Габриэле д'Аннунцио - Собрание сочинений в 6 томах. Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы
— Он холодный, совсем холодный! — Ноги были вялы, ступни посинели. Ужасно было смотреть на этот кусочек мертвого тела перед окном, погружавшимся в темноту, при свете свечки.
Какой-то непередаваемый звук — не то плач, не то крик, не то хрипение исходил из этого маленького синего ротика вместе с беловатой слюной. Мать, как сумасшедшая, бросилась на его тело. Так — с закрытыми глазами, я снова видел всю эту картину; я открыл глаза и снова увидел ее с поразительной ясностью.
— Свеча! Убери эту свечу! — кричал я Федерико, приподымаясь на кровати, подавленный подвижностью этого бледного пламени. — Убери эту свечу! — Федерико встал, взял ее и поставил за ширмы. Потом он вернулся к моему изголовью, уложил меня и переменил холодный компресс на голове.
Время от времени в тишине я слышал его вздох.
LIIНа другой день, несмотря на то, что я чувствовал себя слабым и разбитым, я захотел присутствовать при панихиде, при переносе тела, при всем ритуале.
Трупик уже был заключен в белый гроб со стеклянной крышей. На лбу у него был венок из хризантем, белую же хризантему держали его сложенные руки, но ничто не могло сравняться с восковой бледностью этих худеньких ручек, где посиневшими оставались только ногти.
Присутствовали я, Федерико, Джиованни Скордио и несколько домашних. Четыре свечи горели, точно плакали. Вошел священник в белой ризе, в сопровождении клириков, несших крест и кропильницу. Все встали на колени. Священник окропил гробик святой водой, произнося:
— Sit nomen Domini…
Потом он прочел псалом:
— Laudate pueri Dominum…
Федерико и Джиованни поднялись, взяли гробик. Пьетро открыл перед ними двери. Я следовал за ними. За мной шли священник, клирики, четверо слуг с горящими свечами. По молчаливым коридорам мы дошли до капеллы, в то время как священник читал псалом:
— Beati immaculati…
Когда гроб внесли в капеллу, священник произнес:
— Hic accipiet benedicionem Domino…
Федерико и старик поставили гроб на маленький катафалк посреди церкви. Все встали на колени. Священник стал читать другие псалмы. Потом он стал молиться, чтобы душа младенца была взята на небо. После этого опять окропил гроб святой водой и вышел в сопровождении клириков.
Мы встали. Все было готово для погребения. Джиованни Скордио взял легкий гробик на руки; он не отводил глаз от стекла. Федерико первый спустился в склеп, за ним старик с гробом; потом спустился и я со слугой. Все молчали.
Склеп был большой, весь из серого камня. По стенам размещались ниши, некоторые уже задвинутые камнями, другие зияли открытые, глубокие, полные мрака, ожидающие. С арки спускались три лампады, заправленные оливковым маслом; и они горели спокойно во влажном и тяжелом воздухе слабым и неугасимым огоньком.
Брат сказал:
— Здесь.
И он указал на нишу, которая находилась под другой, уже задвинутой доской. На этом камне было вырезано имя Констанцы; буквы смутно блестели.
Тогда Джиованни Скордио вытянул руки с гробиком, чтобы мы могли еще раз взглянуть на умершего. И мы смотрели сквозь стекло на это маленькое посиневшее личико, маленькие сложенные ручки, и эта одежда, и эти хризантемы и все эти белые предметы казались бесконечно далекими, неосязаемыми, точно прозрачная крышка гроба в руках старика давала нам возможность увидеть через щель край сверхъестественной тайны, страшной и кроткой.
Никто не говорил. Казалось, что никто не дышал.
Старик повернулся к нише, наклонился, поставил гроб и тихонько вдвинул его вглубь. Потом он встал на колени и оставался неподвижным в течение нескольких минут.
Смутно белел в глубине поставленный гробик. Под лампадой светились седины старика, склоненного у входа во мрак.
СОН ВЕСЕННЕГО УТРА
Пьеса
Перевод А. Балавенского
Безумная.
Доктор.
Беатриче.
Симонетта.
Вирджинио Панфило.
Обширный открытый портик в старинной тосканской вилле Армиранде, на каменных колоннах, напоминающий пристройку монастырского двора. В двух боковых стенах по двери с ленными архитравами; по сторонам каждой двери статуи на пьедесталах. В пролеты арок, единственным украшением которых служат гнезда ласточек, виден сад, изгородью которого служат кипарисы и буки, а среди них на равных расстояниях поднимается подстриженный в виде ваз густой жесткий кустарник. Посредине каменный колодец. По краям его вьется железная виноградная лоза с заржавленными листами и ушками, приспособленными для прицепки ведер. Направо и налево вдоль каменной ограды навес, в котором растут апельсиновые и лимонные деревья в огромных вазах из красной глины; вазы расставлены на подставках несколькими рядами. Сквозь решетку, в глубине, виден освещенный ликующими лучами солнца лес, что представляет из себя необычайно эффектное, наполняющее душу радостью зрелище. В портике вокруг основания каждой колонны расставлено огромное количество горшков с цветущими ландышами; в сравнении с живучей вековой изгородью они необычайно трогательны в их детской нежности. Печальный, суровый вид этих симметричных форм неумирающей зелени оживляется очарованием юной весны; и при взгляде на сад в воображении проносится образ задумчивого лица с венком из свежих цветов.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕСадовник Панфило пересаживает в портике только что вынесенное из оранжереи апельсиновое дерево. Молодая служанка Симонетта, стоя близ него, влюбленным, недоумевающим взором следит за его проворной работой.
Панфило (напевая).
Очаровательный веночек…
В нем каждый крошечный цветочек
Мне сердце болью обдает.
На свидание со мною
Здесь в саду моем душистом
Прилетит моя голубка.
Завтра распустятся все цветы…
Миллионы цветов… Мне еще не приходилось видеть такого расцвета. В этом году в Армиранде пчелы хорошо поживятся! Как они неистово жужжат под навесом крыши! Пчелы и ласточки, у них всегда масса дела: улья, гнезда… О чем вы думаете, Симонетта? О венке?
Симонетта (очнувшись от задумчивости). О каком венке?
Панфило. О венке невесты.
Симонетта. Перестаньте, Панфило; всегда вы с вашими шутками… А я всю ночь на ногах… Глаза сами слипаются. Сегодня в Армиранде была бессонная ночь… Даже пчелы, и те без умолку жужжали… Апрель: томно, душно. С каким бы наслаждением я заснула в траве… в такой высокой траве… проспала бы до полудня…
Панфило. Вы не спали эту ночь? Из-за донны Изабеллы? Она беспокоилась?
Симонетта. Не утихала ни на минуту. Я все время просидела с ней на террасе. Луна светила, и я заплетала и расплетала ее косы. Она все спрашивала, нет ли седых волос… Ночь была прохладная. Она в своем легком платье зябла и стучала зубами. Какое наказание! Какое наказание! Я уговаривала ее войти в комнату, она встанет, сделает несколько шагов к двери, и вдруг ее охватит страх. И она кричит: «Нет, нет… он там, там… за дверью…» Ах, если бы вы слышали ее голос в эти минуты! Казалось, что на самом деле кто-то стоит за дверью… Так мы просидели до зари… Я никогда не видела столько лунного света. Кричали совы… У меня сердце сжималось. Донна Беатриче тоже пришла вниз… она стала у перил и плакала…
Панфило. Бедная! Когда я вижу, как она убивается… без любви… Мне становится ее больше жаль, чем безумную…
Симонетта. Вы все о любви думаете?
Панфило. А вы?
Молчание.
Симонетта. Видите, до чего доводит любовь.
Панфило. Да, когда на нее нет благословения.
Симонетта. Да будет благословенна любовь! Я разумею для донны Беатриче…
Панфило. Для донны Беатриче? Стало быть, молодой человек, который приезжает верхом…
Симонетта. Не знаю, не знаю.
Панфило. Не знаете, кто он?
Симонетта. Это — брат.
Панфило. Брат? Чей?
Симонетта. Убитого?
Симонетта. Брат синьора, который был убит в Поджио Герарди, в комнате донны Изабеллы, герцогом…
Панфило. А, понимаю… И теперь он ездит…
Симонетта. Не знаю.
Панфило. На днях я видел, он бродил по лесу. Он на вид очень молод, на щеках пробивается легкий пушок Он привязал лошадь к дереву, и видно было, что он поджидал кого-то. Он ездит к донне Беатриче?
Симонетта. Не знаю.
Панфило. Но ведь их разделяет кровь. Сначала ведь оба брата любили обеих сестер…
Симонетта. Может быть… не знаю.
Панфило. Но скажите, правда ведь, что тот другой был убит в объятиях донны Изабеллы, в ее объятиях, на груди ее, в то время как они спали? Ее залило кровью, и она всю ночь обнимала труп, а наутро сошла с ума…