Редьярд Киплинг - Сталки и компания
– Привет, Стеттсон, – сказал Сталки, разглядывая его. – А к тебе уже можно подходить?
– Да, все в порядке. Меня раньше не выпускали, но на матч я должен был прийти. А что у тебя губы распухли?
– Это Турок наступил на меня – надеюсь, случайно. Я рад, что тебе лучше, потому что мы у тебя в долгу. Ты со своим горлом устроил нам довольно приятную суматоху, юноша.
– Я слышал об этом, – сказал мальчишка, хихикая. – Мне сказал ректор.
– Он сказал тебе? Когда?
– Слушай, пошли в колледж. Если мы будем болтать здесь, то у меня ноги совсем окоченеют.
– Замолчи, Турок. Я хочу знать об этом. Ну?
– Он оставался у нас в доме все это время, пока я болел.
– Зачем? И из-за этого не приходил в колледж? Мы думали, он в городе.
– Знаешь, я ничего не соображал, а мне сказали, что я все время звал его.
– Ничего себе! Ты даже не ночуешь в школе.
– Он все равно приехал и практически спас мне жизнь. Как-то ночью мне заложило все горло... доктор сказал, что я чуть не помер... мне в горло вставили какую-то трубку или что-то в этом роде, а ректор высасывал всю эту дрянь.
– Ох! Я бы ни за что не смог!
– Он сам мог заразиться дифтеритом. Поэтому он остался в нашем доме и не вернулся в школу. Доктор сказал, что еще двадцать минут, и я бы помер.
Тут извозчик махнул хлыстом и чуть не переехал всех троих.
– Черт! – воскликнул Жук. – Почти что геройский поступок.
– Почти что! – Мактурк пихнул его в спину коленом, и он упал на Сталки, который отпихнул его: – Повесить тебя мало!
– А ректору надо дать медаль за отвагу, – сказал Сталки. – Он мог бы сейчас быть мертвым и лежать в гробу. Но он не умер. Он жив. Хо, хо! И сквозь изгородь пролетел только так, старый дрозд! Дополнительное наказание, пятьсот строк, неделя без выхода... и тишина!
– Я уже читал что-то похожее в одной книге, – сказал Жук. – Ну и ну, вот это человек! Подумать только!
– Еще бы, – сказал Мактурк и издал дикий ирландский вопль, на который обернулась вся команда.
– Закрой свой жирный рот, – сказал Сталки, пританцовывая от нетерпения. – Оставьте это все дяде Сталки, и ректор будет в наших руках. Если ты, Жук, скажешь хоть слово без моего разрешения, клянусь, я тебя убью! Habeo capitem crinibus minimi.[106] Я держу его за шкирку! Теперь делаем вид, будто ничего не случилось.
Притворяться особенно не пришлось. Школа была слишком занята обсуждением ничейного матча. Ученики болтались в туалетах в грязных ботинках, пока команда мылась. Они радостно приветствовали Крэнделла-младшего, как только он попадал в их поле зрения, но апогея их радость достигла после молитвы: выпускники демонстративно подкручивая усы, одетые в смокинги, стояли не с преподавателями, а вдоль стены прямо перед старостами, и ректор называл их фамилии, как и раньше, вперемежку со старшими, средними и младшими классами.
– Да, все замечательно, – сказал ректор гостям после ужина, – но мальчишки несколько отбились от рук. Боюсь, потом будут неприятности и обиды. Лучше ложись спать пораньше, Крэнделл. Они-то готовы не спать всю ночь. Не знаю, каких головокружительных высот ты еще можешь достигнуть в своей профессии, но я точно знаю, что такого абсолютного обожания, как сейчас, у тебя не будет никогда.
– Бог с ним, с обожанием. Хочу докурить свою сигару, сэр.
– Это чистое золото. Иди туда, где ждет тебя слава, Крэнделл... младший.
Сценой для этого апофеоза служила спальня на десять коек в мансарде, которая через открытые проемы без дверей соединялась с тремя другими спальнями. Газовые рожки мигали над грубыми деревянными стойками для рукомойников. Все время слышался свист сквозняка, а за незанавешенными окнами морские волны бились о берег Пебблриджа.
– По-моему, те же старые кровати... те же старые матрасы, – сказал Крэнделл, зевая. – Все то же самое. Да, но только я искалечен! Я не знал, ребята, что вы можете так играть, – он потер свою ушибленную лодыжку. – Эту игру мы надолго запомним.
Потребовалось несколько минут, чтобы они успокоились, и почему-то (они не поняли почему) Крэнделл отвернулся и помолился, – он не делал этого уже несколько лет.
– Простите, я забыл выключить газ.
– Пожалуйста, не беспокойся, – сказал староста спальни, – у нас это делает Уэрдингтон.
Двенадцатилетний мальчишка в пижаме, которому не терпелось показать себя, соскочил с кровати к газовому рожку над стойкой и вернулся обратно.
– А что вы делаете, если он спит? – хихикая, спросил Крэнделл.
– Суем ему за шиворот холодную железку.
– Когда я был в младших классах, для этого использовали мокрую губку... Эй! Что происходит?
Темнота заполнилась шепотом, звуками перетаскиваемых ковриков, шлепаньем босых ног, протестами, смешками и угрозами:
– Тихо ты, идиот!.. Пуркуа бы тебе не сесть на пол!.. Черта с два ты сядешь на мою кровать!.. Осторожней, стаканчик.
– Стал... Коркран сказал, – начал староста, и тон его выражал все возмущение наглостью Сталки, – что, может быть, ты расскажешь нам об этой истории с телом Дункана.
– Да... да... да... – с энтузиазмом зашептали все. – Расскажи нам.
– Да нечего рассказывать. А зачем вы, ребята, скачете тут по холоду?
– Да не обращай на нас внимания, – раздались голоса. – Расскажи нам про Кабана.
Крэнделл подоткнул подушку и заговорил с мальчишками, которых он не видел.
– Три месяца назад он командовал охраной казны... повозкой, полной рупий для выплаты солдатам... пять тысяч рупий серебром. Он направлялся в место под названием форт Пирсон, около Калабаха.
– Я там родился, – пискнул кто-то из малышей. – Его назвали так в честь моего дяди.
– Да заткнись ты со своим дядей! Не обращай на него внимания, Крэнделл.
– Да ничего. Афридии[107] узнали о передвижении казны и устроили засаду в паре миль от форта. Дункана ранили, а сопровождающие смылись. Там было не больше двадцати сипаев и несчетное количество афридиев. Получилось так, что я стоял на посту в форте Пирсон. Я услышал стрельбу и собрался посмотреть, что там происходит, а тут появились люди Дункана. В общем, мы вернулись назад. Они мне говорили что-то про офицера, но я ничего не мог понять, пока не увидел парня под колесами повозки на открытой поляне, который, опираясь на руку, отстреливался из револьвера. Понимаете, проводники бросили повозку, а афридии... они ужасно подозрительные... подумали, что такое бегство – это ловушка... западня, понимаете, а повозка – приманка. Поэтому они оставили бедного Дункана одного. Потом они поняли, сколько нас, и началось соревнование: кто первый доберется до Дункана. Мы бежали и они бежали, и мы победили, и после небольшой потасовки они отступили. Я понятия не имел, что это кто-то из наших, пока не оказался рядом с ним. В армии много Дунканов, и конечно его имя мне ни о чем не говорило. Он совсем не изменился. Его ранили в легкие, беднягу, и он очень хотел пить. Я дал ему пить и присел рядом с ним. И забавно, он вдруг сказал «Привет, Ириска», а я сказал «Привет, Кабан. Надеюсь, тебе не больно» – или что-то в этом роде. Но через минуту или две он умер... так и не подняв голову с моих колен... Послушайте, парни, вы там заморозите себя до смерти. Лучше идите спать.
– Хорошо. Сейчас. А твои шрамы... шрамы. Как тебя ранило?
– Это было, когда мы везли тело обратно в форт. Они снова напали, и была приличная стычка.
– Ты кого-нибудь убил?
– Да. Неудивительно. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи. Спасибо, Крэнделл. Огромное спасибо, Крэнделл. Спокойной ночи.
Невидимая толпа рассеялась. Ученики в спальне с шорохом улеглись по кроватям и какое-то время лежали тихо.
– Послушай, Крэнделл, – голос Сталки звучал с совершенно необычной почтительностью.
– Да, что?
– Предположим, один человек обнаружил другого человека, который умирает от дифтерита... Все горло заложено... Ему вставляют трубку в горло, и этот человек отсасывает эту гадость, что ты об этом думаешь?
– Гм, – ответил Крэнделл, размышляя. – Я слышал одну такую историю, и это был доктор. Он сделал это для женщины.
– Нет, это была не женщина. Это был просто мальчик.
– Тем более. Это самое отважное, что может сделать мужчина. А что такое?
– Да я просто слышал, что один человек это сделал. Вот и все.
– Значит, он смелый человек.
– А ты бы испугался?
– М-м... наверное. Кто угодно испугается. Представить спокойно, что умрешь от дифтерита...
– Так вот... а-а! Эй! Послушай! – Предложение осталось неоконченным, потому что Сталки спрыгнул с кровати и вместе с Мактурком уселся на голову Жука, который чуть все не выболтал.
Следующий день, который был последним днем семестра и был посвящен нескольким совершенно незначительным контрольным, начался с возмущения и раздоров. Мистер Кинг обнаружил, что практически все ученики его корпуса открыли двери между спальнями и отправились в корпус Праута слушать историю Крэнделла. Кинг пришел к ректору крикливый, обиженный, жалкий; он никогда не одобрял того, что так называемые светские молодые люди портят нравственность подростков. Хорошо, сказал ректор, он обратит на это внимание.
