Павел Винтман - Голубые следы
1937–1939
Возвращение
Если вспомнить час прощанья…
Облака скользили к югу,
Вспышки молний освещали
Каждый нерв и каждый угол.
От грозы и от печали
Легким холодком тянуло,
Пальцы с пальцами встречались
И украдкой — поцелуи.
И казалось: нам расстаться —
Как горе сойтись с горою.
Ты сказала: — Возвращаться
Будешь, верю я, героем.
Это будет рано утром
После боя, перед счастьем.
Я войду и сброшу куртку —
Двери настежь, сердце настежь,
В поцелуе — сердце настежь…
Ты с испугом: — Смотрят люди!
— Ну и пусть. Теперь не страшно.
Победителей не судят.
1937–1939
Причина
Над нами с детства отблеск молний
медный.
Прозрачный звон штыков
и желтый скрип ремней.
Во имя светлой будущей победы
Нам суждено в сраженьях умереть.
1939
1939 год
Весенняя сорвала буря
Повестки серенький листок.
Забудет девушка, забудет, —
Уехал парень на Восток.
Друзья прощаются внезапно.
Сырая ночь. Вокзал. Вагон.
И это значит — снова Запад,
Огнем и кровью обагрен.
Снег перестал и снова начал,
Напоминая седину.
Уехал сын. Уехал мальчик
В снега. На Север. На войну.
Да будет вечно перед нами,
Как данный в юности обет,
Год, полыхающий, как пламя,
Разлук, походов и побед.
1940
Взятие Херсонеса (Из цикла «Номады»)
I. «— Сними, девчонка, шлем…»
— Сними, девчонка, шлем, оставь
тяжелый меч!
Отец и брат лежат на стенах рядом.
Ты зря идешь туда. Подобные чуме,
Ворвались в город буйные номады.
Да ты упорствуешь? Ты хочешь умереть
В своей нелепой эллинской гордыне…
Ну, нет, красавица! Тебе без пользы смерть,
А нам нужны красивые рабыни.
II. «От осад, от схваток, от погонь…»
От осад, от схваток, от погонь
К их столице мы пришли усталые,
Эй! Даешь огонь, огонь, огонь,
Город отдан нынче на поталу нам.
Обеспечен воинам успех,
Девушек насытим нашей силою.
Наша свадьба праведнее всех,
Самым смелым — самые красивые.
1940
Отступление
Мост забросил в реку два крыла,
Смотрится в пустынную дорогу.
Чуткая осенняя тревога
Гибкой тенью на воду легла.
— Вслед взлететь бы, крыльями
взорлив!
— Погоди, не брошен, не забыт ты.
Простучат в последний раз копыта,
Вспыхнет шнур, восторжествует взрыв.
1940
«Все молятся богу какому-нибудь…»
И. Сельвинскому
Все молятся богу какому-нибудь,
Так водится издревле в наших
Рассеях.
Но ты, непреложен суровый твой путь, —
Как компас, который всегда на север.
Святоши не могут такого простить,
Они никогда не прощают такого.
Они клеветой окружают твой стих,
Как льды окружают огонь ледокола.
1940
Мартину Идену
Смоленые лодки и сети под тыном.
Над морем бакланы, летящие прямо.
Мальчишка родился, назвали
Мартином —
По имени птицы, большой и упрямой.
Тебя и друзья, и девчонки любили.
Куда ж ты ушел? И чего там достиг ты?
Настигнут на суше туманом и штилем,
Матрос, ты вернешься,
чтоб в море погибнуть.
Нет, ты не из Фриско.
Не там ты родился.
Писатель ошибся, я знаю точнее.
Ты вырос и умер, где сети и пристань,
А город не твой, и не мой, и ничей он.
1940
«Когда косые бригантины…»
Из М. Рыльского
Когда косые бригантины
Уйдут в моря,
На взморье девушку покинет
Один моряк.
Пригнется парус, вскрикнет птица,
В закат упав…
Тогда слезой осеребрится
Ее рукав.
Далекий край, другие травы,
Весенний свет.
Он им отдаст свой кучерявый
Простой привет.
Другая девушка поднимет
Цветок тот, знай,
Когда прибудут бригантины
В далекий край.
1940
Київ
— Эй, на ладье! Озовись, озовитесь! —
Встал на горе белокаменный витязь.
Хану не спустит, купцам не уступит —
Хочет — задержит, захочет — отпустит.
Хочет — заедет, зацепит баграми,
Подать возьмет, придержав за буграми.
Эй, на ладье, озовись, озовитесь! —
Встал на горе белокаменный витязь.
1940
Подол
Начинаются будни у самой реки —
Неуклюжие, портовые…
Географии самой простой вопреки,
Этот город — совсем не Киев.
Здесь соленые глыбы задумчивых барж,
И серебряный мост висячий,
И сиреневый дым, и соломенный пляж,
И коричневые босячки…
1940
Гроза
Гроза неожиданна. Тучи такие,
Как будто татары напали на Киев,
И стелются по ветру черные гривы,
И молнии — сабли, взлетевшие криво,
Над серым Днепром, над Печерском горбатым!
Дивлюсь, что грозу не встречают набатом!
1940
«Вечер шелком шуршащим плещет…»
Вечер шелком шуршащим плещет.
Киев — город красивых женщин.
Бесконечно готов Крещатик
Уводить их и возвращать их.
1940
Киев
Ветер юности, ветер странствий,
Я люблю тебя, я — люблю!
Потому и готов я — «здравствуй!»
Крикнуть каждому кораблю.
Я и сам ведь корабль,
недаром
Не мила мне земная гладь.
И подруга моя, как парус,
Высока, и чиста, и светла.
И недаром, из песен вырван,
Книгу наших путей открыв,
Он стоит на крутом обрыве,
Романтический город — Киев.
1940
«Встретилась лучшая, встретилась первая…»
Встретилась лучшая, встретилась первая,
В сердце вошла угловатой походкою,
Ветром казалась — серебряным, северным,
Ранней весною — сквозной и холодною.
Это из скромности ты назвалась только
Обыкновеннейшим девушки именем —
Первая ласточка! Первая ласточка!
Крылья бровей над рекою раскинула.
1940
Брачный полет
Вечер страстью полнила
Туча грозовая,
Голубая молния
Тучу разрывала.
Пробирался рельсами,
Как лесной тропою,
Нелюдимый, девственный
Пригородный поезд.
Стыки глухо хлопали,
Как в таверне двери,
И пьянели оба мы
Медленно и верно.
Сосны в сон уставились,
Звезды стали выше…
Я не помню станции,
На которой вышли.
Но зато запомнил я,
Как любимой вздохи,
Голубые молнии,
Дальние сполохи.
1940
Поэт
Удел мой светел, жребий мой высок.
Огромен мир, желаниям отверстый.
Легли за мной дороги, песни, версты,
И седина ложится на висок.
Ручей судьбы от жажды пересох,
Я много пил, но только выпил мало.
Когда б родиться вновь, когда бы все
сначала!
Удел мой светел. Жребий мой высок.
1940
Творчество
Где-то здесь, совсем недалеко,
Звонкие, как черти, тополя.
Ветер волком залетает в лог.
Ожидает пахаря земля.
Где-то здесь все просто и легко,
Где-то здесь — прийди и обрети!
Где-то здесь, совсем недалеко,
Только нет в ту сторону пути…
1940