Стефан Дичев - Путь к Софии
Она пробежала по галерее, вышла во двор и, надев пальто и повязавшись шалью, прошмыгнула к воротам. Как только они очутилась вне дома, словно огромный груз свалился с ее груди. «Кончено! Кончено! Начинаю другую жизнь, новую жизнь… Андреа», — лихорадочно думала она, торопливо шагая к месту, где обычно стояли извозчики, то и дело оборачивалась. Не обнаружил ли Филипп ее бегства? Не кинулся ли вслед за нею?
Единственный фаэтон был уже занят, но, на ее счастье, вблизи стояли крытые двуколки. Она взобралась на первую же из них.
— Куда? — спросил возница, симпатичный старик с замедленными, левыми движениями.
— Поезжайте... — (нет, нельзя говорить!) — Поезжайте к церкви, потом я вам скажу, куда дальше.
Она снова обернулась, чтобы посмотреть, не появился ли брат. Брата не было видно, но из кофейни Данчо выскочили двое мужчин и кинулись к фаэтону. Она бы не обратила на них внимания, если бы один из них не указал кучеру на нее — и было ли это случайностью или нет, она не знала, но, обернувшись через минуту назад, она снова увидела этот же самый фаэтон. Он ехал за ними. Они поняла, что сидевшие в нем мужчины следят за нею. Кто они, эти люди? Почему они неотступно следуют за нею?.. Она сказала вознице, чтобы он свернул налево и ехал по улочке мимо дома Филаретовой. Фаэтон немного отстал, но продолжал ехать за ними. Сомнений больше не было. Это были люди Филиппа. Он поставил их там, чтобы они следили за нею, чтобы узнать, где скрывается Андреа... «Нет, я фантазирую! Ведь меня ни на шаг из дому не выпускают, что за глупости я говорю? Получается, меня ждут, когда я сижу безвыходно дома... И только если я случайно ускользну… Нет, все это глупости! Снова романтика...» Это ее успокоило. На всякий случай она сказала вознице, чтобы он ехал к Скотному рынку.
Фаэтон продолжал следовать за ними.
Неда вздрогнула... Почему он пошел к Маргарет? Почему с самого утра он был какой-то странный... Избегал ее?
— Сверните к большой церкви!
Фаэтон тоже повернул. «Да, за нею следят. Знают, что она встречалась с Андреа и, что было еще невероятнее, знают, что она поедет к нему... Знают ее мысли... Награда! — блеснуло в ее мозгу. Возможно ли это, что брат ее за какую-то награду... Нет, нет! Это месть!.. Но она не позволит ему сделать этого, плохо он ее знает! Нет, она не выдаст...»
— Поезжай к Куру-чешме! — приказала она вознице.
Старик обернулся к ней и, прищурив глаза, спросил:
— Значит, снова туда, откуда поехали?
Она мрачно кивнула.
— Стой! — крикнула она, как только они проехали кофейню, сунула в руку вознице деньги, поплотнее закуталась в шаль и выскочила из двуколки.
Но она еще не успела направиться к дому, как из подъехавшего фаэтона выскочили те двое.
— От нас не убежишь! — крикнул, хватая ее, длинноносый.
Она вырвалась. Закричала. Но тут второй загородил ей дорогу, толкнул ее и рявкнул что-то по-турецки.
— Оставьте меня!.. Помогите! Помогите!.. — кричала Неда, пытаясь вырваться из их рук, но те, крепко вцепившись, тащили ее к фаэтону.
— Догадалась, да, ты догадалась? Теперь скажешь, где твой русский агент? — заорал, озверев, длинноносый.
Какая-то женщина кинулась ей на помощь. Из кофейни выбежали мужчины. Все кричали:
— Что происходит... Что случилось...
Кто-то узнал ее.
— Да ведь это дочка бай Радоя...
— Оставьте ее! Отпустите ее, эй вы!
— Ах, мать ваша гяурская! — выругался длинноносый турок и вытащил из-под пальто пистолет. — Кто хочет попробовать?.. Кто из вас...
Болгары сразу же попятились.
— Э-э, да это люди Джани-бея, вот оно что! Я этого знаю... — сказал кто-то.
— Что ты, эфенди! — стал уговаривать турка другой. — Эта девушка не кто-нибудь. Она невеста французского консула. Ведь ты знаешь?
— Ты много не разговаривай, а то и тебя прихватим! А ну убирайтесь! — крикнул длинноносый еще более устрашающе.
И хотя мужчины не двинулись с места, он повернулся к ним спиной и помог второму агенту втащить Неду в фаэтон. Они крепко сжали ей кисти рук, и при гробовом молчании испуганной толпы фаэтон тронулся и покатил вниз к Черной мечети.
***Взбешенный Сен-Клер глядел то на длинноносого, то на второго полицейского агента.
— Дураки! Сплошная бездарь... — крикнул он. — Когда сожгут еще десять складов, я по крайней мере буду знать, что за это надо повесить вас... Убирайтесь!
Перепуганные, они выскочили оба из комнаты, а он повернулся к Джани-бею.
— Послушайте, бей. Во всем виноваты ваши люди. Я категорически приказал не арестовывать ее.
— А что было делать, если она догадалась?
— Представляю, как умело они все это проделали, если эта неопытная, ничего не подозревавшая девушка...
— Э, что было — то было! А теперь что делать, отпустить ее?
— Я говорю об исполнении моего приказа. Может, вы его не так передали? — пронизывая его своим ледяным взглядом, спросил Сен-Клер.
Джани-бей не ответил.
— Где она? — немного подумав, спросил Сен-Клер.
— В малой камере тюремной комендатуры.
— Пусть остается там. Приготовьте ей постель.
— Что?
— Дайте ей одеяло. Таз, кувшин с водой. И вообще никаких наручников.
— Майор, это уж слишком!
— Послушайте, бей. В данном случае распоряжаюсь я. Вы можете только провалить дело... Да, да... И не смотрите на меня так. Прошу вас выслушать меня внимательно. Предупредите своих людей. Если с нею что-нибудь случится, я доведу до сведения маршала Османа Нури, что вы мне мешаете выполнять мои функции.
— Тогда зачем нам ее тут держать?
— Это уж предоставьте решать мне. Она заговорит. Хотя, возможно, придется прибегнуть к помощи доктора Грина...
— А! Фокусы!
— Это вовсе не фокусы, бей, — вызывающе заметил Сен-Клер, хотя ему напомнили о его поражении с Дяко.
Но тут отворилась дверь, вошел один из младших полицейских офицеров, и он умолк.
— Что, Идрис?
— Бей-эфенди... Господин майор, — обратился он и к англичанину. — Пришли чорбаджия Радой Задгорский и его сын...
— Ну и что?
— Ждут... Просят принять, бей...
Джани-бей хмуро взглянул на Сен-Клера.
— Я ухожу, — сказал тот. — Если есть время, примите их.
— С чего это я стану их принимать! Я их просто арестую!
— Что касается молодого Задгорского, вы знаете... Он может быть нам полезен еще и в другом. Надо быть дальновидными... беречь своих людей, бей-эфенди. В такое время верность — качество редкое!
— А что же делать с ними? Ведь они будут спрашивать?
Сен-Клер иронически поглядел на него.
— А это вы уж решайте сами, — сказал он. — Ваши люди арестовали их дочь. Она должна здесь остаться... Но это не относится к ее близким, особенно к брату... Я высказал вам свои соображения. А что касается нашей узницы, то прошу вас придерживаться моих распоряжений.
Джани-бей кивнул с оскорбленным видом, подождал, пока Сен-Клер выйдет, взял с полки приготовленный чубук и сердито задымил. Все эти дела были слишком сложными, запутанными для его прямолинейного ума. И этот англичанин, которого он терпеть не мог, еще больше их запутал. Вот сейчас что делать ему с этими двумя гяурами? Принимать их или не принимать? Молодой — верный человек. А старик? Старик... Он не мог определить, что представляет собой старик, потому что мало знал его. Знал только, что он человек с деньгами, ведет крупную торговлю, представляет в городе иностранные фирмы и вообще водится с иностранцами.
— Введи их, — сказал он Идрису, который терпеливо и безучастно ждал. Но тут вспомнил о сбивших его с толку словах Сен-Клера, что младший Задгорский человек полезный, и со злостью отменил свое распоряжение: — Приведи только отца!
О чем мне говорить с ним? Ну да ладно, по крайней мере смогу его прогнать, ежели язык распускать станет.
Идрис вышел, чтобы привести просителя, а бей, дожидаясь его, устроился на миндере. «А ведь верно, если бы не сын этого чорбаджии, мы, пожалуй, не смогли бы узнать, что доктор Будинов шпион... Аллах! Странный человек. Такой врач — и шпион! Если бы тогда он не приехал, Эсма погибла бы! Какие только чудеса не бывают на свете! Вот от него никак не ждал! Эх, если его поймают, виселицы ему не миновать. Гяуры все одинаковы, — рассуждал Джани-бей, глядя на дымок своего чубука, и вдруг подумал, что давно уже не навещал своей любимой сестры. — Этот баран, ее муж, что-то пересаливает с американкой! А не решил ли он взять ее себе в гарем? Только этого не хватало! Разве мало хлебнула горя Эсма с Кериман, сколько же придется ей пережить, ежели появится еще и третья! Да такая, что всех забьет! — возмущался Джани-бей, хотя у самого в гареме было четыре жены. — Нет, я прижму Амира. Одно дело — просто так, но про гарем и речи быть не может...»
Звук отворяемой двери прервал его размышления.
Вошел Радой. Он был бледен, его ястребиные глаза лихорадочно блестели. Но выражение лица оставалось строгим, полным достоинства. Только рука его слегка дрожала, когда он, приблизившись, нарочно по европейскому обычаю протянул ее Джани-бею. Бей не стал с ним здороваться за руку. Радой сделал вид, что не заметил этого. Он поклонился почтительно, но сдержанно.
