Пэлем Вудхауз - Том 13. Салли и другие
Тетю Далию я застал на означенном месте, она дымила сигаретой и продиралась по страницам очередной Агаты Кристи, но солнечного света я ей не принес, поскольку он у нее уже был. Меня потрясла перемена, произошедшая с ней с тех пор, как она понуро побрела к дяде Тому выяснять, наговорился ли он со Сподом про старинное серебро. Тогда, если помните, вид у нее был обреченный. Теперь же при взгляде на нее можно было заключить, что она изловила синюю птицу. Она повернула мне навстречу лицо, сияющее, как сидение брюк у автобусного водителя, и я бы не слишком удивился, заулюлюкай она победно на охотничий манер. У нее был вид тетки, нектаром вскормленной, вспоенной райским млеком,[52] и я даже подумал, что раз она так жизнерадостно настроена сейчас, до того как услышала добрую новость, как бы она просто не лопнула от радости, когда я ей ее сообщу.
Однако поведать тете Далии хотя бы малую толику моей тайны, с которой я к ней явился, я не смог, ибо, как нередко случается, когда я беседую с этой женщиной, у меня не было возможности вставить ни слова. Едва я переступил порог, как с губ ее, точно летучие мыши из сарая, полетели тучи слов.
— Берти! — загудела она. — Я как раз хотела тебя видеть. Берти, мое золотце, я сражалась, как лев, и одержала победу! Помнишь псалом «Мидийские полки крадутся к нам со всех сторон»? И дальше там: «Восстань, христианин, и всех их сокруши'* Именно это я и сделала. Сейчас я расскажу тебе, как все было. У тебя глаза на лоб полезут.
— Послушайте, — попробовал было ввернуть я, но дальше этого слова дело не пошло. Она смяла меня, как паровой каток.
— Если помнишь, когда мы расстались недавно в холле, я была подавлена, расстроена и растеряна, так как не могла добраться до Спода и шепнуть ему насчет «Сестриц Юлалии», и я побрела в коллекционную комнату, питая слабую надежду на то, что они там хотя бы на минуту умолкнут. Но оказалось, что Том все еще рассуждает, не переводя дыхания, и я уселась в углу на случай, если Спод рано или поздно все же вырвется на волю и я смогу обменяться с ним несколькими словами. Но Спод безропотно слушал, а Том знай себе разглагольствовал. Внезапно кости у меня размягчились, и вся эта коллекция поплыла перед глазами. Потому что Том безо всякого предупреждения заговорил о жемчугах. «Может быть, хотите сейчас их посмотреть? — говорит он Споду. А Спод ему: «Разумеется». — «Они в сейфе, который в холле», — говорит Том. «Идемте», — отзывается Спод. И они пошли.
Она замолчала на миг, чтобы набрать воздуху, это время от времени бывает нужно даже ей.
— Послушайте… — снова попробовал вклиниться я.
Но она, возобновив запас воздуха в легких, продолжила свой рассказ:
— Я думала, что не дойду даже до двери, тем более, по длинному коридору в холл, но все-таки ноги меня вынесли. Нетвердо ступая, иду за ними по пятам, и худо-бедно добрела. Хотя сама не понимаю, зачем. Наверное, у меня была смутная мысль, что мне надо присутствовать, когда Тому все откроется, и тут же, на месте, молить о прощении. Словом, пришла и стою, будто превратилась в соляной столп, точно Лотова жена.
Я вспомнил случай, о котором она говорила, мне досталась эта тема на экзамене у нас в закрытой школе, когда я получил приз за знание Священного Писания, но вы, наверное, не знаете, поэтому вкратце объясню. Этой миссис Лот, не помню уж, из-за чего, во время прогулки было не велено оборачиваться, а не то ее превратят в соляной столп, ну, и она, конечно, сразу же обернулась, и по чистому совпадению вышло как раз так, что она и вправду превратилась в соляной столп. Понимаете, какое безобразие творится? Просто не знаешь, на каком ты свете.
— Я жду, а время идет. Том вынул футляр, передает Споду, тот говорит: «Ах, вот они где!» или еще какую-то глупость в таком роде, и в этот миг, когда топор в руке Провидения уже почти опустился, появляется Сеппингс, очевидно, засланный моим ангелом-хранителем, и сообщает, что Тома зовут к телефону. «Э? Что? Что?» — переспрашивает Том, как всегда, когда его зовут к телефону, и уходит, и Сеппингс за ним. Ф-ф-фуу! — перевела она дух.
— Послушайте… — опять выступаю я.
— Можешь себе представить, что я чувствовала. Такой потрясающий подарок судьбы все перевернул с головы на ноги. На протяжении нескольких часов я ломала голову над тем, как бы мне остаться со Сподом наедине, и вот теперь он в моем распоряжении. Само собой, я даром времени терять не стала.
«Подумать только, лорд Сидкап, — говорю эдак слащаво, — у нас до сих пор не было ни минуты, чтобы поговорить о наших общих знакомых и о счастливом времени, проведенном вместе в Тотли-Тауэрс. Как поживает милейший сэр Уоткин Бассет?» — прямо воркую.
— Но послушайте…
Она остановила меня повелительным жестом.
— Да не перебивай ты, черт тебя дери! В жизни не встречала человека, который бы так не давал никому слова сказать, — все сам да сам. Неужели ты не можешь послушать, когда тебе рассказывают наиболее, может быть, удивительный случай, который произошел в этих краях за многие годы? Да, так на чем я остановилась? Ага, я спросила, как поживает милейший сэр Уоткин Бассет? Он ответил, что сэр Уоткин поживает на большой с присыпкой. «А милая Мадлен?» Он в ответ — мол, ничего себе, девушка в полном порядке. Тут я набрала побольше воздуха и выдала ему:
«А как идут дела в вашем ателье дамского нижнего белья? «Сестры Юлалии» оно как будто называется? Надеюсь, по-прежнему сыплет вам купюры лопатой?»
И услышала такое, что не знаю, как устояла на ногах. Он весело рассмеялся и ответил:
«„Сестры Юлалии"? О, я с ними уже давно не имею ничего общего. Ликвидировал свои акции. Теперь это компания».
Весь мой план рухнул. Я стою, только глазами моргаю. А он говорит:
«Надо все-таки взглянуть на ваше ожерелье. Мистер Трэверс говорит, что очень хотел бы услышать о нем мое мнение».
Нажал пальцем на замочек футляра, крышка отскакивает, я уже предаю Господу душу и говорю себе: все, это конец, — как вдруг нога моя запнулась обо что-то твердое, наклоняюсь, а на полу лежит… ты и представить себе не можешь… лежит свинчатка!
Тетя опять поспешно приняла на борт груз воздуха и пустилась рассказывать дальше:
— Да-да, представь себе! Ты навряд ли знаешь, что такое свинчатка, так я тебе сейчас объясню. Это такое небольшое гуттаперчевое орудие, которым широко пользуются уголовные элементы, чтобы колотить им своих родных и близких. Отвернется теща, а они тут же с размаху шмяк ее по черепаховому гребню. В криминальных кругах оно в большой моде, и именно этот предмет, как я уже сказала, лежал у моих ног.
— Послушайте…
Но меня снова властным жестом лишили слова.
— Сначала-то я ни о чем таком не подумала. Просто подняла его машинально, как хорошая хозяйка, которая не любит, чтобы в доме на полу валялись вещи. Мне и в голову не пришло, что это мой ангел-хранитель направляет мои шаги и указывает мне выход из бед и треволнений. Но потом меня вдруг осенило, будто молния вспыхнула. Я разгадала намек моего доброго старого ангела-хранителя. Не сразу, но он все-таки достучался до моей тупой башки. Вот спиной ко мне стоит Спод и вытаскивает из футляра ожерелье…
Я захрипел.
— Но вы его не шмякнули?..
— Конечно, я его шмякнула. А что бы, по-твоему, я должна была сделать? Как бы на моем месте поступил Наполеон? Я сдержанно размахнулась и смачно влепила ему прямо по макушке. Ну, и где-то наземь он упал.[53]
Еще бы. Точно то же произошло когда-то с полицейским Доббсом в Деверил-Холле.
— Сейчас он лежит в постели и думает, что с ним случился припадок головокружения и он ударился головой об поп. Можешь о нем не беспокоиться. Отоспится за ночь, да еще щадящая диэта, и утром встанет в полном порядке. А ожерелье я взяла, взяла его, проклятое, и чувствую себя теперь так, словно могла бы, кажется, поднять за шиворот и стукнуть лбами пару тигров.
Я вытаращился на нее. У меня тоже голова пошла кругом. Сквозь дымку, застлавшую глаза, мне виделось, будто она слегка покачивается, как женщина на ветру.
— Вы говорите, ожерелье у вас? — растерянно переспросил я.
— Разумеется.
— Что же тогда такое вот это, у меня?
Я предъявил ей свой образец.
Некоторое время она явно не могла взять в толк, что происходит, — посмотрела на мое ожерелье, перевела взгляд на меня, потом опять на ожерелье. Только когда я ей объяснил, как было дело, до нее, наконец, дошло.
— Ну да, конечно, — кивнула она с облегчением, — теперь мне понятно. Мне понадобилось сначала звать во все горло Тома, рассказывать ему, что у Спода случился обморок, слушать, как Том стенает: «О Господи! Теперь придется оставлять этого субъекта ночевать!» — и успокаивать его, и помогать Сеппингсу перенести останки в постель, и так далее, и тому подобное, и я совершенно упустила из виду, что следует запереть дверцу сейфа. Том, конечно, тоже об этом не позаботился. Он занят был тем, что рвал на себе волосы и твердил, что последний раз в жизни, черт побери, пригласил в гости клубного знакомого, ведь всем известно, что клубные знакомые, очутившись в чужом доме, прежде всего падают в обморок и пользуются этим предлогом, чтобы застрять и прогостить добрых несколько недель. А тем временем пришел ты, и…
