Кнут Гамсун - А жизнь продолжается
— Может, и не поверил. Извините! Но как хорошо, что я оставил ему гитару. Я о Кареле. А откуда вы знаете, что он научился играть?
— Мы с мужем ходили в Рутен.
— Без меня! — говорит Хольм.
— Да, но это безо всякого злого умысла, у мужа там было дело. Ведь он помог Карелу получить общественные средства на осушение озерца.
— Ваш муж?
— Да. Карел до того обрадовался, что бросил работу и сыграл для нас.
. — Ваш муж просто молодец, раз он сумел выбить казенные средства под свое честное слово.
— Просто-напросто он обратился в земельную управу и получил их. Ну разумеется, муж у меня способный и умный. А вы в этом сомневались?
Хольм улыбнулся:
— Если бы между нами все было по-старому, я сказал бы, что я тоже способный и умный.
Она ответно улыбнулась:
— Если бы между нами все было по-старому, я бы согласилась с вами из страха, что потеряю вас.
— А теперь?
— Теперь я, к сожалению, вынуждена сказать, вы — человек, который только и способен, что переливать из пустого в порожнее.
— Вот дьявол! — сказал Хольм. — Из пустого в порожнее?
— Да, за компанию с такой балаболкой, как я. Оба мы пустомели и пустозвоны.
— После этого мне ничего не остается, как…
— Господи, дайте же мне выговориться! — перебивает фру Хаген. — Иначе опять начнется пустопорожняя болтовня.
— Может, мне вообще замолчать? Так и скажите!
— Ну что бы вам склонить голову и признаться, что теперь вы понимаете, почему я предпочитаю вам мужа.
Хольм внимательно посмотрел на нее:
— А нет ли во всем этом чуточку ревности?
— Не знаю, — ответила она.
Хольм поднялся, собираясь уходить:
— Фру Хаген, давайте будем немножко милосерднее к самим себе. Мы такие, какие есть. Аптекарь Хольм ничего из себя не представляет, зато он такой, как есть, и не такой, как почтмейстер Хаген. Что он великодушно себе и прощает. Мы говорили о вас и о другой даме — болтали, если вам так угодно. Вы с ней совершенно разные, но обе вы представляете собой…
Она вскочила:
— Я не желаю, чтобы меня с нею сравнивали!
Хольм побледнел, глаза его приняли жесткое выражение.
— Фру Хаген, — ответил он, — мы должны быть милосердны к самим себе. Мы должны прощать себе, что в чем-то уступаем другим.
Аптекарь Хольм направился со своим чеком в банк. Он застал там консула, тот разговаривал с директором банка, адвокатом Петтерсеном. Разговор шел серьезный, в нем то и дело упоминалась сумма в шестьдесят тысяч. Поначалу консул принял это за шутку, однако не рассмеялся, а, напротив, нахмурил лоб, чтоб поставить Чубука на место, — при разговорах он не терпел, чтобы с ним шутили, такая уж была у него черта.
Шестьдесят тысяч.
Это было неверно, в корне неверно, и консул сказал:
— Прошу меня извинить, но для подобных шуток сейчас не время.
— Это никакая не шутка, — ответил Петтерсен.
Консул Гордон Тидеманн издавна усвоил, что джентльмену не полагается сгоряча нападать на противника, сперва надо дать ему возможность объясниться. Поэтому он ненадолго умолк, однако же губы у него были поджаты, а в глазах появился колючий блеск.
— Ну что это для вас, господин консул! — произнес Петтерсен. — Наверняка у вас в избытке долговых расписок, и, если бы вы позволили мне подать их ко взысканию, я бы с радостью за вас это сделал.
— Извините, — перебил его консул, — не уклонились ли вы немного от сути дела?
— Не считая всего остального, что у вас есть, — продолжал Петтерсен. — Я бы охотно поменялся с вами местами!
И он небрежно протянул руку за чеком, который держал аптекарь.
Тут терпению консула наступил предел, глаза у него стали совсем колючие.
— Извините, — сказал он, — мы с вами еще не закончили!
— Что ж, — ответил Петтерсен, преображаясь в адвоката. — Только мы, кажется, все уже обсудили?
— Кроме одной мелочи: я хотел бы получить выписку из моего текущего счета.
— Да, — сказал Петтерсен. — Конечно. А почему бы вам не справиться в наших бухгалтерских книгах?
— Вы очень любезны. Но мне нужна выписка. Когда я могу ее получить?
— Я попрошу кассира поторопиться.
— Спасибо. За все годы после смерти моего отца.
— Что? — вздрогнул Петтерсен.
— С того времени, когда дела перешли ко мне.
— Это очень большая работа. Нет, и не просите. Я не уверен даже, обязан ли банковский персонал заниматься такими вещами.
— Вы предпочитаете, чтобы счета проверили в судебном порядке?
— В судебном порядке? — улыбнулся адвокат. — Для этого придется задействовать большой аппарат.
— О чем мне не хотелось бы упоминать даже в шутку.
— Вы же получали выписки из вашего счета год за годом. А теперь, видите ли, вас это не устраивает! Пожалуй, будет лучше всего, если я созову членов правления банка.
— Я отнюдь не против.
Адвокат снова улыбнулся:
— Даже если бы вы были и против, господин консул!
Гордон Тидеманн:
— Вы и дальше собираетесь разговаривать со мной в таком тоне?
— Ну вот, уже и тон не тот! Однако же у вас и гонор, приходите к старому адвокату и угрожаете судебным порядком.
— Извините, если мне придется напомнить об этом еще раз!
— Замолчите! — грубо оборвал его адвокат. — Вы ежегодно получали выписки, счета ежегодно подвергались ревизии.
Консул кивнул:
— Да, я знаю, что, прежде чем стать директором банка, вы занимались ревизией. А оказывал ли вам кто-нибудь квалифицированную помощь?
— Я и сам достаточно квалифицирован.
— Надеюсь. Однако, в числе всего прочего, вы предъявляете мне вдруг не замеченное до сего времени долговое обязательство моего отца на огромную сумму. Стало быть, ваша ревизия его просмотрела.
— Да, тут я рассчитываю на некоторое понимание, суд и тот бы мне в этом не отказал. Ревизию я проводил не один, наверное, мне не стоило так слепо доверяться моему помощнику.
Гордон Тидеманн пожимает плечами:
— И тем не менее вы ссылаетесь сейчас на ревизию? Вы понимаете, господин адвокат, в каком вы затруднительном положении?
— Я? Ну знаете ли!..
— Так я и испугался, — произнес консул.
Короткое молчание. Адвокат стал быстро соображать, часто помаргивая глазами из-под очков. Осадив себя, он сказал:
— Стоит ли поднимать из-за этого такой шум? Если мы допустили ошибку, само собой, мы ее исправим.
Консул:
— Она должна быть исправлена. Кажется, сюда заходил аптекарь?
— И тут же ушел. Да вон он, стоит на улице.
Консул распахнул дверь, завел аптекаря внутрь и принялся перед ним извиняться.
Аптекарь:
— Дорогой мой, ну что вы! Я ж пришел сюда за пустячной суммой. То ли дело капиталы, о которых, я слышал, вы, господа, хлопочете!
И он подал свой чек на подпись.
— Итак, господин директор банка, я как можно быстрее получаю выписку из своего счета? Благодарю, — сказал, собираясь уходить, консул.
— Как можно быстрее, ладно. Только если мы будем созывать правление, нам понадобится какое-то время. А вот если хотите, завтра же мы представим вам выписку за этот год.
— Статей расхода у меня немного, так что времени это не займет. Я должен знать, с какого года вы начали присчитывать фиктивную сумму в шестьдесят тысяч плюс проценты.
— Это я вам скажу сразу же, — ответил директор банка. — Эти шестьдесят тысяч занесены в счет с первого января текущего года, разумеется, с процентами за все предыдущие.
— Спасибо, тогда мне нужна… пока что… выписка за этот год. И я получу ее завтра?
— Да.
Консул Гордон Тидеманн распрощался с обоими господами и отбыл.
Адвокат Петтерсен с запозданием сообразил, что аптекаря, быть может, позвали в качестве свидетеля.
— Вот вы и сели в калошу! — произнес Хольм.
— Это он сел в калошу, — ответил адвокат.
— Насколько я слышал, если этот человек в чем-то и понимает толк, так это в бухгалтерии.
— Я тоже не лыком шит.
— Тогда вам понадобится все ваше умение, — заметил Хольм. Он отошел к кассе и получил свои деньги. — Кстати, раз уж я здесь, — сказал он. — Вы ведь председатель правления кино? Сдадите нам помещение на один вечер?
— Выбирайте любой вечер, кроме субботы.
— Хорошо. Мы дадим небольшое представление в пользу неимущей семьи.
— Тридцать крон, — сказал адвокат. — Какой это будет день? — спросил он, берясь за календарь.
Хольм:
— Очевидно, вы меня не так поняли. Это благотворительное мероприятие, мы не в состоянии платить.
— Благотворительное или нет, не имеет значения. Мы только что потратились на цементный пол, вот и приходится выкручиваться. Тридцать крон — очень умеренная цена. Так какой это день?
