Стефан Дичев - Путь к Софии
Ксения и Климент шутливо подтвердили, что они возмущены и что это действительно не по-приятельски с его стороны скрывать тайну, которая к тому же касается их всех. Нина продолжала молчать в своем уголке, возможно, она спала.
Доктор Григоревич был польщен, но не поддавался.
— Впрочем, об авангарде скажу вам, потому что нас соблаговолили прикомандировать к нему. Сегодня в три часа мы, то есть авангард, должны быть на гребне горы!
— И будем! — вырвалось у Климента.
— Погоди, не прерывай его, Климентий! Это и в самом деле становится интересным, дружище. А в Чуреке когда будем?
— В восемь часов вечера.
— Если б не было такой стужи, да к тому же еще этого тумана, — заметила Ксения.
— Мои пациенты из штаба говорили, что начальство приняло предохранительные меры, — сообщил Бакулин. — А в общем, говорят, в Балканах тепло... Люди и в мундирах не мерзнут… А некоторые даже раздеваются до фуфаек!..
— По расписанию, которое я имел возможность прочитать, — пустился в объяснения Григоревич, — нам надо бы через час быть в так называемом Драгунском лагере. Там мы должны разгрузиться. Распределить поклажу между солдатами приданной нам роты и точно в одиннадцать часов начать подъем, двигаясь непосредственно за Кавказской казачьей бригадой.
— Ага, — сообразил Бакулин, — Но, в сущности... Ну да! В сущности... — он рассмеялся.
— Почему ты смеешься? — удивился Григоревич.
Ксения и Климент тоже поинтересовались причиной его смеха, а Нина открыла глаза и холодно поглядела на него.
— Да потому, что ты, братец, просто-напросто прочитал приказ, который получил Папаша...
Так, за шутками и разговорами, они не замечали, как течет время. Постепенно туман стал редеть. И уже не отдельные лица, а целые отделения и взводы мелькали, проходили перед глазами Климента. Некоторые опережали их линейку, а других обгоняли они. Разговоры, смех, шутки, брань перемешивались с тем, что говорили его спутники. Он слушал и словно раздваивался между своими друзьями в линейке и теми безымянными, что шли по дороге рядом, которых в душе он тоже называл своими друзьями и братьями. «Мы едем, мы едем, мы едем», — твердил он про себя, пока вдруг откуда-то до него не донеслось стройное солдатское пение; он заслушался.
Но вот они свернули с шоссе и сразу же оказались в объятиях гор. Дорога еще не была крутой, но ехать стало гораздо труднее. Повозки двигались мучительно медленно. Их нагнала батарея лейб-гвардейской артиллерийской бригады. Прогрохотав мимо них, она ушла вперед. Но скоро у одного из орудий сломалось колесо, и батарея дожидалась, пока его сменят. Затем их опередили две кавалерийские сотни. Потом снова их нагоняли, плотно обтекая со всех сторон, пехотинцы. И когда наконец их линейки приблизились к Драгунскому лагерю, откуда, собственно, начинался не только крутой склон, но и тропа, по которой пришел Климент, время уже давно перевалило за полдень.
Григоревич не мог найти себе места от возмущения.
— Ну, что вы скажете! — воскликнул он. — Видите, что получается? Всегда у нас так!..
Климент не слушал его. Он высунул в оконце голову и внимательно разглядывал местность. Туман здесь был значительно реже, чем внизу, на равнине, но холод был сильнее, резче. Лагерь был расположен на огромной выпуклой, словно горб, поляне, лишь кое-где поросшей кустарником и деревьями, и на ней между орудиями, лафетами и ротными повозками густо толпились тысячи и тысячи солдат. Они жгли костры, грелись, расхаживали то туда, то сюда или тащили из ближнего леса срубленные сучья. Климент приглядывался к ним и не мог понять, почему они производят какое-то странное, даже комичное впечатление. Они двигались неуверенно, пошатываясь и поддерживая друг друга, словно пьяные. Что происходит? Что с ними? Неужели им дали водки больше положенного? Нет, это невозможно. Но тогда, вероятно, здесь очень скользко? Он соскочил с линейки, сделал два-три осторожных шага, один смелый и — хоп! — повалился на блестящий, покрытый крепким ледяным панцирем снег.
Друзья рассмеялись.
— Гололедица. Результат похолодания после теплых дней, — сказал Григорович, словно объясняя своим ученикам.
— Наконец-то и ты сказал что-то действительно умное! — вскричал Бакулин.
Увидев, что Нина Тимохина едва стоит на ногах, он подхватил ее под руку, чтоб поддержать.
— Благодарю, я сама, — сказала Нина и отошла в сторону.
А Ксения заливалась смехом.
— Вот так каток! Смотрите, смотрите, настоящий каток!
Она разбежалась, скользя по небольшому наклону, но тут же потеряла равновесие, взмахнула руками и крикнула:
— Ой, ой, падаю!
Какой-то офицер подбежал к Ксении, протянул ей руку, она схватилась за нее, чтобы удержаться, но увлекла его за собой, и они оба упали.
— Извините, извините! — кокетливо воскликнула Ксения, пытаясь подняться, и ждала, что тот ей поможет. — А, это вы! — удивленно воскликнула она, узнав в офицере Кареева.
Кареев подхватил ее под мышки и осторожно приподнял. В его темных глазах, обычно задумчивых, была неприкрытая насмешка.
Он помахал издалека рукой Нине Тимохиной и вместе с Ксенией пошел к их линейке, возле которой уже сгрудились еще несколько врачей и сестер. Поздоровавшись со всеми, Кареев подошел к Нине Тимохиной.
— Здравствуйте, Нина! Как дорога? — спросил он.
— Солдатам было куда труднее, Сергей.
— Теперь мы все станем пехотинцами, — улыбнувшись, заметил он. Улыбка у него была милая, в ней не было и следа прежней насмешки. — Да, большей беды не могло случиться!
— Беды?
Смех и шутки в группе врачей сразу же затихли.
— О какой беде речь, корнет? — обеспокоенно спросил Карл Густавович, подойдя к ним, поддерживаемый двумя санитарами.
— Вы, вероятно, имеете в виду гололедицу, Кареев? — спросил кто-то из врачей. — Да, она доставит нам всем немало хлопот.
— Она доставит нам хлопот? Можно, конечно, сказать и так. Но пойдем… Лучше посмотреть самим. Пойдемте, пойдемте!
Корнет Кареев повел за собой всю компанию врачей и сестер, но большая часть их вернулась с полдороги. Среди тех, кто решился идти до конца, были Климент, Бакулин, Ксения и Нина. Климент догадался, куда ведет их Кареев, и с ужасом представил себе, как скользят и падают люди на обледеневшей, пусть и расширенной саперами тропе. Еще не дойдя до так хорошо запомнившегося ему места, но увидев издали потревоженный людской муравейник, он понял, что главное начинается там. Но, чтобы попасть туда, нужно было пройти еще через буковый лесок. Когда же перед его глазами встал знакомый крутой склон, таким роковым образом связанный теперь с его жизнью, он охнул и затаил дыхание. Зрелище действительно было поразительным. Один за другим, один под другим, один над другим карабкались по тропе люди в шинелях. Сами продвигаясь вперед с огромным трудом, они еще тащили на себе ранцы, мешки, ружья, волокли за собой ящики с патронами, вталкивали на крутизну орудия, лафеты, переносили их по частям... Каждое дерево вблизи тропы, каждый куст, самый маленький выступ или скала были точкой опоры, к которой тянулись десятки и сотни рук, вокруг которой затягивались петли веревок... Но то и дело кто-то не удерживался, соскальзывал, увлекая за собой идущих сзади, и тогда десятки и десятки людей катились вниз. В воздухе стоял крик: «Берегись!», «Держись!..» И стоны, и смех, и злая брань.
— Господи! Как же мы здесь пройдем? — прошептала испуганная и растерянная Ксения. — Смотрите! Они несут раненых!..
— Что смотреть! — оборвал ее Бакулин. — Эй, скорее! Ребята, сюда! — крикнул он и, скользя и пошатываясь, побежал помогать санитарам. За ним кинулись и остальные.
Глава 19
Не было в Этрополе такого дома, куда бы Коста ни заходил с одним и тем же вопросом:
— Не заглядывал ли к вам наш земляк, доктор, бежавший из Софии?
И он рисовал портрет красивого, представительного мужчины, каким в самом деле был Климент. Большинство этропольцев, пожимая плечами, отвечали: нет. Но находились и такие, которые говорили:
— Есть тут такой доктор, да!
Или же:
— Доктор? На днях как будто его видел. Он все рассказывал, что ездит по селам, набирает работников.
— Погоди-ка! Каких работников? Он ведь доктор! Он с больными имеет дело.
— Да ты не из тех ли, ну как их там? — порой спрашивали его подозрительно.
— Что вы, из каких еще из тех! Просто брата ищу своего. Потеряли мы друг друга в Орхание. И он словно в воду канул...
Тут Коста по обыкновению присаживался и рассказывал всю историю с начала до конца.
Однажды на постоялом дворе ему сказали:
— Сегодня он был тут!
— Сегодня? — изумился Коста. — Где же он? Говори скорей! Отведи меня к нему, я тебе золотой дам...
Но из дальнейшего разговора он понял, что доктор привел из Лопян человек пятьдесят крестьян. Они нужны штабу Дандевиля прокладывать дорогу в горах. Доктор этот снова уехал, в Брусен, что ли, а вернуться он намеревался в ближайшие дни. Косте показались странными эти разъезды. Клименту вроде незачем здесь ездить. «И раз уже была необходимость набирать крестьян, почему брат не взял с собой меня? — нервничал и злился Коста. — Я ведь такие дела могу делать получше его».
