Джон Стейнбек - И проиграли бой
Кто-то из женщин разрыдался.
— Он сражался за вас, — прокричал Мак. — Вы и об этом забудете?!
— Ни за что! — раздался возглас из толпы.
А Мак безжалостно бил словами:
— Значит, пусть его убивают, а вы смиритесь и шею в ярмо?
— Не бывать такому! — отозвалось уже несколько голосов.
Мак перешел с резких выкриков на плавную речь.
— Значит, в яму его, и дело с концом?
— Нет! — пронеслось по рядам, и народ заколыхался.
— Он сражался за вас! А вы о нем и не вспомните!
— Не-е-т!
— Мы пойдем через весь городок. Позволим легавым нас задержать?
— Нет! — мощно пророкотала толпа и дружно качнулась в сторону, ожидая следующего вопроса.
Но Мак этот ритм нарушил, спокойно сказав:
— В этом тщедушном человечке — дух нашей борьбы. Но молиться на него мы не станем! Не нужны ему молитвы. Да и нам тоже. А нужны нам сейчас дубинки!
И снова закачалась, заволновалась толпа.
— Ду-бинки! Ду-бин-ки! — скандировали люди. Потом выжидающе примолкли.
— Что ж, — бросил Мак. — Зароем этого красного, но все одно: он останется с нами. И не дай бог кому становиться у нас сейчас на пути! Он неожиданно спрыгнул с помоста, хотя люди ждали большего и остались недовольны. Они переглядывались, словно ища недоговоренного ответа.
Слез с помоста и Лондон. Тем, кто нес гроб, он сказал:
— Положите его на грузовик Альберта Джонсона. Минута-две, и мы поедем. — И пошел за Маком, тот с трудом прокладывал путь в толпе. Не успел он выбраться. как рядом замаячил Бертон.
— Да, Мак, умеете вы народ дрессировать, — тихо заметил он. Любой проповедник позавидует, в два счета из людей сострадание и скорбь выжали. Еще бы минутку поговорили, глядишь, на них бы и дух святой сошел, они б пророчествовать начали.
Мак огрызнулся:
— Хватит, док, покусывать меня исподтишка. Мне дело делать, и для этого я всякую возможность использую.
— А где вы этому научились?
— Чему?
— Да всем этим хитростям.
— Не все ли равно, док? — устало проговорил Мак. — Мне нужно было их встряхнуть. Вот я и встряхнул. Теперь они горы свернут. И неважно, как я этого добился
— Я-то знаю, как, — ответил доктор, — мне просто любопытно, как вы этому научились. Да, чуть не забыл, старый Дан сам отказался ехать на похороны. Мы его уже подняли, а ему, видать, не под силу.
Их догнали Лондон и Джим. Мак обратился к Лондону.
— В лагере нужно бы оставить большую охрану.
— Хорошо. Я оставлю Сэма, а с ним сотню ребят. Ты, Мак, здорово говорил!
— У меня времени не было все продумать загодя. А выступить нам неплохо бы поскорее, пока у ребят запал не кончился. Главное выступить, а в пути они боевой настрой не растеряют. Промедлим, они остынут.
Все четверо обернулись. Гроб уже выносили из толпы, несли тяжело, покачиваясь, поддерживая плечами. Толпа потянулась следом. Утренняя дымка уже рассеивалась. На западе проглянул лоскутик голубого неба, а ветер где то там, в вышине, рвал тучи и расшвыривал их в стороны.
— Погода сегодня разгуляется, — определил, глядя на небо. Мак и повернулся к Джиму: — Едва не забыл о тебе. Как рука-то?
— Отлично!
— Вот что, я все же думаю, пешком тебе идти не следует. Садись-ка на грузовик.
— Нет, пойду на своих двоих. Как-то ребята посмотрят, если я на грузовике поеду?
— Я все учел. Те, кто гроб нес, тоже в кузове сядут, так что все в порядке. Ну что, Лондон, выступаем?
— Выступаем!
Гроб поставили в кузов «доджа», борта опустили; по бокам, свесив ноги, уселись те, кто нес гроб, и Джим. Мотор задыхался и кашлял. Альберт Джонсон вывел машину со стоянки на дорогу, дождался, пока за ним вы строится колонна по восемь человек в ряд, включил малую скорость и медленно поехал вперед. Следом, шаркая, двинулись люди. А сотня оставшихся охранять лагерь взглядом провожала процессию.
Поначалу старались идти в ногу, ритмично отбивая: «Левой! Левой!», но скоро всем надоело. Шаркая и спотыкаясь, двигались они по гравиевой дороге, тихий гул летел над толпой — говорить все старались тихо, как никак похороны. На бетонном — собственность штата — шоссе уже поджидала дюжина полицейских на мотоциклах. Их командир крикнул с машины:
— Мы вам, ребята, не мешаем! Просто положено процессии сопровождать!
Затопали, застучали каблуки по бетону. Шеренги смешались и лишь на подступах к городу подровнялись. С тротуаров и из-за заборов на них глазели обыватели. Многие, увидев гроб, обнажали головы. Мак просчитался: на пути процессии по перекресткам были выставлены полицейские, они останавливали движение или направляли машины в обход, пропуская похоронное шествие. Вышли к деловым кварталам, солнце уже светило вовсю, отражаясь в лужах. Потеплело, и от промокшей одежды шел пар. Любопытных на тротуарах прибави лось: они глазели на гроб и на подтянувшихся людей, те шагали ровнее, в ногу, лица сделались важными. Никто не попадался им на пути, ни прохожие, ни машины.
Так вслед за грузовиком и прошагали через центр городка, миновали окраины, направляясь к окружному кладбищу. Идти пришлось еще с милю. Маленькое кладбище потонуло в траве. Над недавними могилами высились блестящие металлические столбики сименами и дата ми. На задах у свежевырытой ямы высилась куча не просохшей еще земли. Грузовик остановился у ворот. Сидевшие в кузове соскочили наземь, вновь взяли гроб на руки. Полицейские на мотоциклах выжидательно остановились на дороге.
Альберт Джонсон достал из-под водительского сиденья моток буксировочного троса и пошел к могиле. Толпа, смешав ряды, двинулась следом. Джим выпрыгнул из кузова и хотел было присоединиться к остальным, но его остановил Мак.
— Там они и без нас разберутся. Главное мы сделали — шествие организовали. Подождем здесь.
Рыжий парень, миновав кладбищенские ворота, подошел к Маку.
— Не знаешь тут такого, Маком зовут?
— Ну, положим, меня Маком зовут.
— А приятель — Диком зовут — у тебя есть?
— Конечно.
— А как его фамилия?
— Холсинг. Что случилось-то?
— Ничего. Он вот записку просил передать.
Мак развернул листок, прочитал.
— Чудеса в решете! — воскликнул он. — Прочти-ка, Джим.
Джим взял записку. В ней говорилось:
«Не смог отказать даме — благодетельнице. У нее дешевенький домик, э 212, Салинасская дорога. Высылайте грузовик незамедлительно: она дает двух коров, бычка, десять мешков лимской фасоли. Пришлите ребят, чтоб забили коров.
Дик.
P. S. Вчера вечером едва не попался.
Р. Р. S. Топорищ оказалось лишь двенадцать.
Мак рассмеялся.
— Ну, надо ж! Только подумать! Две коровы, бычок и фасоль! Живем! Беги-ка, Джим, разыщи Лондона, пусть скорее сюда идет.
Джим нырнул в толпу и уже через минуту вернулся, за ним торопливо шагал Лондон.
— Он, Лондон, уже рассказал? Или нет еще? — с ходу крикнул Мак.
— Сказал только, что теперь у нас жратва есть.
— И немало! Две коровы и теленок. Десять мешков фасоли! Пусть ребята прямо сейчас на грузовике и едут за всем добром.
Слышно было, как застучали комья земли по крышке соснового гроба.
— У ребят сразу настроение поднимется, если их мясом да фасолью накормить.
— Да и я б от кусочка мяса не отказался.
— На грузовике, Лондон, поеду я сам. Дай мне человек десять на охрану. Хочешь, Джим, поедем вместе. — Мак призадумался. — Нам же дров нужно раздобыть. В лагере почти ничего не осталось. Вот что, Лондон, пусть каждый из ребят прихватит хоть щепку, хоть ветку, хоть доску от забора или дренажной штольни — что угодно. Растолкуй, зачем это. Приедете в лагерь, выройте яму, на дне костер разложите. Ну, а большой жестяной лист мы где-нибудь в хламе отыщем. Чтоб к нашему приходу костер вовсю горел. Повернулся к рыжему парню и спросил: — А где эта Салинасская дорога?
— С милю отсюда. И меня подбросите — нам по пути.
— Схожу-ка за Альбертом Джонсоном и ребятами, — решил Лондон и тут же исчез в толпе.
А Мак все не мог нарадоваться.
— Вот уж повезло, так повезло! — приговаривал он. Теперь хоть с голоду не умрем! Ай да Дик, молодчага! Чудо-парень!
Джим заметил, что толпа оживилась, заволновалась, засуетилась. Люди вразнобой двинулись обратно. Впереди шагал Лондон и указывал, кому ехать с Маком. Люди, смеясь, перекликиваясь, окружили грузовик. Альберт Джонсон положил грязный трос обратно под сиденье, взобрался в кабину сам. Мак сел рядом, помог залезть и Джиму.
— Лондон, пусть люди не расходятся, — крикнул Мак.
Его сопровождающие запрыгнули в кузов.
И тут в толпе принялись куражиться. Ухватили все разом машину за борта и она не смогла двинуться с места, лишь беспомощно пробуксовывали колеса; швыряли катышками мокрой земли в кузов. А полицейские на дороге бесстрастно наблюдали за происходящим.
