Цзэн Пу - Цветы в море зла
— Уважаемый новорожденный, не делайте резких движений! — произнес Сюнь Чуньчжи. — Не забывайте, что вы больны, а то еще, чего доброго, упадете от слабости!
Старик поспешно сел и велел мальчику-слуге принести лекарство.
— Дорогой Чуньчжи, вы совсем не понимаете шуток! — сказал Юань Сюй. — Господин Ли Чжиминь вовсе не болен! — Он вышел на середину комнаты и громко произнес: — Вставайте, уважаемый Чжиминь. У меня есть письмо к вам.
Ли Чжиминь недоверчиво усмехнулся, но все-таки встал.
— Опять этот дьявол задумал что-то недоброе! Какое еще письмо?
Несмотря на свою тщедушность, старик выглядел очень живым и бодрым. Походка у него была уверенной, и Чжуан Хуаньин догадался, что Ли просто притворяется.
— Так состоится сегодня торжество в саду «Лежащих облаков»? — тихо спросил он у Сюнь Чуньчжи.
— Вы же видите, как своенравен этот старик! — улыбнулся Сюнь. — Пока его десять раз не попросишь, ни за что не согласится. А ведь сам хочет!
Тем временем Юань Сюй показывал старику письмо и говорил, что какой-то господин по случаю дня рождения Ли Чжиминя преподносит ему две тысячи серебряных лян. Пока Чжуан размышлял над тем, кто этот неизвестный благодетель, Ли Чжиминь приблизился к нему и со смехом молвил:
— А я-то думаю: что это за знаменитый каллиграф, который так красиво умеет писать письма! Оказывается, Чжуан Чжидун!
Тут в комнату вошел мальчик-слуга. В одной руке он держал лекарство, в другой — конверт в форме сердца.
— Лекарства не надо! — отмахнулся старик. — Что это у тебя в руке?
— Сказали, что от господина Чэн Юя. Он очень просит вас поскорее пожаловать в сад «Лежащих облаков»!
Ли Чжиминь нетерпеливо вырвал из рук мальчика конверт, вскрыл его и увидел стихи:
«Распустил цветы украдкой
Ветер свежий;
В тех цветах — ваш милый образ.
Где же вы?
Раскрываются бутоны —
Мы встревожены:
Господин все не приходит,
Что же он?
Трое нас. Жемчужин даже
Краше мы.
Ждет вас персик долголетья
Яшмовый.
Пусть вас фениксы коснутся
Крыльями.
Не томите нас!
В беседке у перил мы.
Экспромт ваших любимых
Уважаемый господин Ли Чжиминь! Поскорее приезжайте в сад «Лежащих облаков»! Не заставляйте нас, отбросив в сторону лютни, стоять и смотреть вдаль. Мы уже проглядели все наши шесть глаз».
Ли Чжиминь рассмеялся:
— Вот пристали точно с ножом к горлу! Однако написано совсем неплохо! Сумели разбередить сердце старика.
— Полдень давно прошел! — подхватил Юань Сюй. — Гости уже заждались. Едем скорее!
— Едем, едем! — живо согласился Ли Чжиминь.
Чжуан Хуаньин и Сюнь Чуньчжи, опасаясь, как бы он не раздумал, поспешно встали. Старик облачился в белый шелковый халат и черную куртку из легкого флера. Круглый шелковый веер, разрисованный собственной рукой Ли Чжиминя, удивительно гармонировал с его благородным румяным лицом и седыми волосами.
Все вместе вышли из дому и, сев в коляски, отправились в сад «Лежащих облаков». Этот сад принадлежал Чэн Юю и находился за Задними городскими воротами. Он не походил на обычные парки, так как примыкал к одному из княжеских дворцов, и каждый, кто глядел на него издали, видел с одной стороны высокие и красивые здания дворца, а с другой — голубизну воды и свежую зелень деревьев. Величественный и строгий архитектурный ансамбль уживался здесь с простором и дикостью природы: в этом была особая прелесть. Чэн Юй происходил из княжеского рода, слыл известным ученым и был, казалось, неотделим от своего сада, словно вода и камни или два куска одинакового шелка. В лучшие дни весны и осени он оставлял здесь на ночлег своих гостей и устраивал пиршества, на которых сановники ночи напролет пили вино и декламировали стихи, совершенно позабыв о службе. Недаром современники сравнивали Чэн Юя с бессмертным. Такова вкратце история сада «Лежащих облаков». Но не будем говорить о пустяках.
Когда коляски подкатили к воротам парка, Юань Сюй соскочил первым, чтобы поддержать Ли Чжиминя, но тот оттолкнул его:
— Я и сам могу идти, не утруждайте себя!
Дело в том, что Ли Чжиминь впервые очутился в саду «Лежащих облаков», а поэтому хотел рассмотреть все как можно тщательнее. Подняв голову, он увидел перед собой двух львов с огромными глазами, изваянных из кунтунского[233] мрамора. Между ними высились шести-створчатые ворота из юньмэнского[234] бамбука цвета позеленевшей меди. К каждой из створок была прибита железная ручка-кольцо с головой зверя. Изящная арка, поддерживаемая красными балками и расписными колоннами с изображениями драконов, устремлялась прямо в небо. Посредине арки висела доска с золотыми иероглифами, тоже украшенная драконами, на которой размашистым почерком было написано: «Сад «Лежащих облаков», а чуть повыше виднелась строчка мелких золотых знаков: «Назван так самим императором».
— Какая величественность и красота! — с нарочитым испугом воскликнул Ли Чжиминь. — Настоящее жилище монархов! Разве пристало входить сюда простолюдинам в пеньковых одеждах и соломенных шляпах?
Чжуан Хуаньин рассмеялся:
— Если этот простолюдин столь же мудр, как вы, то несомненно…
Пока длился этот разговор, двое слуг приняли у них пригласительные билеты и с поклоном сказали:
— Хозяин и гости давно уже ждут вас!
Подняв высоко над головой пригласительные билеты, слуги повели приехавших за собой. За воротами оказался просторный квадратный двор с огромными соснами и кипарисами самых фантастических и причудливых форм. Их стволы, походившие на извивающихся драконов, подпирали облака; бирюзовая зелень игл волновалась словно море; свет, просачивавшийся сквозь ветви на землю, окрашивал все в зеленый цвет. Сосновая роща заканчивалась белой стеной, служившей как бы естественной границей парка, с большим круглым проходом. Гости вошли в него.
— Как жаль, что здесь нет высокой башни, с которой можно было бы насладиться шорохом волнующихся ветвей! — промолвил Ли Чжиминь.
Не успел он сказать этого, как перед ним показалась роскошная арка, расписанная золотом и крытая зеленой черепицей. На арке крупными иероглифами было написано: «Обитель счастья».
Вскоре они подошли к длинной дамбе, сложенной из разноцветных камней. По обе стороны ее росли зеленые плакучие ивы и красные мальвы, среди которых были рассеяны бесчисленные штокрозы и бегонии. Осенняя природа поражала своей пышностью и великолепием. Вода в озере была голубой, словно нефритовое зеркало, деревья живописно отражались в ней. Лилии и лотосы отцвели, но воздух еще был напоен их ароматом. Стояло полное безветрие, как часто бывает осенью. Вдруг на отмели послышался хлопающий звук: стая уток и цапель, испуганно взмахнув крыльями, взлетела в воздух.
— Кто там пугает птиц? — воскликнул Ли Чжиминь.
— Смотрите! — сказал Юань Сюй, показывая рукой на озеро. — Это Хуцяо гребет. С ним какая-то красавица!
Все взглянули вперед и увидели небольшую лодку, в которой оказалась вовсе не красавица, а юноша с нежным, словно яшма, лицом. Было ясно, что чистота его кожи создана не белилами, а губы стали алыми без помощи помады. Его взгляд невольно пробуждал в душе весну. Одетый в тонкую шелковую куртку, он сидел, обмахиваясь белым круглым веером, похожим на луну, и его фигура, освещенная косыми, бледными лучами заходящего солнца, напоминала алую зарю. Дуань Хуцяо, энергично работая веслами, подвел лодку к берегу и, присев на носу, продекламировал:
Взяв облачко в руки, сквозь волны
Я ношусь вдоль пяти озер…
Ли Чжиминь хмуро взглянул на него.
— А! — протянул он. — Оказывается, в лодке сидит Айюнь![235]
Но пока он говорил это, Дуань Хуцяо схватил Айюня за руки и выпрыгнул с ним на берег. Поздоровавшись с гостями, он шутливо обратился к Ли Чжиминю:
— Господин Чжиминь, не ревнуйте! То, о чем я пел в этой песне, бывает лишь на небесах, а на земле такого счастья не встретишь!
Он подтолкнул Айюня к Ли Чжиминю:
— Иди к нему!
Юноша сделал шаг вперед и поклонился гостям.
— Кто тебя позвал сюда? — притворяясь удивленным, спросил Чжуан Хуаньин.
Айюнь улыбнулся:
— Мы не забыли, что сегодня день рождения господина Ли. Неужели нас нужно звать?
Ли Чжиминь самодовольно усмехнулся, и все гости продолжали свой путь. Когда они миновали дамбу, перед ними выросла шестиугольная беседка с распахнутыми разноцветными окнами. Чжиминь уже хотел войти туда, как вдруг услышал чей-то приятный голос, декламировавший стихи, и остановился.
Ты с детства в яшмовом дворце,
В столице шумной рос[236].
Но кто-то к берегам реки
Потом тебя унес.
Ряд низких расписных перил
Тебя от мира отделил.
Здесь украшают твой халат
Лишь брызги чистых вод.
В прозрачных каплях отражен
Лазурный небосвод.
Тебя всего сильней страшит
Ненастье по ночам —
Никто в ненастье не придет,
Чтоб разогнать печаль.
За Сянской ширмою один
В раздумье погружен.
Зарей над озером Тайи
Согрет любовный сон.
Но рябью набежавших волн
От селезней[237] ты отделен.
Негодованьем ты горишь,
Но в мире суеты
Кому излить свой тайный гнев
Осмелился бы ты?
Ты ни озерам, ни горам,
Скорбя, уже не рад
И лишь бросаешь грустный взгляд
На гаснущий закат.
Шумят осенние дожди —
Безрадостно шумят…
Как вдруг заставили тебя
К былому повернуть?[238]
Как мог ты чаек обмануть —
Друзей своих спугнуть?
Теперь, поддавшись на обман,
Молчи о реках Ло и Сян![239]
Вот ветер аромат разнес
На десять ли вокруг,
Подобно солнцу разогнал
Густые росы вдруг!
Когда же к новым берегам
Ты унесешься по волнам?
— На первый взгляд это стихотворение — простая безделушка, вроде вазы с лотосами, — заметил Ли Чжиминь. — Но на самом деле в нем содержится глубокий намек!
