Редьярд Киплинг - Сталки и компания
– Я вам говорил, – простонал Жук, покрытый каплями липкого пота. – Сталки, ты идиот!
– Жё блюю, тю блюю, иль блюю, ну блюйон! – Мактурк внес свой вклад в общее дело и улегся обессиленный на холодное железо.
– Что-то с этой штукой не то. Послушай, Жук, может, ты на нее чернил накапал?
Но Жук был не в состоянии отвечать. Обессиленные и опустошенные, они разлеглись на бороне, их пальто покрывали мелкие квадратики ржавчины; забытый окурок сигары дымился прямо перед их замерзшими носами. Затем (они ничего не слышали) перед ними возник ректор, который должен был находиться в городе и подкупать экзаменаторов... На нем была очень странная одежда: старая твидовая пара и шапка-шлем!
– Так, – сказал он, поглаживая усы. – Очень хорошо. Мог бы и сразу догадаться, кто это. Возвращайтесь в школу, передайте от меня привет мистеру Кингу и сообщите ему, что вам назначена специальная дополнительная порка. Потом напишите по пятьсот строк. Я буду завтра. Пятьсот строк завтра к пяти часам. Неделю без выхода за ворота. Сейчас не совсем подходящее время для нарушения границы. Будьте добры, специальная дополнительная порка.
Он исчез за изгородью так же неожиданно, как и появился. С далекой тропинки доносились женские голоса.
– Вот Прусак негодяй! – сказал Мактурк, когда голоса затихли вдали. – Сталки, это все твоя дурацкая затея.
– Убей его! Убей его! – тяжело дыша, воскликнул Жук.
– Не могу. Мне опять плохо... Мне все равно, но Кинг будет торжествовать. Специальная дополнительная порка. Ох-х!
Сталки промолчал: не издал ни единого звука. Они пошли в колледж и получили все то, за чем их посылали. Кинг был страшно рад, потому что в силу их возраста Кинг уже не мог распускать руки, за исключением специального приказа. К счастью, он не был большим экспертом в этом нежном искусстве.
– «Разве не чудно, что желание на столько лет переживает силу?»[100], – непочтительно сказал Жук, цитируя слова из пьесы Шекспира, которую они проходили в этом семестре. Вернувшись в комнату, они уселись писать строчки.
– Ты совершенно прав, Жук, – заговорил Сталки шелковым, примирительным тоном. – Если бы ректор отправил нас к старостам, то мы бы запомнили это надолго!
– Знаешь, – начал Мактурк с холодной яростью, – мы не собираемся ссориться с тобой из-за того, что произошло, потому что для ссоры уже слишком поздно, но мы хотим, чтобы ты понял, Сталки, что ты нам совершенно не указ, Сталки. Ты круглый идиот.
– Откуда мне было знать, что ректор поймает нас? А почему он был так странно одет?
– Не пытайся сменить тему, – жестко рявкнул Жук.
– Хорошо, это Стеттсон во всем виноват. Если бы он не пошел туда и не подцепил бы дифтерит, ничего бы этого не случилось. Но тебе не кажется, что это довольно странно... что ректор выловил нас таким образом?
– Заткнись! Ты умер для нас! – сказал Жук. – Ты лишен рыцарского звания. Твой щит валяется в грязи... и я думаю, что в этом месяце тебе не полагается пива.
– Прекратите меня пилить. Я хочу...
– Прекратить! Так-так, нам запрещено выходить за территорию в течение недели, – Мактурк почти орал от переполнявшего его возмущения сложившейся ситуацией. – Нас выпорол Кинг, мы получили по пятьсот строк и запрет на выход. Ты что, гад, ждешь, что мы тебя расцелуем?
– Перестань орать хоть на минуту. Я хочу узнать, почему ректор появился там.
– Валяй. Ты уже узнал, что он жив и здоров. Узнал, что он любовник матери Стеттсона. Это она была там, на тропинке – я слышал ее голос. И нам назначили порку, перед тем как с ней поразвлечься. Костлявая старая вдова, – сказал Мактурк. – Что ты еще хочешь узнать?
– Мне все равно. Клянусь, что я однажды посчитаюсь с ним, – прорычал Сталки.
– Ну, конечно, – произнес Мактурк. – Дополнительная порка, неделя без выхода и пятьсот... теперь ты хочешь еще что-то доказать! Жук, помоги мне свернуть ему шею! – Сталки швырнул в них томом Вергилия.
Ректор вернулся на следующий день; его ждали написанные строки и школа, несколько распустившаяся под вице-королевством мистера Кинга. Мистер Кинг все это время сотрясал воздух над головами учеников, возвышенно и путано распространяясь о духе частной школы и старых традициях – он, как и всегда, пользовался любым удобным моментом, чтобы покричать об этом. Помимо того, что двести пятьдесят юных сердец воспылали ненавистью ко всем учебным заведениям, он мало чего достиг... Настолько мало, что когда спустя два дня после прибытия ректора он случайно наткнулся на Сталки и компанию (им было запрещено выходить, но они, всегда придумывали что-нибудь новенькое) играющими в «шарики», он сказал, что совершенно не удивлен... ничуть не удивлен. Именно этого он и ожидал от подобных персон с их так называемой «моралью».
– Но ведь нет правил, запрещающих играть в «шарики», сэр. Это очень интересная игра, – сказал Жук, колени которого были измазаны мелом и пылью. В результате он получил двести строк за дерзость, а также приказ пойти к ближайшему старосте за взысканием и наказанием.
А вот что произошло за закрытыми дверями комнаты Флинта (Флинт был ответственным за спортивные игры).
– Послушай, Флинт. Меня послал к тебе Кинг за то, что мы играли в «шарики» в коридоре и кричали «бросай» и «твой ход».
– Ну и что мне теперь с этим делать? – был ответ.
– Не знаю. Ну? – Жук злобно усмехнулся. – А что мне ему сказать? Что-то он совсем из-за этого рассвирепел.
– Если ректор решит вывесить в коридоре объявление, запрещающее игру в «шарики», я могу что-то делать, но я не могу действовать на основании указаний преподавателя. Он так же как и я прекрасно это знает.
Смысл этой декларации Жук, никак не сглаживая, передал Кингу, который тут же вызвал к себе Флинта.
Флинт к тому времени проучился в колледже семь с половиной лет, считая полгода занятий с репетитором в Лондоне, откуда он, тоскуя по дому, вернулся к ректору для окончательной подготовки к армии. Еще четыре или пять старшеклассников прошли примерно через ту же мясорубку, не говоря уже о мальчишках, которые не попали в другие школы на основании отсутствия мест, но которых ректор неплохо подготовил. И его, как убедился в этом Кинг, трудно было взять голыми руками по сравнению с шестым классом.
– Я правильно вас понял, Флинт, что вы намерены разрешить всякие уличные игры прямо под дверью своей комнаты? В этом случае могу только сказать, что... – он еще долго говорил, а Флинт вежливо слушал.
– Хорошо, сэр, если ректор считает нужным провести собрание старост, мы готовы обсудить этот вопрос. Но по правилам школы старосты не могут без прямого указания ректора участвовать в делах, касающихся всей школы.
Много было сказано после этого, и обе стороны стали терять терпение.
После чая Флинт устроил в своей комнате неофициальное собрание старост и доложил о случившемся.
– Он носится с этим уже целую неделю, а теперь получил. Вы все прекрасно понимаете, что если бы он не мурыжил нас, то этот пройдоха Жук даже и не думал бы про «шарики».
– Это понятно, – сказал Пероун, – но не в этом дело. Судя по тому, что говорит Флинт, Кинг по-всякому обзывал старост, что вполне достаточно для первоклассного скандала. Отходы репетиторства, невоспитанные жлобы, да? И теперь старосты не могут...
– Ерунда, – ответил Флинт. – Кинг лучший из преподавателей античности, и не нужно вовлекать ректора в наш спор. Он и так по горло занят дополнительными занятиями и армейскими делами. Кроме того, я сказал Кингу, что мы не совсем частная школа. Мы компания с ограниченной ответственностью с четырехпроцентной долей[101]. И мой отец тоже является акционером.
– А это тут при чем? – спросил Веннер, рыжеволосый девятнадцатилетний парень.
– Мне кажется, мы должны заниматься своими делами. Нам нужно идти в армию или... по крайне мере закончить колледж, так? Совет нанял Кинга учить нас. Все остальное фигня. Неужели это не понятно?
Так оно или нет, но, кажется, он почувствовал наступление грозы, когда ректор пришел с послеобеденной сигарой в комнату Флинта; но он так часто начинал вечер в комнате старосты, что никто ничего не заподозрил, когда он задумчиво вплыл в комнату, постучав предварительно в дверь, как того требовал этикет.
– Собрание старост? – удивленное движение бровей.
– Не совсем, сэр, мы просто разговариваем. Возьмите кресло.
– Спасибо. Шикарно живете, детки. – Он опустился в огромное кресло-кровать Флинта и какое-то время в молчании попыхивал сигарой. – Ну, поскольку вы все здесь, то могу признаться, что я тот самый немой со шнурком[102].
Лица тут же стали серьезными. Эта фраза означала, что некоторые из них будут сняты с игр для дополнительного обучения. Это могло также означать успешное поступление в Сэндхерст, но на данный момент это означало гибель лучшей команды.
– Да, я пришел за своим фунтом мяса[103]. Мне надо было забрать вас еще до матча с Эксетером, но побить Эксетер – это наша священная обязанность.
