Натанаэл Уэст - День саранчи
Карлик взорвался.
— Сблатовались! — завопил он.
Он хотел отнять рыжего, но Эрл поднял его над головой, чтобы карлик не мог достать.
Мигель открыл сундук и вынул из него деревянный ящичек, в каких держат шахматы. Он был полон изогнутых шипов, квадратиков замши с дырками посередине и кусочков дратвы.
Все столпились вокруг и наблюдали, как он вооружает Хуху. Сначала он протер короткие обрубки шпор, чтобы они были совершенно чистыми, затем надел на лапу кожаный квадратик, пропустив пенек в дырку. На него он насадил шип и тщательно примотал дратвой. То же самое он проделал и с другой лапой.
Когда он закончил, Эрл принялся за рыжего.
— Этому петуху cojones[65] не занимать, — сказал Мигель. — Он выиграл много боев. С виду он не очень быстрый, но быстроты у него хватает и удар жуткий.
— Когда его кинешь в жаровню, так я скажу, — заметил карлик.
Эрл взял ножницы и начал подрезать у рыжего оперение. Карлик смотрел, как он отстригает у птицы большую часть хвоста, но когда он занялся перьями на груди, Эйб схватил его за руку.
— Кончай! — гаркнул он. — Так ты его сразу угробишь. Они нужны ему для защиты.
Он снова обратился к Клоду:
— Ей-богу, уважаемый, дайте я его подготовлю.
— Пускай войдет в долю, — сказал Мигель.
Клод засмеялся и знаком приказал Эрлу отдать птицу карлику. Эрлу не хотелось, и он со значением посмотрел на Мигеля.
Карлик начал приплясывать от ярости.
— Облапошить нас хотите! — закричал он.
— Да ладно, отдай ему, — сказал Мигель.
Лилипут сунул птицу под мышку, чтобы освободить руки, и начал перебирать шипы в ящичке. Все они были одинаковой длины, сантиметров семь-восемь, но некоторые отличались более крутым изгибом. Он выбрал пару и объяснил Клоду свою стратегию:
— Драться он будет по большей части на спине. Эта пара будет колоть вот так. Если бы он мог налетать на ихнего сверху, я бы взял другие.
Он стал на колени и принялся точить шипы о цементный пол, пока они не сделались острыми, как иголки.
— Есть у нас шансы? — спросил Тод.
— Заранее никогда не скажешь, — ответил Эйб и покачал своей безразмерной головой. — Пощупать — птица скорей для супа.
Он очень тщательно укрепил шипы и начал осматривать петуха, разглаживая ему крылья и раздувая перья, чтобы увидеть кожу.
— Для боевой готовности гребень бледноват, — сказал Эйб, ущипнув его. — Но на вид птица сильная. Когда-то, видно, он был ничего.
Он держал петуха на свету и осматривал голову. Увидев, что он изучает клюв, Мигель беспокойно сказал, что хватит тянуть волынку. Карлик не обратил на него внимания и продолжал осмотр, бормоча себе под нос. Он поманил Тода и Клода.
— Ну, что я говорил? — сказал он, пыхтя от негодования. — Нас облапошили.
Он показал на тоненькую линию, пересекавшую надклювье.
— Это не трещина, — запротестовал Мигель, — это просто метинка.
Он протянул руку, словно собираясь стереть ее, и петух с яростью клюнул. Это понравилось карлику.
— Мы будем драться, — сказал он, — но мы не будем делать ставок.
Судить должен был Эрл. Он взял кусок мела и провел на арене три черты — одну длинную посредине и две покороче — параллельно ей, примерно в метре.
— Пускайте петухов, — скомандовал он.
— Нет, сперва стравим, — запротестовал карлик.
Он и Мигель стали друг против друга на расстоянии вытянутой руки и сунули петухов вперед, чтобы раздразнить их. Хуху злобно вцепился рыжему в гребень и держал, пока Мигель его не отдернул. Рыжий, который до сих пор вел себя довольно апатично, оживился, и карлику стало трудно его удерживать. Они снова стравили петухов, и Хуху снова поймал рыжего за гребень. Тот пришел в остервенение и рвался к своему более мелкому противнику.
— Мы готовы, — объявил карлик.
Он и Мигель забрались на арену и поставили петухов друг против друга на короткие линии. Они держали их за хвосты, ожидая, когда Эрл даст сигнал к бою.
— Пускайте, — скомандовал он.
Карлик следил за его губами и отпустил свою птицу раньше, но Хуху сразу поднялся в воздух и вонзил шпору рыжему в грудь. Она прошла сквозь перья в тело. Со шпорой в груди рыжий повернулся и дважды клюнул противника в голову.
Они разняли птиц и снова поставили на линии.
— Пускайте! — крикнул Эрл.
Снова Хуху взлетел над рыжим, но на этот раз промахнулся шпорами. Рыжий попытался подняться выше его, но не смог. Он был слишком тяжел и неповоротлив для боя в воздухе. Хуху снова взлетел и бил и сек лапами с такой быстротой, что они слились в золотистый полукруг. Рыжий встретил его, присев на хвост и цепляя лапами снизу вверх, как кошка. Хуху падал на него снова и снова. Он сломал ему одно крыло и почти перерезал ногу.
— На руки, — приказал Эрл.
Когда карлик взял рыжего, голова у того уже поникла, а шея представляла собой месиво окровавленных перьев. Коротыш застонал над птицей, потом принялся задело. Он плюнул в разинутый клюв, взял в губы гребень и пососал, чтобы прилила кровь. К петуху возвращалась прежняя ярость, но не сила. Клюв его закрылся, шея выпрямилась. Карлик разглаживал и поправлял его оперение. Но он ничего не мог сделать со сломанным крылом и перебитой ногой.
— Пускайте, — сказал Эрл.
Карлик требовал, чтобы петухов поставили нос к носу, на средней линии, — тогда рыжему не надо будет идти к противнику. Мигель согласился.
Рыжий вел себя очень мужественно. Когда Эйб отпустил его хвост, он сделал отчаянное усилие, чтобы взлететь и встретить Хуху в воздухе, но оттолкнуться смог только одной ногой и упал на бок. Хуху взвился над ним, сделал поворот и опустился ему на спину, всадив обе шпоры. Рыжий рванулся, сбросил Хуху и из последних сил попытался ударить его здоровой лапой, но снова завалился на бок.
Прежде чем Хуху успел взлететь, рыжему удалось сильно клюнуть его в голову. Это лишило меньшую птицу подвижности, и ей пришлось драться на земле. В драке клювами превосходство рыжего в силе и массе уравновешивало повреждения крыла и ноги. Он поквитался с врагом. Но вдруг его треснутый клюв обломился, и от него осталась только нижняя половина. На месте клюва вскипел большой пузырь крови. Рыжий не дрогнул и снова сделал отчаянное усилие подняться в воздух. Умело используя единственную ногу, он ухитрился подпрыгнуть сантиметров на пятнадцать, но этого было мало, чтобы пустить в ход шпоры. Хуху взлетел вместе с ним, но поднялся гораздо выше и вогнал обе шпоры рыжему в грудь. Снова один из шипов застрял.
— На руки! — крикнул Эрл.
Мигель освободил своего петуха и отдал рыжего карлику. Эйб с тихим стоном пригладил ему перья и дочиста облизал глаза, а потом взял в рот всю его голову. Петух, однако, уже кончался. Он даже не мог держать прямо шею. Карлик раздул перья у него под хвостом и крепко сжал вместе края заднего прохода. Когда и это не помогло, он всунул туда мизинец и почесал петуху яички. Тот затрепыхался и сделал мужественную попытку выпрямить шею.
— Пускайте.
Рыжий еще раз попробовал подняться вместе с Хуху, сильно отталкиваясь целой ногой, но лишь волчком закружился на месте. Хуху взлетел, но промахнулся. Рыжий слабо ткнул его сломанным клювом. Хуху снова поднялся в воздух, и на этот раз его шпора пронзила глаз рыжего и вошла в мозг. Рыжий упал замертво.
Карлик застонал от горя, но остальные не произнесли ни слова. Хуху выклевывал оставшийся глаз у мертвой птицы.
— Убери эту кровожадную сволочь! — заорал карлик.
Мигель засмеялся, потом поймал Хуху и снял с него шипы. Эрл
то же самое сделал с рыжим. Он обращался с мертвой птицей бережно и почтительно.
Тод пустил по кругу виски.
22
Когда в гараж вошел Гомер, они уже были сильно навеселе. Он слегка вздрогнул, увидев распростертую на ковре мертвую птицу. Он пожал руку Клоду, когда Тод представил их друг другу, потом — Эйбу Кьюсику и произнес маленькую заготовленную речь относительно того, чтобы все зашли в дом и выпили. Они повалили за ним.
Фей приветствовала их в дверях. На ней был пижамный костюм из зеленого шелка и зеленые домашние туфли с большими помпонами и очень высокими каблуками. Распахнутая сверху пижама щедро показывала тело, но грудей не было видно — и не потому, что они были маленькими, а потому, что росли далеко друг от друга и смотрели вверх и в стороны.
Она подала руку Тоду, а карлика потрепала по голове. Они были старые приятели. Когда Гомер неуклюже представлял ей Клода, она вела себя совсем как дама. Это была ее любимая роль, и она разыгрывала ее всякий раз, когда знакомилась с новым мужчиной, особенно — таким, чья обеспеченность не вызывала сомнений.
— Счастлива познакомиться, — прожурчала она.
Карлик захохотал над ней.
Голосом, деревянным от высокомерия, она услала Гомера на кухню — за содовой, льдом и бокалами.
