, в темноте. (Молчание.) О чем вы думаете, Бианка-Мария.
Бианка-Мария (отгоняя свои мысли). Так вы хотите помочь мне? Брат скоро вернется.
Она нагибается к корзине. Александр смотрит на нее.
Александр. Что это у вас в волосах? (Подходит к ней).
Бианка-Мария (смущенно). Ах, пряжки!.. Я надела их для доказательства. Я хотела показаться в них Леонарду, — он, по-видимому, еще сомневается в способе их употребления в старину.
Она хочет снять их.
Александр (стараясь удержать ее резким движением, но не дотрагиваясь до нее). Нет, нет! Почему вы хотите снять их? Оставьте, как есть.
Бианка-Мария (стараясь улыбнуться). Я должна положить их обратно на мертвую царевну, которую вы так любили…
Александр. Нет, нет!.. Подержите их еще немного в ваших волосах!
Стараясь помешать ей снять пряжки, он касается их одной рукой. Обоюдное смущение. Они смотрят друг на друга с каким-то сдержанным усилием. Молчание.
Бианка-Мария (опуская ресницы, тихо). Вы мне не помогаете…
Новое молчание. Оба нагибаются к корзине с драгоценностями.
Александр. Взгляните на резьбу на этом кольце: сидит женщина и держит три маковых цветка, перед нею стоят три загадочных фигуры, над головой у нее обоюдоострая секира и сверкающий на солнце диск. А вот это: сидит молодая женщина, она протянула руки и повернула голову назад, перед ней мужчина, руки у него также протянуты. Посмотрите: у женщины пышные волосы!
Бианка-Мария. Она повернула голову назад…
Молчание. Бианка-Мария занята расстановкой украшений вокруг маски. Александр уходит на балкон и несколько мгновений всматривается в равнину. Оба борются с овладевшим ими волнением.
Александр. Эта высохшая страна действительно имеет лихорадочный вид страдающего жаждой. Всякий клочок земли с наступлением ночи смягчается и дышит. Эта равнина твердит о своей смертельной жажде даже ночью. До самых поздних сумерек мучительно белеют ложа ее высохших рек. Вам не представляются вон те горы, с их дикими, громоздящимися друг на друга хребтами, стадом громадных онагров? Чувствуется, как там, за Понтинским заливом, дымятся испарения Лернейского болота. А посмотрите туда, как пылает Арахнея! Ее вершина краснеет почти каждый вечер, — в воспоминание тех костров, которые известили стражу Клитемнестры о падении Трои. Какой длинный ряд вестовых костров от Иды до Арахнеи! Мы вчера читали об этом удивительном перечислении зажженных Победой по утесам гор огней… А сегодня вы можете пересыпать пальцами прах того, кто известил о своем возвращении такими знаками!
В ваших волосах вы носите украшения царской невольницы, которую он взял себе в числе предметов военной добычи!
Он снова подходит к Бианке-Марии, всматриваясь в нее.
И все это просто, потому что это вы делаете. Между вами живой и останками царя и прорицательницы, которые вы стережете, бездна веков исчезает. Кажется, что все это золото принадлежит вам с незапамятных времен, потому что вы — Красота и поэзия, все входит в круг вашего дыхания, все простым порядком вещей подчиняется вашей власти…
Бианка-Мария (бледная, дрожа, прислонившись к столу с сокровищами). Не говорите так!
Александр. Почему вы запрещаете мне говорить об истинах, которые вы открыли моей душе? Вы не думаете, Бианка-Мария, что те, кто решился жить без томления и лжи, должны говорить о своих внутренних истинах, когда они требуют выражения? Сколько раз мы погружали в безмолвие то, что неожиданно рождалось в нас и подступало к нашим устам! Я не могу вспоминать об этом без сожаления и раскаяния. Мне чудится, что я вижу, как это затаенное колеблется в молчаливой глубине, как нечто холодное и бесформенное. А кто знает, какие новые радости, какие новые скорби, какие новые красоты оно могло бы зародить в нас, встретившись с потоком наших живых речей! Ах, лжет перед жизнью тот, кто скрывает, кто притворяется, кто утаивает. Так почему же до сегодняшнего дня мы избегали смотреть друг другу в глаза? Или мы боялись прочесть в нашем взгляде что-нибудь позорное? Разве мы боялись узнать в нашем взгляде то, что мы уже знали оба?
