Джон Стейнбек - И проиграли бой
— Кабы у ребят от дождя не портилось настроение, я б не возражал, чтоб и дальше лило как из ведра. То-то яблочки на деревьях погниют.
— И наши одеяла заодно, — угрюмо ввернул Альберт.
А в кузове затянули новую песню.
Честь и слава добрым людям!
Мы вовек их не забудем!
Альберт резко повернул и выехал на дорогу к ферме Андерсона.
— Отлично! Городок за милю объехали. Вдруг бы нас задержали немного б мы тогда привезли! Даже подумать страшно!
— Смотри, дымят, — указал Джим, — видно костер уже разожгли. — Меж яблонями вился, не поднимаясь выше крон, голубой дымок.
— Ставь машину в самом конце, у деревьев, — посоветовал Мак. Ведь туши-то придется разделать, а куски развешивать негде, разве что на ветках.
Их уже поджидали. Сидевшие в кузове на мешках махали шляпами, вскакивали, отвешивали поклоны. Альберт сбавил скорость и медленно повел машину через толпу в конец лагеря, там уже начинались яблони.
Лондон, а за ним и Сэм пытались протолкаться к машине. Люди вокруг заходились в радостном крике.
— Туши повесить! — скомандовал Мак. — Лондон, скажи поварам, пусть мясо потоньше нарезают — быстрее изжарится. А то ребята проголодались.
Глаза у Лондона блестели так же радостно, как и у всех вокруг.
— Господи, неужели поедим досыта! — приговаривал он. — Мы уж было вас и ждать перестали.
Сквозь толпу пробрались повара. Туши повесили на нижних ветках, освежевали, выпотрошили.
Мак крикнул:
— Лондон, надо чтобы все в дело пошло. Кости, головы и ноги пригодятся для супа.
На большой противень нарубили мяса, понесли к земляной жаровне, и вся толпа двинулась следом, освободив поварам место. Мак стоял на подножке грузовика и созерцал всеобщую суету. Джим все еще сидел в кабине, рычаг передач приходился ему меж ног.
Мак тревожно заглянул в кабину.
— Ты чего, Джим? Плохо себя чувствуешь?
— Да нет, все в порядке. Правда, плечо совсем затекло, не пошевелить.
— Тебя, небось, просквозило. Может, док чем подсобит. — Он помог Джиму выбраться, поддерживая под руку, повел к жаровне. Запах жарившегося мяса разносился по всему лагерю. С противня на угли капал жир, маленькие язычки-всполохи враз слизывали его. Толпа так тесно окружила жаровню, что поварам — а они переворачивали мясо длинными лучинами — приходилось проталкиваться к противню. Мак дошел с Джимом до палатки Лондона.
— Ты посиди здесь, а я за доком схожу. А приготовят мясо принесу.
В палатке было сумрачно. Брезентовые стены почти не пропускали света. Глаза у Джима постепенно привыкли к полумраку, и он увидел, что на матраце, накинув на плечи одеяло и закутав им младенца, сидит черноглазая Лиза и открыто, без любопытства, смотрит на него.
— Привет! Как дела?
— Хорошо.
— Можно к тебе на матрац присесть? Мне чуток нездоровится.
Она подобрала ноги и отодвинулась. Джим сел рядом.
— Чем это так вкусно пахнет? — спросила она.
— Мясом. У нас столько мяса, ешь — не хочу!
— Я мясо люблю! Одним бы мясом кормилась!
Вошел, откинув полог палатки, темноволосый худой сын Лондона. Остановился, уставясь на Лизу с Джимом.
— Он чувствует себя плохо, — поспешила объяснить Лиза. — Он ничего такого не делает. Его в плечо ранили.
— А-а, вон что, — протянул парень. — А я «ничего такого» и не подумал, — обратился он уже к Джиму. — Жене все время кажется, что я ее ревную, а этого и в помине нет. — И назидательно добавил: — Не веришь женщине, так смотри за ней, не смотри — все без толку. Гулящая гулящей и останется. А Лиза у меня — жена верная. С чего бы ей не доверять. Он помолчал. — Там мясо жарят, много мяса. А еще фасоль привезли. Но ее, наверное, потом будем есть.
— Я и фасоль люблю, — вздохнула Лиза.
— А ребятам не терпится, — продолжал ее муж. — Так и норовят недожаренный кусок ухватить. Ведь заболеют же.
Полог взлетел вверх, и в палатку вошел доктор Бертон. В руках он держал кастрюлю с кипятком.
— Прямо святое семейство, — улыбнулся он. — Мак сказал, ты, Джим, плечо застудил.
— Болит очень, — кивнул Джим.
Док взглянул на Лизу.
— А что, если ты малыша на минутку положишь и сделаешь нашему больному согревающий компресс.
— Я?
— Ты, ты. Мне некогда. Снимешь с него куртку, наложишь на плечо горячую тряпку. Старайся, чтоб вода в рану не попала.
— Да я, наверное, не смогу.
— Отчего же? Ведь он тебе помогал. Давай, снимай с него куртку, потом рубашку. А я попозже приду и наложу свежую повязку. — И он вышел.
Лиза несмело спросила:
— А ты сам-то хочешь, чтоб я…
— Конечно! Давай, все у тебя получится.
Она передала малыша Джо, помогла Джиму снять голубую куртку, стянула с него рубашку.
— А майку ты не носишь?
— Нет.
Она молча намочила тряпку, приложила к ноющему плечу. Мало-помалу боль отпустила. Лиза прижимала тряпку, разглаживала ее на плече, а муж не сводил с нее глаз. Вскорости вернулся доктор Бертон, а с ним и Мак он принес насаженный на щепку большой кус подгоревшего мяса.
— Ну, как, полегчало?
— Намного! Лиза все как надо сделала.
Молодая женщина отодвинулась и смущенно потупилась. Бертон наскоро перевязал плечо, и Мак протянул Джиму кусок мяса.
— Я его уже посолил. Док вот говорит, тебе б сегодня отдохнуть не мешало.
Бертон кивнул.
— Простудитесь — начнется лихорадка, — предупредил он. — Тогда вообще сляжете.
Джим набил рот жестким мясом и никак не мог прожевать.
— А ребятам нравится? — наконец спросил он.
— На седьмом небе! — ответил Мак. — Теперь им море по колено. Дай им волю, кого угодно под орех разделают. Я это предвидел.
— А пикеты сегодня выставлять будут?
Мак призадумался.
— Если и будут, то без тебя. Ты посидишь здесь в тепле. Джо передал малыша жене.
— Там много мяса, мистер?
— Полно!
— Схожу, принесу нам с Лизой.
— Валяй. Вот что, Джим, хватит канючить. Сегодня много дел не наделаешь. Уже за полдень. Лондон вышлет ребят на машинах, пусть разведают, сколько предателей-подменщиков все-таки вышло на работу. А уж завтра что-нибудь насчет них придумаем. Еды нам всем на два дня хватит. Погода вроде разгулялась: будет ясно и прохладно. Надоел уж дождь-то.
— А ты что-нибудь слышал о тех, кто сейчас работает? — спросил Джим.
— Так, кое-что. Ребята говорят, их привозят на грузовиках под охраной, но это лишь слухи, — в нашем лагере они кишмя кишат, поди проверь!
— Ребята сейчас успокоились, притихли.
— А как же иначе?! Животы набили, и ладно. Boт завтра нужно бы их на дело поднимать. Долго мы не продержимся, а вот покрепче ударить можем.
На дороге затарахтел мотор, смолк, за палаткой вдруг закричали, загалдели и вновь все стихло.
— Лондон здесь? — В палатку просунулась голове Сэма.
— Нет. А в чем дело?
— Там какой-то расфуфыренный господинчик прикатил, главного спрашивает.
— Зачем ему главный?
— Понятия не имею. Говорит, хочу потолковать с главой забастовщиков.
— Около жаровни Лондона найдешь. Скажи, чтоб сюда сначала зашел. Небось, на переговоры этот господин приехал.
— Хорошо. Так Лондону и передам.
Лондон не заставил себя ждать. Вслед за ним в палатку вошел коренастый мужчина располагающей внешности. Гладко выбритые румяные щеки, седые, почти белые волосы, в уголках глаз — добродушные морщинки. Всякий раз, когда он заговаривал, на губах появлял ась открытая приветливая улыбка.
— Вы начальник этого лагеря? — обратился он к Лондону.
— Ну, положим, — недоверчиво проронил Лондон. — Меня избрали главным.
Вошел угрюмый Сэм, сел позади Лондона, Мак присел на корточки, рукой чуть опираясь об пол. Незнакомец улыбнулся, зубы у него оказались белые, один к одному.
— Моя фамилия Боултер, — без церемоний представился он. — Я новый президент Ассоциации садовладельцев в этой долине.
— Ну и что? — хмыкнул Лондон. — Готовы мне теплое местечко предложить, если я ребят предам?
Лишь чуть опустились по бокам ухоженные розовые ладони Боултера, однако улыбался он как и прежде.
— Может, нам стоит начать разговор поспокойнее? — попросил он. Повторяю, я новый президент, а значит, и в наших отношениях будут перемены. Я не согласен с политикой нашего прежнего руководства.
Мак в это время глядел не на Боултера, а на Лондона.
Лицо у того немного прояснилось.
— Что ж, выкладывайте, с чем пришли.
Боултер посмотрел по сторонам, видимо, искал, куда бы присесть, но так и не нашел.
— Если мы будем рычать и огрызаться друг на друга, каши нам с вами не сварить. Это мое твердое убеждение. Я также считаю, всегда можно найти общий язык за столом переговоров и решить дело по-доброму.
— У нас нет стола, — ухмыльнулся Лондон.
