Вести ниоткуда, или Эпоха спокойствия - Моррис Уильям
– Они приехали с вызовом. Что ж, дать ему говорить, Джек? – спросил Уилл Грин.
– Нет, – ответил тот. Но прежде нужно предостеречь его. Стреляйте, когда протрубит мой рог.
С этими словами он подошел к изгороди, медленно перелез через нее, так как ему мешали латы, и остановился ярдах в двенадцати от нее в поле. Всадник поднесь трубу к губам и протяжно протрубил, затем вынул свиток, собираясь читать. Но Джек Стро возвысил голос и крикнул:
– Не читай, иначе не остаться тебе в живых. Не нужны нам проклятые стряпчие с их пергаментами. Отправляйся назад к тем, кто послал тебя.
Но всадник заговорил громким и резким голосом:
– Эй, народ! Зачем вы собрались здесь с оружием в руках?
Тогда Джек Стро крикнул, прерывая его:
– Замолчи, сэр дурень, и выслушай раньше меня, не то мы сейчас же начнем стрелять. Поезжай обратно к тем, кто послал тебя, и скажи им, что мы, свободные люди графства Кент, направляемся в Лондон, чтобы говорить с королем Ричардом и сказать ему то, чего он не знает. Мы скажем ему, что есть дурни и предатели, которые хотели бы надеть ярмо на наши шеи и превратить нас в безгласных скотов, и что его право и обязанность выполнить то, в чем он клялся, когда его венчали на королевство и мазали миром в Вестминстере, на Камне Судьбы. Он должен усмирить этих воров и предателей. А если он слишком слаб, то мы ему поможем; если же он не хочет быть королем, то мы найдем того, кто захочет, – это Сын Царя Небесного. А теперь, если кто-нибудь помешает нашему законному праву пойти говорить с нашим собственным королем и повелителем, то пусть бережется. Отправляйся и передай эти слова тем, кто послал тебя. Что же касается тебя, чернильная душа, то послушай. Убирайся и не медли. Я три раза подниму руку, и в третий раз берегись, потому что тогда ты услышишь свист наших стрел, а после него услышишь только приветствие дьявола, поджидающего тебя в аду.
С нашей стороны раздался громкий крик, но всадник опять начал говорить, хотя и несколько дрожащим голосом:
– Эй, люди, зачем вы собрались здесь, вооруженные для битвы? Не понимаете вы разве, что приносите и принесете великий ущерб, обиду и потерю слугам короля?
Он остановился. Джек Стро во второй раз опустил руку. Всадник оглянулся на своих спутников справа и слева, затем повернул лошадь и быстро помчался обратно. Громкий смех разнесся по всей нашей линии, когда Джек Стро перелез обратно в сад, тоже смеясь.
После этого мы заметили, что движение в неприятельских рядах усилилось. Там расставляли стрелков и солдат с арбалетами левее от нас, а латники и остальные разместились под тремя знаменами, о которых нам говорил высокий Грегори. Знамена эти были ясно видны нам теперь. Вскоре движущаяся линия неприятеля стала против нас, стрелки быстрым шагом направились к нам, а латники держались за ними. Я знал, что все они были на расстоянии пущенных из лука стрел, но наши не хотели стрелять, прежде чем начнут враги, чтобы не попасться подобно шести нашим стрелкам на большой дороге: они начали стрелять, как я узнал впоследствии, обманутые движением кучки врагов, которые только делали вид, что начинают нападение.
Но теперь, как только те двинулись прямо на нас, Джек Стро поднес рог к губам и протрубил громкий и резкий призыв, повторенный пятью-шестью трубачами вдоль садовой изгороди. У каждого стрелка была наготове стрела. Я посмотрел на них, и в особенности на Уилла Грина. Он и его лук были чем-то цельным: с такой кажущейся легкостью он притянул конец стрелы к своему уху. Он целился с минуту и потом… Тогда только я понял тот трепет, с каким древний поэт говорит о выпущенной из лука стреле Аполлона! Ибо ужасен был звук зазвеневшего лука и просвистевшей стрелы рядом со мной.
Я стоял на коленях, прямо против Уилла, и ясно все видел. Стрелки из арбалетов (длинных луков не было ни у одного из шедших на нас врагов) были в блестящих шлемах и крепких латах из вареной кожи с металлическими накладками; когда они подошли ближе, я увидел, что у них висели на спине большие деревянные щиты. Далее, слева от нас, их стрелки из длинных луков стреляли почти одновременно с нашими, и я слышал, или мне казалось, что слышал, как стрелы прошуршали в ветвях яблони, и вместе с этим послышался человеческий крик. Но у нас длинные луки стали действовать раньше их арбалетов. Один из стрелков из арбалета сразу упал, и его большой щит со стуком упал на него: он остался лежать без движения, а трое других были ранены и ползком пробирались в тыл. Остальные натянули луки и прицеливались, но, как мне показалось, очень нерешительно. И прежде чем они успели спустить свои стрелы, Уилл Грин уже натянул лук и выпустил стрелу, а за ним и другие наши стрелки; тогда только посыпался град деревянных стрел, загремевших среди кустов, но все они пронеслись над нашими головами, никого не задев.
В следующий раз Уилл Грин выпустил стрелу с громким криком, подхваченным всеми остальными, потому что стрелки из арбалетов, вместо того чтобы поворачиваться, оставаясь на своих местах под прикрытием щитов, и налаживать в безопасности арбалеты для вторичного действия, как это обыкновенно делается, бросились в беспорядке к латникам, и наши стрелы нагоняли бегущих: я увидел четырех убитых или тяжелораненых.
Наши стрелки опять издали громкий крик. Они продолжали брать стрелы с земли, натягивать тетивы и выпускать их, быстро, но верно метя в ряды врагов. Этим грозным стрелкам было теперь очень удобно действовать, потому что, как объяснил мне потом Уилл Грин, они всегда наверняка пробивают сукно или кожу на расстоянии пятисот ярдов. А между тем стрелки из арбалетов подошли на триста ярдов и смешались теперь с латниками, которые были от нас на расстоянии менее пятисот ярдов. К тому же латники, видимо, сурово отнеслись к стрелкам и колотили их древками своих копий в досаде на неудавшуюся стычку; таким образом, по словам Уилла Грина, с нашей стороны это было нечто вроде стрельбы по стогам сена.
Все это длилось всего несколько минут, и наши стрелки продолжали еще несколько минут выпускать стрелы совершенно спокойно, как хорошие работники за мирной работой. Неприятельская линия сильно поредела. Знамя с тремя красными коровами выступило вперед, и с ним выступили три человека, вооруженные с ног до головы в сверкавшую сталь, за исключением короткой одежды, расшитой гербами. Один из них (у него на платье были вышиты три коровы) повернулся и отдал какой-то приказ. Раздался гневный окрик, и они стойко двинулись на нас. Человек с вышитыми гербами вел их, держа в руке большой обнаженный меч. Все они шли пешком, но когда приблизились, я увидел, что вслед за ними пажи и слуги вели их коней.
Верно сказал Уилл Грин, что латники не могут бежать ни в битву, ни с поля битвы. Они приближались, идя только несколько ускоренным шагом, гремя своими доспехами, под неумолкающий, как буря, свист стрел, и от времени до времени кричали:
– Вон, вон, кентские воры!
Но когда они стали наступать, Джек Стро крикнул:
– Серпы в поле! Серпы в поле!
Тогда все наши люди с серпами бросились вперед, перескочили через изгородь на луг и твердо встали вдоль рва, под луками. Джек Стро стоял впереди со своим большим бердышом в руках. Потом он взял бердыш в левую руку, а правой схватил рог и громко затрубил. Латники продолжали наступать: некоторые падали под градом стрел, но очень немногие – они представляли собой хорошую мишень, но слишком твердую, и даже длинные стрелы, пробивающие на ярд толстое сукно, отскакивали от металлических лат очень искусной работы. С их стороны продолжалась стрельба из арбалетов, но так как они стреляли высоко и наугад, то никакого вреда нам не причиняли.
Враги, умудренные опытом французских войн, подходили все ближе; наши стрелки опустили луки и стали вынимать свои короткие мечи или же брали в руки бердыши, как Уилл Грин, который пробормотал: «Теперь пусть закончит игру оружие Хоба Райта!» Но в это время посыпался вдруг дождь стрел с нашей правой стороны, и это очень смутило наступавших – не потому что у них было много убитых, а потому что они увидели, как многочисленны враги, окружившие их со всех сторон. Придорожная изгородь с правой стороны была вся усыпана вооруженными людьми: кто только мог держать меч или серп в руке, тот был здесь. Стрелки тоже перескакивали через садовую ограду с мечами или бердышами в руках. Все наши стрелки, люди с алебардами и другие кинулись с громким криком на врага. Плохо вооруженные, полунагие, они все же были сильны, крепки и бодры; боевой задор и надежда на лучшее будущее укрепили их силы так, что ничто не могло противостоять им. Все спуталось, и в течение нескольких минут слышен был только смешанный шум, среди которого выделялся лязг, точно от прибивки железных полос: можно было вообразить себя на улице медников во Флоренции. Затем ряды неприятельского войска разомкнулись, латники и рыцари побежали, толкаясь и суетясь, к своим коням. Иные побросали оружие и, вздевая руки, просили пощады, обещая выкуп. Некоторые же оставались на местах, продолжали отчаянно сражаться и убивать, пока их самих не уложили на месте градом ударов. Это были констебли, стряпчие и их слуги, то есть те, которые не смели бежать и не надеялись на пощаду.