Кнут Гамсун - А жизнь продолжается
Хольм умолк и посмотрел на фру Хаген.
— И что же дальше?
Хольм:
— А вот послушайте: завтра вдова Сольмунна придет ко мне в аптеку со своими простынями.
— Ну это уж чересчур!
— Она намерена мне их показать.
— Но вы-то тут при чем? — спрашивает фру Хаген.
— Ни при чем, видно, они принимают меня за санитарную службу или что-то в этом роде.
— Невероятно.
— А я вам что говорю! Она пообещала принести и те простыни, которые она под себя подстилает, и те, которыми она с детьми укрывается. Они, мол, запросто уместятся у нее под мышкой.
— Тут не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать.
— Ну, ни плакать, ни смеяться я не стал, — сказал Хольм, — однако я в растерянности. Первым делом я пошел в гостиницу к Вендту и выпил виски с содовой. Но поскольку это не помогло, то я прибег к средству, о котором знал понаслышке: выпил двойную порцию. После чего пришел к вам.
— А что вам тут понадобилось? — спросила фру Хаген.
Хольм:
— И вы еще спрашиваете! Человек лежит на эшафоте, а вы ему говорите: «Что вам тут понадобилось?»
— Ха-ха! А вы не могли бы послать к вдове вашего лаборанта и попросить ее не приносить простыни?
Хольм:
— Наверное, мог бы. Но сейчас я засадил лаборанта за пасьянс, который у меня никак не выходит. Это займет у него целый день.
— Похоже, все вы там в аптеке перепились, — заметила фру Хаген.
— Кроме фармацевта. Да нет, все трезвые. Но когда пасьянс упорно не выходит и ты должен раскладывать его снова и снова, это все равно что наказание за грехи, бывает, просидишь и до четырех ночи. В этом году с пасьянсами нет никакого сладу.
— Пасьянсы! — презрительно сказала фру Хаген.
Хольм:
— Ну да, но у меня есть еще и кошка.
— Кошка? Час от часу не легче!
— Не говорите так, фру Хаген. Эта кошка прожила у меня несколько лет и, как мне кажется, не оказала на меня пагубного влияния.
— Болтун! Ну так что же с вашей вдовой, значит, завтра она принесет вам простыни?
— Нет, к счастью, не принесет, — ответил Хольм. — Простыни я выдумал, чтобы поинтересничать. Так что не верьте этому. Но вдова Сольмунна пристала ко мне как репей и действительно приходила в аптеку, и мне никогда от нее не избавиться, потому что ей с детьми нечего надеть. Это правда.
— И поэтому вы пришли ко мне? — сказала фру Хаген. — Да у меня у самой не так уж много одежды.
Хольм:
— И у меня тоже. Зато у меня есть идея, вернее, меня осенило свыше. Вдова Сольмунна и ее дети, разумеется, не могут проходить в ситце всю осень и зиму. Что, если нам устроить в ее пользу благотворительный вечер?
— Может быть, — сказала фру Хаген.
Хольм раскрыл свой замысел: фру почтмейстерша сыграет на фортепьяно, сам он потренькает на гитаре, Гина из Рутена споет, а Карел будет выводить свои рулады, если кто-нибудь подыграет ему на гармонике. С артистами, считал он, проблемы не будет, главное — привлечь публику, а он уверен, им это удастся. Помещение должно быть самое большое и шикарное: кинозал.
Они принялись разрабатывать план. Хольм выступит в роли организатора. Публика? Прежде всего — консул со всей семьей, домочадцами и приказчиками из лавки, потом семья доктора, пастора, ленсмана, судьи, почтмейстер с супругой, Чубук с супругой, начальник телеграфа, учителя — сколько мы уже насчитали? Лавочники, дорожные рабочие, шкипер Ульсен с семьей, гостиница с обслугой и постояльцами, ну а кроме того, вся округа! «Сегельфосский вестник» распишет об этом в двух номерах, красные с золотом афиши, билеты — по кроне, чистой выручки… так сколько мы насчитали зрителей?
— Пятьдесят.
Хольм:
— Под тысячу! — Начинает пересчитывать заново: — Чубук — это двое…
Фру Хаген умоляюще:
— О нет!
Пауза.
Они перешли на личные темы, и порой трудно было понять, всерьез они говорят или в шутку. Лукавя, дурачась, подлавливая друг дружку, флиртуя, оба позволяли себе двусмысленности. Удивительно, как они долго играли с огнем без того, чтоб обжечься. Нет, наверное, они даже и не подозревали, что им угрожает такая опасность, это была своего рода разминка, вот они и не обжигались.
Хольм:
— Горная дорога, говорите…
— Не хотите ли рюмку портвейна? — спросила она.
— Нет, спасибо! Итак, вы с нетерпением ждете моих откровений, как я понимаю.
— Я слышала, вы теперь целыми днями только и делаете, что блуждаете.
— Неужели? Не знаю, можно ли назвать меня заблудшим. Но после того как между вами и мною все было кончено…
— А вы считаете, что все кончено? — спросила фру Хаген.
— Да, к несчастью для вас.
— Ну а как обстоят ваши дела с Марной? — спросила она.
— С Марной? — Хольм призадумался. — Ах, ну да! Нет, там у меня не было никаких шансов.
— Наверно, вы особенно и не старались?
— Напротив. Я даже сделал себе пробор на затылке.
— Подумать только, и это не помогло!
— Прямо трагедия! — сказал Хольм. — А теперь вот вышеназванная дама поехала в Будё выхаживать дорожного рабочего, который попал в больницу.
— Христианская любовь к ближнему?
— Нет, насколько я слышал, тут нечто прямо противоположное.
— А что может быть прямо противоположно христианской любви к ближнему?
— Мирская, наверное. Та самая мирская любовь, которую я питал к вам до того, как между нами все было кончено.
Фру Хаген:
— Раз кончено, тогда, видно, ничего не поделаешь. Однако вы приняли такое решение единолично, аптекарь Хольм, без меня.
— Черт подери! — сказал Хольм. — Неужели я поспешил?
— Не знаю, — ответила фру Хаген.
— Вы сказали однажды, что предпочитаете мне вашего мужа.
— Боже мой, ну конечно же!
— Вот видите! А кроме того, на что бы мы жили?
— Разве аптека нас бы не прокормила?
— Нет, — сказал Хольм и помотал головой.
— А на что вы живете сейчас?
Хольм достал из жилетного кармана банковский чек и, помахав им, ответил:
— На что я живу? Отчасти на это! Получаю денежную помощь от родственников.
— Которая прекратится, когда вы женитесь?
— Дорогая моя, ну почему же прекратится, может, даже увеличится. Но по-прежнему получать ее с моей стороны будет как-то несолидно. Вам не кажется?
— Да, но на что вы будете жить… я имею в виду, если вы женитесь на…
— О, с ней — совсем другое дело. Мы об этом уже говорили. Она твердо намерена хозяйничать так, чтобы концы сходились с концами, ей это не впервой, у нее это врожденное. Замечательная женщина, скажу я вам!
— Вы влюблены?
— Больше того. Я люблю ее. И потом, надо же мне когда-то жениться.
— А она за вас пойдет?
— Да.
Помолчав, фру Хаген осторожно спрашивает:
— Ну а все-таки, вы взвесили все обстоятельства? Если начистоту, мне кажется, вы заблуждаетесь.
— Какие обстоятельства?
— Если вы на меня не рассердитесь, я вам скажу: ее обстоятельства. Вы меня понимаете.
Хольм отмахивается:
— Я вовсе не обыватель, если уж вы об этом начали.
— Ничего я не начала, — отвечает фру Хаген. — Я бы за вас не вышла, даже если б вы захотели. Но то, что с вами произошло, для меня совершенно непостижимо. И что же вас с нею свело?
— Судьба, — сказал Хольм.
— Она ведь несколько вас… я имею в виду…
— Нет, — ответил Хольм, — мы ровесники.
— И сколько же, она говорит, ей лет?
— Семьдесят. Но главное ее достоинство не юный возраст — если сравнивать с женщинами, которые хотят выглядеть как можно моложе.
— Спасибо!
— Это абсолютная непосредственность и человечность во всем, свежесть, пылкость и нежность, которых она не скрывает. Я такой женщины еще не встречал. Вы ее видели?
— Мельком.
— А я видел, — сказал Хольм. — Нос чуточку вздернут, глаза зеленоватые, когда она смеется, они превращаются в щелочки и влажно блестят, рот великоват, зато прелестно изогнут, губы коричневатые, полные… лакомые.
— Говорю вам, я ее мельком видела.
— Высокая грудь, полные губы…
— Опять губы!
— Жадный рот, волосы… и на что одному человеку столько волос, а уж рот…
— Ну хватит! Послушайте, что я вам расскажу, — нарочито бодрым голосом произносит фру Хаген. — Карел из Рутена навострился уже играть на вашей гитаре.
— Что? — очнулся Хольм. — Карел из Рутена? Так у них вся семья музыкальная. Сударыня, вы, кажется, хотели угостить меня портвейном?
— Прошу простить, но я это не всерьез. Нет, откуда у нас деньги на портвейн. А вы и поверили?
— Может, и не поверил. Извините! Но как хорошо, что я оставил ему гитару. Я о Кареле. А откуда вы знаете, что он научился играть?
